Роман Добрый - Гений русского сыска И.Д. Путилин

Казалось, точно неведомые существа-призраки, появившись на земле, вновь устремляются в ее таинственные недра.

– Однако с последнего раза сколько воды прибавилось здесь! – прозвучал опять тот же резкий голос.

– Как они смеют?! Как они смеют?! – В бешенстве юный граф бросался к железной двери, что есть силы колотил в нее руками и ногами.

– Пустите меня! Вы, преступники, палачи, слышите ли вы меня?

Ни звука. Ни шороха. Точно в могиле. Тогда он бросался к окну и каждый раз в ужасе отшатывался…

И вспомнились ему угрожающие слова: «Смотрите! Бог иногда мстит вероотступникам…» Но ведь он не отступился от Христа. А какой же есть еще Бог? «Вы приговариваетесь к смерти через поцелуй Бронзовой Девы», – погребальным звоном гудит в его ушах приговор судей-палачей. Болеслав Ржевусский громко, жалобно зарыдал.

Вдруг он вскочил и с каплями холодного пота на лбу стал прислушиваться. Что это? Голоса? Шаги? Да, да, все яснее, ближе… Вот уже у самых дверей его каземата. Он задрожал всем телом, выпрямившись во весь рост.

С протяжным скрипом раскрылась дверь. На пороге со свечами в руках стояло несколько фигур, одетых в рясы-сутаны.

– Так как вам трудно говорить, о. Бенедикт, то позвольте мне вместо вас напутствовать на смерть и поддержать дух преступника… – донеслось точно издалека-издалека до несчастного молодого графа.

Два монаха-иезуита торжественно внесли какое-то белое одеяние.

– Что это… что это значит? Что вам надо? – в ужасе попятился от вошедших Болеслав Ржевусский.

– Сын мой! – начал торжественным голосом старый монах-иезуит. – Вы уже выслушали смертный приговор, произнесенный вам тайным трибуналом святых отцов. Соберитесь с духом, призовите на помощь Господа. Этот приговор будет приведен в исполнение сейчас.

– Что? – дико закричал граф.

– Сейчас вы искупите ваши страшные грехи.

– Вы лжете! Слышите: вы лжете! Я не хочу умирать, вы – палачи, убийцы! Вы не смеете меня умертвить.

– Сын мой, все напрасно: еще ни один наш приговор не оставался без исполнения.

Два монаха приблизились к осужденному.

– Оденьте вот это одеяние, а свое скиньте. Это последний наряд приговоренных.

И они протянули обезумевшему от ужаса молодому человеку белый балахон с широкими разрезными рукавами, веревку и белый остроконечный колпак.

– Прочь! – исступленно заревел граф, отталкивая от себя служителя палачей. – Спасите меня! Спасите меня!

Безумный крик вырвался из камеры и прокатился по коридору.

– Я должен предупредить вас, сын мой, что если вы не облачитесь добровольно, придется прибегнуть к силе. Возьмите же себя в руки: вы умели бесстрашно поносить Святую церковь, умейте же храбро умереть. Я буду читать, а вы повторяйте за мной: Pater noster, qui in coclum [21]…?

– Помогите! – прокатился опять безумный крик ужаса, страха. Но веревка уже была ловко накинута на руки осужденного.

Граф рванулся – руки были связаны. Его повалили на соломенный матрац и насильно стали облачать в страшный предсмертный наряд.

– Свяжите ноги! – отдал приказ иезуит. – Готово? Поддерживайте его с двух сторон и ведите!…

И скоро из камеры вышла белая фигура мученика-осужденного со связанными руками и спутанными ногами.

Шествие открывал престарелый патер-иезуит с распятием в руках. За ним, поддерживаемый двумя черными сутанами, шел осужденный граф. Теперь он не кричал, не сопротивлялся: предсмертный ужас овладел им. Сознание как-то совсем покинуло его.

Когда процессия поравнялась с той таинственной комнатой-судилищем, где был произнесен смертный приговор, из нее вышла новая процессия, которую возглавлял «его эминенция». У всех в руках были зажженные свечи.

При виде новых лиц граф Ржевусский словно пришел в себя.

С раздирающим криком он рванулся из рук державших его иезуитов.

– Во имя Бога, спасите меня! Пощадите меня!

– Вы призываете Бога?… С каких пор вы, еретически поносивший Христа и Святую церковь, уверовали в него? – раздался резкий, суровый голос.

– Неправда!… Неправда! Клянусь крестом, я не поносил ни Бога, ни Святую церковь.

– Вы лжете! Вы говорили, что служители католической церкви, отцы-иезуиты, торгуют Христом оптом и в розницу.

– Но разве иезуиты равносильны Христу? – с отчаянием закричал граф.

– Вот видите: вы поносите тех, которые служат Его Величию… Довольно. В этом мире уста ваши не будут больше произносить хулы. Вы предстанете сейчас на суд Его самого.

По знаку, поданному старшим духовным лицом, мрачные своды страшного коридора огласились пением процессии.

– Morituris laudare dеbet Deum [22]… – послышались торжественно заунывные звуки реквиема.

Поняв, что все кончено, что спасения нет и не может быть, граф стал точно безумным.

Громовым голосом он старался заглушить страшное похоронное пение.

– Негодяи! Убийцы! Палачи! Вы оскверняете алтари. Руки, которыми вы держите распятие, обагрены кровью! Я умру, но моя смерть жестоко отомстится вам. Ваши проклятые гнезда будут разрушены…

– Ad misericordiam Christi ас santissimae Vipginis Mariac [23]– все громче и громче гремит процессия.

– И они еще произносят имя Христа! О, подлые изуверы-богохульцы! – Лицо осужденного сделалось страшным. Колпак еретика слетел с его головы. – Будьте вы прокляты!

В конце коридора (в нише) виднелась бронзовая статуя Богоматери. Спокойно скрещенные руки, печать святой благости и любви на св. челе.

– Что это… что это такое?

– Статуя Святой Девы.

– Но вы… вы приговорили меня к смерти через поцелуй Бронзовой Девы?

– Так.

– Так… как же я могу умереть через поцелуй святых бронзовых уст? Да не мучьте меня! Говорите! Я с ума схожу, палачи!

– Вы это узнаете… – загадочно ответил добровольный палач. – Где о. Бенедикт? Он должен дать последнее напутствие осужденному.

– Отца Бенедикта не было! Он исчез.

– Что это значит? Где же он? – строго спросил его эминенция.

– Не знаем… может, отлучился… Он, кажется, болен…

– Тогда исполните эту обязанность вы, о. Казимир. Молодой граф пошатнулся. Красные, синие, желтые, фиолетовые круги и звезды замелькали, закружились в его глазах.

«Конечно… все кончено… Смерть… идет… вот сейчас… Господи, спаси меня… Страшно… что со мной будут делать?»

Его глаза с ужасом, тоской и мольбой были устремлены на кроткий лик Бронзовой Богоматери.

– Спаси меня! Спаси меня! – жалобно простонал он.

– Вы должны покаяться в ваших грехах, сын мой… Скоро вы предстанете перед Вечным Судией.

– Не хочу! Пустите меня, пустите! – осужденный почувствовал, что его крепко держат и все ближе подводят-подталкивают к бронзовой статуе.

В груди все застыло. Волосы шевелятся на голове… Перед глазами – все, все прошлое, вся жизнь, молодая, кипучая, радостная, с песнями, с любовью, цветами, с воздухом и солнцем.