Евгений Греков - «Хитрая» контора

– Да нет, просто я так считаю, что в бухгалтерии все крутят. Всегда у них все правильно: дебет-кредит! Моя половина, твоя половина, а то, что осталось, еще пополам, – парень усмехнулся со всезнающим выражением.

На этом беседа Яснова и Лученка себя исчерпала, подполковник и так убил здесь уйму времени. Назад с Некрасовской Виктор Павлович и Елена возвращались не слишком веселыми. Они делились между собой возникшими соображениями, и многие из них были совершенно противоположными. А вот мнение о том, что кража эта с двойным дном, сложилось у них единым.

– Для меня, Виктор Павлович, – говорила Обручева, – главный парадокс этого дела заключается в том, что улики нам оставили либо искусственно, либо полные неумехи от уголовного промысла, но от того, что мы не находим для этого достаточных объяснений, все-таки попахивает здесь чьим-то профессионализмом, либо же богатой фантазией. Так что от банальной кражи можно вполне ожидать увлекательного продолжения!

– Ты уже успела себе голову достаточно поломать, и тебе же еще предстоит сегодня беседа с этими девицами… – Яснов сочувствующе вздохнул.

– Ничего страшного, Виктор Палыч! – успокоила его Лена. – Я еще на завтра попросила Лескова подъехать с утра и планирую с Сопруновым все досконально осмотреть вновь, на свежую голову. День завтра субботний – никто из посторонних не будет надоедать и толкаться.

– А почему именно с Сопруновым, Елена Владимировна? Обижаете! Неужто опыт начальника уголовного розыска окажется в этом деле лишним?..

– Ой, да что вы, Виктор Палыч! Мне просто неудобно беспокоить вас в выходной… – она сидела на переднем сиденье вполоборота к нему, и подполковник заметил, что следовательша смутилась и поспешно опустила глаза.

– Тогда договоримся, девушка, так. Раз завтра суббота, то пусть мой подчиненный и отдыхает, а мы поработаем. Хорошо? – Яснов изучающе глянул на Лену, но произошло это в тот момент, когда и она подняла на него свой взор. Наступала очередь подполковника ощутить неловкость. Спасибо еще водитель резко притормозил и крутанул руль вправо перед перебегавшей дорогу кошкой.

– Мне думается, – как ни в чем не бывало вновь заговорила Обручева, – что в бумагах все-таки что-то искали, и весь этот погром не что иное, как маскарад. Деньги – всего лишь дополнительная добыча. Другой вариант, что польстились все же на деньги, зная, что отсюда их легко взять. Тогда кто эти всезнайки? Да конечно же, работающие или работавшие. Но меня по-прежнему смущает грандиозный хаос: его так старательно наводили, что явно переусердствовали! Зачем? Чтоб натолкнуть нас на мысль: случайные воры упорно искали денежки?

– Что-то ты, Лена, и впрямь с запасом нафантазировала для такой заурядной кражи… – улыбнулся начальник УгРо.

* * *

Нинку с Наташкой в кабинет к Обручевой сопроводили мигом, стоило только ей позвонить дежурному.

Девочки не испытывали ни грамма растерянности и повели себя крайне развязано. Высокая и худая, в полосатых ярких чулках – это была Наташка Костромская – принялась дерзить прямо с порога, причем самым бесцеремонным образом:

– Ой, Нинка! – она прыснула в кулачок. – Я думала здесь мерин будет сидеть, а тут такая девочка… Ух! – тонконогая подмигнула следовательше накрашенным глазом. Однако видя, что та не отреагировала на ее выпад, продолжила с пущей наглостью: – Раскинем базарчик, да лейтенантша? Кабинетик у тебя маленький, но ничего; костюмчик зелененький на тебе нормально сидит, под цвет глаз…

– Девушка, хватит ломаться! Вы не артистка варьете! – попыталась охладить ее пыл Обручева.

– Ой, Нинка, я балдею! – длинноногая повернулась к подруге. – Она про варьете вспомнила!.. – и вновь в сторону Обручевой: – Это почему же не артистка? Мы что, хуже тебя? Как раз в варьете мы и готовились, да твои менты обломали.

– С таким поведением вам только в тюрьму готовиться, девушки! – по-прежнему оставаясь спокойной, проговорила Елена.

– Да брось ты пугать, лейтенантша! – отмахнулась Костромская в то время, как ее пышногрудая подруга продолжала молчаливо рассматривать потолок. – Ты ведь молодая, должна понимать в современной жизни. Вот старшина, – девица обернулась в сторону притулившегося к стене милиционера, лет пятидесяти, сопровождавшего их, – он хоть и старенький уже малость, но сойдет… Если бы ты сходила куда прогуляться, мы бы с Нинкой его в раз совратили. И он бы помолодел, и нам в кайф.

Девицы одновременно захохотали, а старшина, багровея, досадливо крякнул. Он не знал, как повести себя в присутствии незнакомой молодой следовательши.

Непрекращающееся нахальство девиц в конце концов возмутило Елену Владимировну.

– Ну вот что! – она было потянулась к телефонной трубке, однако вспомнила для чего здесь стоит старшина и закончила: – Хотела я по-хорошему, но да черт с вами, начинайте с распределителя!

– Да ладно тебе, Наташка! Чего придуриваться-то щас, – наконец подала голос вторая девица, пытаясь образумить подругу. – Мы больше не будем! – по-детски заверила она Обручеву и для достоверности хлюпнула носом. – Что мы, преступницы какие?! За что нас сюда привезли?

– Хватит тебе слюнявиться, крыса несчастная! – возмутилась длинноногая. – Нашла место, где слезы в жилетку пускать! – она резко дернула Нинку за руку.

Но Елена медлила с окончательным решением, и возможно это повлияло-таки на Костромскую – она заговорила вполне серьезно.

– А чо, действительно! Мы чо, обокрали кого? Парней и то не повезли в этот клетушник – обидно все-таки! Вы что-то выискиваете, а у вас не выходит. Вот вы со зла нас и поволокли! Или, может, я не имею права распоряжаться собственными ляжками, как мне этого хочется?! Но я у интуриста не стою, за валюту трусы не снимаю, хоть Ельцин давно разрешил торговать всем и везде! – Наташка победно поглядела на следовательшу.

– Девушки, к чему эта пустая демагогия?! Лично ты, Наташа, какие претензии предъявляешь ко мне? Твое заявление, что ты не стоишь у интуриста, выглядит так, будто это я там стою, а теперь еще смею задавать какие-то вопросы! У всех есть свои обиды… А проблемы нашего общества ты знаешь не хуже меня! Я же, в данный момент, исполняю свою работу, за которую мне платят деньги. Что касается ваших личных затруднений – а я их не знаю, – то в любом случае они не решаются в этом кабинете. Правила же приличия и нормы морали существуют в любом государстве и поддерживаются между людьми.

Замолчав, Обручева подумала, что эти слова, конечно, набили оскомину, но иначе не скажешь.

– Красиво, лейтенантша, ты говоришь, только это давно использованная жвачка. Я многие сказки изучила еще в школе. Помню, в седьмом классе училась… Банальная история называется… Мамаша напьется – ей не до меня, да и у трезвой полтинник не выпросишь! Короче, преподавал у нас в школе гражданскую оборону один молодой дяденька. Девчонки с девятых-десятых классов все от него без ума ходили… У нас в школьном подвале тир был, и он там стрельбу преподавал, а мне ужасно хотелось научиться стрелять, однако разрешалось это лишь с девятого класса. Но я хоть и тощая была, зато самая длинная в своем седьмом бэ, и стала я регулярно отираться около того тира. Заметил меня Григорий Александрович Печорин (так его девки наши между собой называли), а настоящая-то фамилия у него была Северин, Олег Иванович, ну и спросил, что я здесь делаю. Я сказала, что хочу научиться стрелять, а он поинтересовался, из какого я класса. Нельзя, говорит, директор узнает – мигом взбучку устроит. Стала я его уговаривать, ну и, короче, он согласился заниматься со мной вечерами, чтоб никто не знал. Внимательным он дядечкой оказался: кроме занятий, каждый вечер давай угощать меня то пирожными, то мороженым, а потом зонтик красивый подарил ни с того ни с сего. В тот вечер мы с ним не стреляли, и я сразу почуяла, что что-то произойдет. Сидели мы рядышком, он мне неожиданно руку на коленку положил, я и затихла, как мышь в норе. Вот тогда Печорин и начал действовать потихоньку. Платье на мне школьное было – так, фантазия одна, поэтому я поняла, что к чему, уже когда он под плавочками вовсю рукой гладил. Мне и стыдно, и плакать хочется, а язык словно к зубам прирос – ведь он столько обо мне беспокоился … Короче, так и попробовала, а дальше уж пошло-поехало как по маслу.