Карина Демина - Философия красоты

– С чего вы решили?

– С таким задумчивым видом вертите карандаш, будто раздумываете, с какого конца его удобнее прикурить.

– Не возражаете? – Эгинеев испытывал восхищение пополам со смущением: от пронзительного взгляда мадам Петроградской ничто не укроется. Ценный свидетель, хоть и своенравный, такая, чуть что не по ней, враз закроется, отговорившись возрастом, слабым здоровьем и прогрессирующим склерозом, тогда адью показания. Нет, с Революцией Олеговной обращаться надо бережнее, чем с гранатой без чеки. А курить и вправду охота, к тому же на столе пепельница, не для развлечения же ее поставили.

– Курите ради Бога.

– А вы?

– Милый юноша, трубка тем и хороша, что, в отличие от ваших сигарет, ее нельзя курить каждые пять минут, а в моем возрасте – это несомненный плюс. Трубка требует бережного, уважительного обращения. Но вы спрашивайте, спрашивайте, не стесняйтесь.

Не стеснятся в присутствии Петроградской было сложно. То же самое, что не стеснятся на закрытом балу в честь Ее Величества королевы Великобритании, на который проник по поддельному пригласительному билету. Того и гляди, за шиворот схватят да спустят с лестницы.

– Кто обнаружил тело?

– Леля. До чего бесцеремонная особа, заглянуть в ванную комнату, когда молодой человек – заметьте, не муж, не жених, не близкий родственник – купается? Это верх неприличия. Не сочтите меня ханжой и престарелой моралисткой, но я привыкла говорить, что думаю.

– Значит, если я правильно понял, Леля пришла в гости к вашему внуку, а тот принимал ванну, она заглянула и обнаружила тело. Так?

– Не так. – С явным удовлетворением в голосе произнесла мадам Петроградская. – Леля не пришла, Леля здесь живет. Рома принимал ванну, а она заглянула и, соответственно, обнаружила. Мы позвали Сергея, а тот уже позвонил в милицию. Я проследила, чтобы в ванной комнате никто ничего не трогал.

– Спасибо.

Здравомыслие этой особы поражало, Революция Олеговна была спокойна, рассудительна и даже иронична. Неужели ей ни капли не жаль внука? Или дело в затаенных конфликтах, в подводных течениях и невидимых глазу постороннего бурях, что время от времени бушевали на просторах этой квартиры? Старая бабка и красивая девушка, почти невеста, не задумали ли молодые избавиться от надоедливой старухи-надсмотрщицы, характер-то у нее еще тот. Может, планировали выселить из квартиры в дом престарелых? А Революция Олеговна узнала и… А что, пожалуй, отравление ей подходит: жестоко, но по-старомодному изящно. Определенно, имеет смысл покопаться в том мусорном ведре, которое психологи гордо именуют межличностными отношениями.

– То есть, Леля живет с вами?

– Вас это удивляет? Кажется, сейчас это модно, просто жить друг с другом, никак не регистрируя отношения. Гражданский брак – друг молодежи.

– Расскажите про Лелю. – Эгинеев намеренно проигнорировал раздражение, прозвучавшее в ответе Революции Олеговны.

– Про Лелю? – Собеседница усмехнулась. – Думаете, не понимаю, в какую сторону ваши мысли идут? Двое молодых решили избавиться от старухи, которая мешала жить в счастье и согласии, но просчитались, она успела раньше. Пожалуй, в другой ситуации, милый юноша, ваши логические построения имели бы смысл, у меня вполне достало бы духу на убийство – кстати, еще не доказано, убийство ли это – однако вы видите лишь малую часть общей картины. Ладно, охота вам слушать про эту маленькую дурочку, пожалуйста. Расскажу.

– Буду весьма вам благодарен. – Эгинеев чувствовал, как пылают щеки, и опустил глаза: уж лучше рассматривать остроносые, украшенные стразами и шелковыми цветами тапочки Революции Олеговны, чем встречаться с не взглядом. Какой позор!

– Сразу поясняю: имя, фамилию, отчество, дату и место рождения спросите у самой Лели, я к ней в паспорт не заглядывала. Понятия не имею, с какой помойки Роман приволок эту Лелю, но с первого взгляда было видно: девчонка – дура. Совершеннейшая, непроходимая дура. Я еще готова смириться с отсутствием хороших манер, неграмотностью и необразованностью. Представляете, она пребывает в полной уверенности, будто Распутин – это такой сорт водки, а крепостной – тот, кто живет в крепости. – Революция Олеговна гневно фыркнула. – Я, конечно, понимаю, образование – еще не повод, чтобы отворачиваться от человека. Тешила себя надеждой, что у девочки просто не было возможности учиться, и пыталась ей помочь, но милое создание упорно отвергало любую помощь. Учеба – не для нашей Лели, ее интересовали модные тряпки, тусовки, подружки и любовники подружек, при этом лексического запаса не хватало даже на то, чтобы описать новое платье или там, к примеру, сумочку. Вместо слов – мат и сдавленные охи-ахи. У Лели душа состоит из тряпок и сплетен. Я вас еще не утомила?

– Нет, нет, что вы, – бодро соврал Эгинеев.

– Итак, Рома привел Лелю не так давно, пару месяцев… Сейчас сентябрь, верно?

– Верно.

– Значит июль… нет, июнь или конец мая. Помню, жарко было, а она в неприлично коротком сарафане заявилась, прозрачный такой, все прелести на виду. Больше всего меня поразила, что сарафан белый, а белье черное, оказалось – мода такая.

– Как Роман объяснил ее появление?

– Никак. Сказал, что Леля отныне будет жить с нами.

– А вы? Согласились?

– Разве мое согласие что-то значило? Помилуйте, кто и когда слушал нотации престарелых родственниц, все молодые свято убеждены, что те, кому старше тридцати, пребывают в глубоком маразме и не способны мыслить здраво. Да, я могла выставить Лелю за дверь, официально квартира принадлежит мне, куплена на мое имя и на мои деньги… пришлось продать старую, приличный дом, пять комнат, два балкона, высокие потолки… Поверьте, для меня этот вопрос весьма болезнен.

– Зачем тогда продавали? – Кэнчээри насторожился. Вроде бы пустяк, квартира, проданная невесть когда. Но, с другой стороны, где квартира – там деньги, и немалые, а, где деньги, там и мотивы.

– Требовалось оплатить образование Романа. На мой взгляд, подобных денег оно не стоило, но разве ж меня спрашивали? Сначала Маша, моя единственная дочь, бросает дом, учебу, друзей ради какого-то проходимца, убегает тайно, врет, будто к подруге на дачу отправляется, а сама на самолет и к своему… Двадцать лет ни звонка, ни письма нормального, только открытки к Новому году, спасибо и на этом. – В железном голосе Революции Олеговны прозвенели обиженные нотки. – Потом звонок в дверь и здравствуйте, появляется на пороге Ромочка, внук мой с письмом от Маши. Дескать, дорогая бабушка, примите, приютите… Вам я кажусь циничной?

– Нет, что вы.

– Не врите. Терпеть не могу врунов. – Революция Олеговна презрительно поджала губы. – Запомните, молодой человек, никогда не спешите сказать неправду, зачастую ложь оборачивается против человека, ее произнесшего. Впрочем, и правда не всегда на пользу.