Елена Михалкова - Тигровый, черный, золотой

– Боюсь, я ничем не могу вам помочь, – суховатым официальным тоном сказала она. – Оценка картин не входит в мою компетенцию. Вам лучше обратиться за этим к самому Бурмистрову.

Показалось ему или при имени художника по ее лицу пробежала едва заметная неприязненная гримаса?

– У вас есть идеи, кто мог быть заинтересован в краже?

– Ни единой.

Ксения сложила руки на груди, недвусмысленно говоря: нам пора заканчивать. И причиной тому был его вопрос о стоимости картин.

Сергей смирился с поражением и лишь спросил, кто из сотрудников музея может знать больше о прошедшей выставке. Он собирался опросить всех, но начать хотел с самых осведомленных.

– Кулешова работала в воскресенье, – подумав, сказала Ксения. – Она первую половину дня была в залах, и вечером я видела ее среди художников. Я вас провожу.

Бабкина отвели в маленькую комнатку на втором этаже. Подоконник был плотно уставлен горшками с фиалками. Над цветами нависла худая сутулая фигура в длинной серой хламиде.

Фигура обернулась, и Сергей узнал в ней мышь.

– Юлия Семеновна, возвращаю нашего детектива, он жаждет общения с вами, – отрапортовала Ксения и исчезла прежде, чем он слово успел сказать.

В глазах мыши отразилось беспокойство. Бабкину даже почудилось, что она в шаге от мысли окропить его из леечки, чтобы он растаял, как старая колдунья из сказки.

Сергей откашлялся, спросил, можно ли присесть, и, пока мышь растерянно молчала, без разрешения занял стул.

– Юлия Семеновна, вы присутствовали в воскресенье на выставке Имперского союза, – без предисловий начал он.

– Да… Была… – Казалось, ей не хотелось в этом признаваться. – Вы меня в чем-то подозреваете?

– Я?! – искренне удивился Сергей. – Ни в коем случае. Мне кажется, вы чрезвычайно ценный свидетель.

– Именно поэтому вы сорок минут расспрашивали Ксению Львовну, – кротко заметила мышь. Сергей расслышал в ее голосе ехидство.

– Ксения Львовна дала мне общую картину, – нашелся он. – Однако детали не менее важны.

Тонкие поджатые губы несколько расслабились. Мышь поставила лейку и присела на краешек стула.

– И какие детали, по-вашему, я могла заметить? Все проходило как обычно. Это не первый раз, когда Имперский союз выставляется у нас: мы регулярно предоставляем им площадку.

– Расскажите, как проходил воскресный день на выставке, – попросил Сергей. И, сделав небольшую паузу и изобразив стеснение на лице, добавил: – Если вас не затруднит… Можно попросить чаю? С утра без завтрака, весь день на ногах…

Это была наглая ложь. Однако Бабкину нужно было расположить к себе эту ехидную мышь в хламиде или хотя бы добиться, чтобы она перестала считать его опасным. Самый верный способ – поставить себя в зависимость от чужой доброты. Женщина, которая заваривает чай, чувствует себя хозяйкой положения. Он ввалился в ее фиалковый рай, занял собой все пространство – неудивительно, что мышь принимает его в штыки. Да и первое впечатление было неудачным…

Несколько секунд женщина колебалась. Сергей покорно ждал.

– Хорошо, – наконец вздохнула она. – Но учтите, кроме печенья, мне предложить вам к чаю нечего.

Бабкин рассыпался в благодарностях.

Чай ему подали в тончайшего фарфора чашке, и он все время, держа ее в пальцах, боялся, что она лопнет, точно яичная скорлупа. И тогда взмахнет Юлия Семеновна своей хламидой и обратится в мышь, но не простую, а летучую, и вопьется ему в яремную вену острейшими своими резцами. Он читал, что где-то в Аргентине обитают летучие мыши, питающиеся кровью лошадей и овец. Даже название засело в памяти: «Мохноногий вампир».

С трудом отогнав видение маленькой крылатой мохноногой Юлии Семеновны, присосавшейся к его шее, Сергей с величайшей осторожностью поставил чашку на блюдце и достал блокнот.

– Значит, вас интересует воскресенье, – задумчиво проговорила Кулешова. – Что ж… Я присутствовала в качестве смотрителя. Какие-то люди обращали внимание на работы Бурмистрова, но, как бы вам сказать… Их внимание носило оттенок зубоскальства.

– То есть никто из зрителей, которых вы видели, не планировал покупать его картины? – уточнил Сергей.

– Ни в коем случае. Для них эти произведения были не более чем поводом для шуток. В течение дня приходили друзья и близкие художников… Поддержка такого рода очень важна, но иногда зрителей со стороны не остается вовсе. Куда ни глянешь, везде чья-нибудь тетя или бывшие жены.

– Бывшие жены? – заинтересовался Сергей.

Кулешова махнула рукой и, как ему показалось, слегка зарделась.

– Чьи это были жены?

– Увольте меня от обсуждения личной жизни творческих людей!

Сергей мысленно поставил пометку: проверить жен.

– Юлия Семеновна, я слышал, вы дружите с Павлом Ульяшиным?

– Кто вам такое сказал?! – вскинулась она. Бабкин удивленно взглянул на нее, и она снизила тон: – Впрочем, да… Это нельзя назвать в полной мере дружбой – скорее, уважительное отношение равноправных существ, подпитываемое взаимным теплом и интересом…

«Секс был, романа не было», – перевел Сергей.

– Когда-то мы были ближе, я увлекалась живописью, но со временем каждый из нас занял свою нишу в отдалении от другого. Хотя мы по-прежнему рады видеть друг друга. Павел Андреевич – выдающийся профессионал, я горжусь знакомством с ним. Смею надеяться, он мог бы сказать то же и обо мне…

«Секс был давно, продолжения не имел», – скорректировал Бабкин.

– Юлия Семеновна, как проходил вечер воскресенья?

– В пять было официальное закрытие. Ульяшин произнес короткую речь, а затем все начали расходиться и собираться.

– Расходиться и собираться? – переспросил Сергей.

– Дело в том, что традиционно после закрытия устраивается нечто вроде небольшого… – Кулешова сделала паузу, и взгляд ее упал на чайник, – … чаепития! Возможность в тесном творческом кругу обсудить прошедшее событие неоценима. Кто-то уходит, взяв картины, но кто-то остается. Как правило, самый тесный круг – те, кто давно знает друг друга… Но бывают и новые лица.

– Чаепитие – это застолье? – уточнил Сергей, плохо понимавший эзопов язык.

Женщина строго взглянула на него:

– У нас это называется завершающим мероприятием.

Бабкин, вспотевший от чая, хотел попросить ее открыть окно, но взглянул на фиалки и передумал.

– Вы присутствовали на нем?

– Да, меня пригласили.

– Это… чаепитие чем-то отличалось от предыдущих? – Бабкин досадовал, что ему приходится вытягивать из нее все клещами. Но он чувствовал, что Кулешова не просто так заговорила о нем.

И вдруг лицо его собеседницы озарилось хищной улыбкой, а в глазах загорелся такой плотоядный блеск, что Бабкин на мгновение заподозрил, будто Юлия Семеновна только что на его глазах сошла с ума.