Дмитрий Корсак - Смайлик на асфальте

– Интересуетесь детскими рисунками? – хмыкнул Артём. – Могли бы выбрать и получше.

– Детскими? – поднял брови мужчина. – Вряд ли это рисовал ребенок. Я много бы дал, чтобы узнать, кто и когда сделал этот рисунок.

– Кто – не скажу, а когда – можно предположить. До момента, как трамвайчик скрылся под мостом, этого рисунка не было. Я проходил по мосту.

– Точно?

– Да, я стоял вот там, – Артём показал на набережную.

– Что-нибудь заметили? – быстро спросил незнакомец. Теперь его взгляд стал напряженным, как у старого служебного пса.

– Откуда? Тут такая суматоха началась. Все смотрели только на теплоход.

– Почему, кстати, сегодня так много людей?

– Все хотят быть счастливыми. Неужели не знаете? Если загадать желание седьмого июля в семь часов утра, то оно сбудется. Городская легенда.

– И что, сбывается? – усмехнулся незнакомец. – Не знал, а то пришел бы пораньше.

Он достал из кармана полиэтиленовый пакетик, раскрыл перочинный нож и сделал соскоб краски.

– Откуда вы? Частный детектив? Страховая? – не утерпел Артём.

– Что-то вроде того. Раньше работал следователем, сейчас на пенсии. А за этим, – он кивнул на смайлик, – я уже два месяца безуспешно гоняюсь. Этот рисунок объединяет четыре совершенно несвязанных на первый взгляд смерти. Два месяца назад умер французский бизнесмен, месяц назад погиб молодой человек, прошлой ночью после спектакля на Дворцовой умерла девушка…

Предчувствие тревожной волной накатило на Артёма. Он подался вперед.

– Девушка?.. Как ее звали?

Незнакомец внимательно посмотрел на Артёма, словно раздумывая, назвать имя или не стоит, но затем все же ответил:

– Ольга Молчанова.

– Фото! У вас есть ее фото?! Или хотя бы дата рождения?

Еще один долгий задумчивый взгляд, затем мужчина достал из кармана смартфон. С экране на Артёма смотрела Ольга.

Не сдержав эмоции, Артём схватился за голову.

– Господи…

– Знакомая?

Он не сразу смог ответить. Слова застревали в горле.

– Она приходила ко мне в пятницу… с подругой… Говорила, что ее хотели убить. Вернее, это подруга говорила… А Ольга, наоборот, считала, что ничего серьезного… что ей показалось.

– Зачем приходила?..

– Гороскоп ей составлял. Ей бы неделю поостеречься, пересидеть где-нибудь… Надо было убедить ее, а я не смог… Не захотел…

На душе было мерзко, отвратительно. Артём повернулся и побрел, не разбирая дороги.

– Возьми визитку, позвони мне, – слова донеслись словно издалека, затем кто-то вложил ему в руку картонный прямоугольник.

Город казался чужим, незнакомым. Улицы, здания, дворы, витрины… Артём вспоминал свой разговор с Ольгой. Получается, ее смерть на его совести. Он же видел, что ей грозит опасность, и должен был достучаться до нее, чтобы она поняла всю серьезность положения, в котором оказалась. Он должен был уговаривать, объяснять, настаивать, а вместо этого умыл руки – не захотел возиться с «глупой девчонкой». Зато теперь придется возиться со своей совестью.

Лишь оказавшись возле магазина, торгующего спиртным, Артём пришел в себя. Купил бутылку водки и тут же, на улице, давясь и проливая на грудь, выхлебал треть. А потом вдруг обнаружил себя сидящим на скамейке в чужом дворе. Рядом с ним почему-то был Гарик. Откуда?.. Как?.. Он не помнил, чтобы звонил другу. И, тем не менее, Гарик был рядом, а Артём путано объяснял, что сейчас переживает трудный период. Во-первых, двадцать семь лет – это оборот Черной Луны, а, значит, непременно произойдет какая-то гадость. Какая?.. У каждого своя. Лермонтов вот вообще был убит в двадцать семь лет. Но лично его, Артёма, будут окружать убийцы и их жертвы, а он будет блуждать между ними, не понимая, кто есть кто. Вокруг него будут складываться неотрав… неотвратимые ситуации, в которые он будет вовлекаться помимо своей воли вплоть до сметр… смертельного итога. Двадцать семь – это не шутки. Есть даже Клуб двадцати семи. Хендрикс, Моррисон, Кобейн, Эми Уайнхаус, Башлачёв… Это все Черная Луна, падла…

– Так ты вскорости собираешься нас покинуть? – скептически улыбаясь, спрашивал Гарик.

Артём категорически помотал головой.

– Нет. Тут еще все завязано на апс.. аспекты. Я сейчас как центр этого… как там его… тайфуна. Знаешь что такое глаз бури? Во-о-от!.. Там тихо и спокойно, а вокруг бушует ураган. Вот и вокруг меня скоро начнется… Уже началось…

Выговорившись, на нетвердых ногах он побрел домой. С трудом открыл дверь подъезда и столкнулся с соседкой. Той, что сдавала свои две студии приезжим. Поджав губы, женщина недовольно уставилась на Артёма.

– Это уже слишком! Я не позволю устраивать в доме притон! У меня уважаемые люди останавливаются!

Какой притон? О чем она?

Цепляясь за перила, он начал подниматься к себе на третий этаж. Возле окна на лестничной площадке курил парень, снимающий соседнюю квартиру. Увидев Артёма, он хмыкнул:

– Ты бы поспешил, отвратительно заставлять даму ждать. Тем более на полу.

Даму? Марина!..

Последние ступени дались особенно тяжело. Спотыкаясь и чуть не падая, он бросился за угол, к своей двери. Там, у стены прямо на плитках пола сидела девушка. Из-под наброшенного на волосы капюшона толстовки выбилась светлая прядь. Услышав шаги, она подняла заплаканное лицо.

Под дверью сидела Ольга.

Голоса – мужской и женский – доносились словно издалека. Артём кое-как разлепил веки. Знакомый морской пейзаж на стене, под головой жесткая завитушка подлокотника бабушкиного дивана. Он дома?

Голоса продолжали бубнить.

– Напрягись, вспомни, – убеждал почти знакомый мужской голос. – Плакать и горевать будешь потом, сейчас нужно собраться.

– Да я уже всех перебрала! – отвечал, всхлипывая, женский.

– Может, наследство? Родственники за границей были?

– Нет, и никогда не было. И вообще богатой родни у меня нет.

Артём с трудом повернулся. Возле окна стоял незнакомец с залысинами, тот самый, с которым он познакомился сегодня утром. Хотя как познакомился – даже имени не спросил. А в кресле за столом сидела Ольга. Живая, хотя и заплаканная. Значит, не привиделось.

В памяти промелькнула недавняя картинка: Ольга на полу перед его дверью. Артём смутно помнил, как, заметив его, она вскочила. Он заново увидел заплаканное лицо, искаженное страданием. Почему-то запомнилась выбившаяся из прически и спадающая на лицо светлая прядь. Ольга что-то кричала, а он не мог понять: если она жива, то кто же тогда умер? Почему она плачет? И что хочет от него сейчас? Ведь явно что-то хочет – стучит кулачками по зенитовской «стрелке» на груди. Его отравленный алкоголем мозг смог выдавить лишь одну разумную идею: «Надо позвонить тому лысому мужику, он должен помочь».