Анна Драницына - Капсула времени

– Воры, всюду воры. Бандиты. Ничего нельзя и на минуту оставить, – кряхтела она изо дня в день.

Один раз бабулян со всей дури огрела меня по голове половником, потому что я заглянула в кастрюлю с кипящим супом на плите. Очень хотелось есть, но я была за что-то наказана и оставлена без обеда. Может, у нее там миллион варился, не знаю, но шишка была огромная и голова болела полдня. Ну и, конечно, в доме Райки я была бандитом номер один. Трах-бах, ваза полетела на пол. Бабка тот же час возникала передо мной как из-под земли, где бы она ни находилась. Райка была похожа на черную ворону – длинный, немного крючковатый нос и маленькие глазки-бусинки, злобно следящие за каждым нашим шагом и вздохом. Я до сих пор уверена, что ее голова, с седым, небрежно подколотым пучком, могла крутиться на 180 градусов. Вот уж кому точно надо было покрутить башкой на конкурсе Гиннесса, так это ей, сорвала бы джекпот. Она видела все, каждый наш шорох, любое движение. Я была совсем мелкая, не очень помню детали. Но, кажется, бабка Райка воспитывала меня, как садист-ученый собаку – не слушаешься, жрать не дам. Соседи у нас в той деревне были хорошие, иногда подкармливали меня. Так вот одна из особенно сердобольных тетушек, тетя Зина, часто угощала меня пирожками и рассказывала, что мою Мамзель бабка родила на старости лет, что-то там за сорок ей уже было. Нашла какого-то дальнобойщика и с чисто практической целью заимела от него ребенка – ей нужен был раб, который досматривал бы ее в старости. Но Мамзель, видать, быстро прочухала, что дело пахнет керосином, и в свои семнадцать послушная Райкина дочь (а жрать захочешь, станешь как шелковая, это я на себе проверила) выкинула фортель. Получив школьный аттестат и золотую медаль, моя Мамзель вприпрыжку сбежала от Райки с молодым водилой грузовика. Этот придурок по случайности пробил колесо неподалеку от их деревни. Таким образом Мамзель, можно сказать, продолжила семейную традицию плодить шоферских детей, чего бабка ей, ясен пень, не простила никогда. По мнению Райки, молодая девушка должна была всю жизнь посвятить себя тому, чтобы стирать бабкины портки и тереть до блеска сковородки. И когда мать вернулась домой уже с приплодом (да, кстати, еще бабка называла меня – Приплод), тут мы с Мамзелью обе влипли по полной.

– Пошла вон, проститутка! – била она меня по рукам с утра до ночи. А один раз захлопнула свой мерзкий, воняющий злобной старостью комод так, что переломала мне пальцы. Мамзель ее боялась до смерти. Я не шучу, реально от Райкиного окрика у нее подкашивались ноги и синели губы. Один раз, не помню из-за чего, у них на кухне случилась свара. Бабка по старой памяти решила отмутузить Мамзель за волосы и стукнула ее для пущего воспитательного эффекта головой об косяк. У той пошла кровь из виска, но бабке все было мало, и она уже собралась приложить ее об дверь еще разок. Тогда я схватила нож с разделочной доски и приставила к бабкиной тощей шее. Бабка на днях во дворе меня учила, как надо резать кур. Мне тогда, кажется, лет восемь было. Помню, как мелькнула мысль – а что делать, если бабка с отрезанной башкой начнет, как те куры, бегать по комнате и булькать из шеи пузырями. Вот это была бы, пожалуй, реальная жуть. Я сказала: «Целься в сердце или в легкие… Только не в лицо, если клиента не опознают, то не заплатят». Это фраза из моего любимого фильма «Леон», я знаю его наизусть. Бабуля как-то сразу присмирела и отпустила Мамзель. А на меня зыркнула своими вороньими глазками и прокаркала: «Чтобы духу вашего тут больше не было!» И так бочком, бочком от меня щимится. Ну, мы, конечно, свалили от нее побыстрее, пока бабуля по одному нас ночью не передушила. Жили у каких-то друзей, даже помню, разок на лестничной площадке ночевали у мусоропровода. А потом Мамзель привезла меня к дяде Лео, Васькиному папику, и там мы остались надолго. По слухам, бабка Райка нас прокляла. Мать первое время частенько плакала, говорила, что зря я так с бабкой поступила. Мол, Мамзель перед ней виновата, не оправдала надежд. А теперь все скажут, что мы старушку-божий-одуванчик, приютившую сирот, пытались прирезать в собственном доме. Я говорю Мамзели: «Мне наплевать, кто там что скажет. Этот «одуванчик» мне пальцы переломал так, что я месяц в гипсе гоняла, а тебя чуть об дверной косяк не убила. В чем мы виноваты перед ней?»

А Мамзель занудила свою вечную отмазку: «Ты еще маленькая, ничего не понимаешь, лезешь не в свои дела, и бла-бла-бла».

Мне уже десять. На похоронах Райки Мамзель говорит, что на самом деле бабка была прекрасным человеком. Большой души женщина. Чуткая, щедрая, всеми любимая (тут я чуть со стула не падаю). Конечно, к старости все отрицательные качества человека усиливаются, были и у бабули некоторые проблемы, но в целом Раиса Сергеевна всегда будет служить нам примером доброты и терпения. Терпения и доброты, е-мое! Терпение бабки Райки я лично испытала на своей шкуре не раз. Я понимаю, что Мамзель с поминальным бокалом в руке хочет красиво выглядеть перед родственниками. Ее кок на голове печально свесился влево и подколот черным бантиком с белоснежной жемчужиной. Слеза картинно капает в бокал. Я говорю: «Тогда я, мама, пожалуй, запасу пару баночек яда для тебя, на случай некоторых проблем с терпением. В старости, разумеется. На всякий случай». Мамзель так странно на меня посмотрела и отошла в сторонку, горестно покачивая коком.

– Дочь сатаны, исчадье ада, – нарочито громко шипит ей в ухо мой дядька Коля. Этот придурок все еще надеется на бабкино наследство. – Говорили тебе, Марина, делай аборт. Не растут от осины апельсины. Слыхали, что ее девка бабулю чуть не прирезала? – это уже в ухо соседке, жирной тетке с пошлой черной вуалькой на крашеной рыжей башке. – Покойная мамочка мне рассказывала, что дьяволенок приставил ей нож к горлу и говорит с ухмылкой: «Все, бабуля, конец тебе пришел». Представляете?

– Ужас-ужас! – трясет вуалькой тетка, с опаской косясь в мою сторону.

Ну что с ним сделаешь, с дядей Колей?

После похорон я пристала к Мамзели как репей. Мне было важно понять, что происходит вокруг и почему я все время оказываюсь в дураках.

– Элоиза, доченька, надо уметь прощать. Твоя бабушка была глубоко несчастный человек. Она очень меня любила, а я ее предала. В жизни, доченька, надо уметь терпеть. Такая у нас судьба.

– У кого это, у нас?

– У нас, женщин. Только терпение поможет тебе в этой жизни. Пока ты маленькая, все хорошо. Но в жизни предстоит немало испытаний, детка.

– Ты с ума сошла! Как можно терпеть ТАКОЕ? А если бы она зажала мою голову в комоде и давила бы, пока не треснет череп, ты бы тоже терпела?

И знаете, что она сделала? Снова закурила свою дурацкую вонючую мятную сигарету. Молчала, глядя в окно, курила и кашляла. Это был самый ужасный ответ в мире. Лучше бы она несла любую чушь про то, как она принесла бы гранатомет и размазала бабку по стенке. Да так, чтобы ее мозги еще долго висели на обсиженном мухами потолке. Но Мамзель в ответ только пускала кольца дыма. И так у нас было всегда. Ненавижу ее за это. Я до сих пор не понимаю, каким образом моя мать – дочь Райки, а я – дочь своей Мамзели. «Кукушка кукушонку купила капюшон». Зачем птица это сделала, кто-нибудь задумывался? Чтобы никто не видел, что кукушонок – вылитый какаду, ну или, там, фазан. Бабка вот вороной оказалась. А мы с Мамзелью даже внешне разные. Мамзель – хрупкая блондинка, а-ля Барби. У нее длинные кудрявые волосы и голубые глаза. Ей больше всего идет, когда она не делает никаких причесок и не красится, но она обожает заниматься собой. Может часами торчать у зеркала и намазывать слоями косметику, будто масло на бутерброд. У меня волосы темные и прямые, а глаза серые. Я ношу челку до глаз и отрезаю волосы до плеч, а иногда и короче, чтобы пореже причесываться. Мне нравится, что я похожа на Матильду из «Леона-киллера», такая же худая и злая. «Бородатое» такое кино, но очень клевое. Часто в гимназии я тоже мечтала явиться к директрисе с коробкой из-под пиццы, начиненной взрывчаткой. Но все по порядку. Все же бабка Райка далеко не самое страшное, что случалось со мной в жизни. Хорошо, что потом Лео научил меня никого не бояться и бить первой (уж прости, придется про тебя немного тоже рассказать). Он был реальный чел, мой отчим. В отличие от Мамзели никогда не ныл про терпение, а вместо этого учил меня действовать. Его звали Леопольд, как дурацкого мультяшного кота, поэтому я переименовала его в Лео, чтобы звучало солиднее. Ну, и почти что Леон, как в моем кино. Пожалуй, Лео был один из немногих взрослых, кого можно уважать. Он учил меня, что страх – это такой клещ, который залез к нам в голову и сосет кровь. А чтобы победить мерзкую тварь, надо выкинуть его из головы. И способ тут работает только один – поджечь страху задницу воском в своей голове. Чем я и занималась последние несколько лет. Дядя Лео учил меня сражаться с одноклассниками, с пацанами с района из банды Говнюка, с директрисой и прочими гадами. Он лазил со мной по веревочным паркам, чтобы побороть мой страх высоты. И когда я орала, повиснув в середине пути на шатких перекладинах, стебался надо мной, злил меня, кричал: «Эй, трусиха, ты чего застряла?» И тогда я доставала свой огнемет и с криком «банзай!» жгла своего клеща, к ядреной фене. Один раз Лео устроил дикий скандал в бассейне. У нас в школе были прыжки с вышки, и в тот момент, когда надо было прыгать, мне стало страшно до жути. Я стояла и ревела в голос. Тренер вначале просто орала на меня снизу, а потом стала тыкать палкой. Видели, может, у них у всех есть такое жуткое оружие – длинная алюминиевая палка с крюком на конце. Якобы для того, чтобы вытаскивать утопающих. Как же, кто в это поверит, только полный идиот! На самом деле это тайное оружие подобных теток. Когда никто не видит, они бьют ими детей по голове, чтобы те плыли быстрее. А самое лучшее для них – это попасть прямо в мозг ребенка и там немного пошурудить этой железякой. Так сказать, для полной гарантии. Сквозь слезы я смотрела, как этот монстр в отвисших трениках беснуется внизу, размахивая оружием. Когда тетка прооралась и стала тыкать в меня крюком, пытаясь попасть по ноге, меня затрясло от страха и холода. Зубы выбивали барабанную дробь, но тетка с крюком казалась мне еще страшнее, чем развернувшаяся бездна под ногами. Одноклассники, как жабы на болоте, сбились в кучу и мерзко квакали-хихикали внизу, показывая на меня пальцами.