Наталия Уайльд - Вместо жизни…

– А какие взаимоотношения были у него с Виктором?

– Они часто ссорились, это я точно знаю. Артём просто говорил, что Виктор его ненавидит. Это правда. С детства Артём получал по шапке. Я пыталась его защитить, но я была слабее, – Наташа замолчала, отпила глинтвейн, и задумчиво произнесла, – я жалею, что вышла замуж и ушла из дома. Я должна была остаться.

– Нет. Наташа, ты сама говоришь, что была банально слабее, и не могла дать брату должной защиты. Ты не могла быть с ним рядом 24/7. Поверь, он бы это сделал все равно. По сути, он как раз и сделал это, когда все были дома. Ты же не могла следовать за ним по пятам. То, что мы могли и должны были быть к нему внимательнее, вот это факт. Я бы все отдал за то, чтобы не дать ему этого сделать.

– Я все равно уверена, что мы могли предотвратить то, что произошло…Андрей, как с этим жить?

Андрей только пожал плечами:

– Я не знаю. Нам этот крест нести всю жизнь. Когда легче станет, хотел бы я знать. У меня образ Артёма, живого и жизнерадостного, стоит перед глазами.

– А я хочу, чтобы он мне приснился, очень хочу… Мама такая странная. Она организовала поминки, которые были парадом лицемерия. Я там выдержала 15 минут и ушла. Все собрались, в том числе и Виктор. Все говорили, какой Артём был хороший мальчик, как они его любили. А ведь всем им было наплевать. Там вообще большей частью присутствовали друзья родителей. Никто из них не любил Артёма. – Наташа закончила фразу, и заплакала.

Андрею пришлось ее обнять. Он терпеть не мог такие жесты, но понимал, что так будет правильно. От этой ситуации ему самому было еще хуже. Он думал о том, что Артём ему мерещится в каждом прохожем, и о том, как жить дальше.

– Наташа, поехали домой. Тебе нужно поспать. Прими снотворное и поспи. Я провожу тебя до дома.

Наташа согласилась. Андрею без машины было трудно. Им пришлось ехать аж до Автово, а самому Андрею еще и возвращаться обратно до Площади Восстания. Когда он ехал обратно, вагоны были уже полупустыми.

Андрей сидел, и всматривался в черные стены туннеля. Ему хотелось, чтобы и в голове наступила такая же пустота.

На Кировском заводе в вагон зашли парни, они играли песню «Close My Eyes Forever» Оззи Осборна.

Песня имела очень символичный смысл и название «Если я закрою мои глаза навсегда».

Когда молодые люди вышли из вагона, Андрей нашел эту песню у себя в телефоне и слушал ее уже через наушники. Так он ее прокручивал пока не приехал на станцию «Площадь Восстания», и пока не дошел до дома.

Там его ждал ноутбук, начатая бутылка виски, и дневник Артёма.

Андрей снова устроился на полу (видимо это его любимое место теперь), и снова открыл ноутбук, и снова зашел на страницу Артёма. Он включил Апокалиптику Not Strong Enough.

Нужно было продолжить читать дневник. И Андрей открыл сиреневую тетрадку в твердой обложке.

«Перед началом занятий я зашел в туалет, и там совершенно случайно в мусорном ведре увидел порванные фото. Я их узнал. Это были фото моих предков.

Я вытащил эти лоскуты и пошел в класс. Я сразу понял, кто это сделал. По довольной ухмылке и взгляду в мою сторону. Это сделал Тимур.

Но зачем? Почему он меня ненавидит? Что ж, Андрей, у меня до сих пор нет ответа на этот вопрос. Тимур не особо успокоился и по сей день, и продолжает делать мне мелкие и не очень мелкие пакости. Может показаться, что это мелочи. Но каково терпеть такое чуть ли не каждый день? Это очень сложно. Из мелочей складываются большие вещи.

Этот учебный год принес мне много горечи, но самое сложное было впереди. Тимур постоянно делал вещи, которые невозможно объяснить с точки здравого смысла. Он подставлял мне подножки, прятал мои конспекты на шкаф (потому что я туда просто не достану). Тимур был мизантропом, он ни с кем не общался, а со мной общались все. Видимо, это его бесило. Я ждал конца мая, чтоб уйти на каникулы. Как я ошибался, когда думал, что каникулы мне принесут облегчение.

В июне мать взяла отпуск, и вместо того, чтобы отправить меня к тетке, а самой укатить в Испанию (вместе с отчимом и сестрой), как они в том году сделали, мать решила поехать на дачу на пару недель.

Наташа в то время уже вышла замуж и переехала к Олегу. Таким образом, на дачу поехали мы втроем. Я ехать не хотел, но что может сделать несовершеннолетний?

С самого утра у меня было очень плохое предчувствие. Я ехал в машине, и с тоской наблюдал, как мы выезжаем из Питера. Я буквально готов был расплакаться. Виктор же напротив был очень весел и воодушевлен. Ну, еще бы.

Мы приехали на дачу, и меня тут же отправили на огород. И лучше бы все этим ограничилось. Потому что далее они стали жарить шашлыки. А какой шашлык без литров спиртного? …».

Андрей как раз в это время пил виски, снова не удосужившись взять стакан. Он подумал, что должно быть, Артём бы его презирал, если бы видел сейчас. Но его здесь никто не видит.

В ноутбуке снова заиграла песня «where do we draw» группы the line poets of the fall.

«Они пили, как не в себя. К ним пришли еще соседи, и это затянулось до позднего вечера. Я был на заднем дворе в тот момент, когда гости разошлись, а мать, как я потом узнал, ушла спать. Настолько она напилась.

То, что я опишу сейчас, это писать сложно. Поверь, Андрей, я бы тебе никогда не смог этого сказать, глядя в глаза.

Этот упырь был пьян, он стал выискивать меня по всей территории. Я естественно скрывался от него до последнего. Но он подстерег меня со спины, схватил за руку и потащил в сарай. В сарае ничего не было, только всякий хлам. Там еще были какие-то перекладины, может стойла для животных, я не знаю. Эти перекладины были моим смертным приговором.

Когда мы попали в сарай, я пытался сбежать, но Виктор ударил меня со всей силы по лицу, и я упал на пол.

Он рывком поднял меня с пола и сказал «Ты же понимаешь, что хуже будет? Мать тебе не поверит, она любит меня, а не тебя. У тебя нет выбора, ублюдок». При этом он так хищно заулыбался, что мороз пробежал по коже.

Я понял, что не могу сдерживать слез, и расплакался, за что тут же получил звонкую пощечину.

Далее все происходило, как в тумане. Мне казалось, что я будто вышел из своего тела, и на происходящее смотрю со стороны. Этот негодяй привязал меня веревками к перекладинам, ударил кнутом несколько раз, а потом сделал то, что и раньше. Я снова стал жертвой сексуального насилия. Кричать было бесполезно, и за каждый крик он меня бил. Так продолжалось даже не знаю, сколько часов. Пока ему не надоело, он меня не отвязал, и не бросил на пол. Так, лежа на полу, я и уснул, в крови и в слезах. А утром он забрал мать, и они поехали в магазин за новой порцией алкоголя. Меня она даже искать не стала. Я просто вышел из сарая, когда они уехали, пошел к себе в комнату, принял душ, переоделся, и лег в кровать. Андрей, знаешь, то, что я пережил, не смыть ничем. Я пишу эти строки, и мне противно от самого себя. Прости за то, что ты вынужден все это читать. Но я хотя бы сейчас должен все рассказать…»