Наталия Уайльд - Вместо жизни…

Андрей замолчал, а в голове снова всплыли картинки похорон. Как Наташа бросалась в яму, как заколачивали гроб гвоздями…

– Почему все так произошло? Тебе так мало оставалось до совершеннолетия. Ты должен был мне все рассказать, должен…

Слова иссякли, говорить ничего больше не хотелось, а внутри была какая-то странная пустота. Песня все играла, Андрей сидел и молчал, тупо уставившись на деревянный крест.

Так он просидел минут 30, пока не стал мерзнуть. Он забрал телефон с могилы, включил песню уже в наушниках, и уныло побрел назад.

Он шел не спеша, глядя на памятники, где было очень много молодых людей. Андрей не обращал внимания никогда на это, но старых людей было очень и очень мало.

Он шел мимо могилы 6-летней девочки Виты, памятник которой состоял из 4 больших кубиков, из которых складывалось ее имя.

Андрей даже вообразить не мог, что чувствовали ее родители.

Потом он увидел памятник, который поставили молодой 18-летней девушке. Она была такая красивая. Что же произошло?

Стало жутко от обилия молодых людей, которые, как и Артём, больше никогда не произнесут ничего, не откроют глаза, не скажут близким, что любят их.

С такими грустными мыслями Андрей не заметил, как вышел с кладбища. Там он сел в машину, и поехал домой.

Как доехал до дома он даже не помнил, и это его пугало, ведь так можно попасть в аварию.

Домой Андрей попал только к 7 вечера. Он даже не стал ужинать, кусок в горло просто не лез.

Вместо ужина Андрей просто принял душ, переоделся в спортивный костюм, взял с тумбочки в спальне дневник, пошел с ним в гостиную, и стал читать дальше.

«Я посмотрел на дату «18.03.2018» – начиная с этого дня, я даю себе год, чтобы выкарабкаться. Посмотрю, как пройдет год, и решу, имеет ли смысл жить. Но я понимал, что я скорее всего не найду этих причин.

Я вышел из школы и побрел гулять, просто между домами. Мне очень не хотелось в квартиру, где ждут, когда я отброшу коньки.

Меня стало откровенно пугать свое будущее. Я его просто не видел. У тебя никогда не было такого? Когда кто-то спрашивает, или ты сам задаешь себе вопрос, как ты видишь свое будущее, а ты его вообще не видишь? У меня был просто пустой чистый лист перед глазами. И только страх завтрашнего дня.

Меня буквально накрыло ощущение безысходности. Я хотел спрятаться, но куда? Постепенно я дошел до дома, и там сразу пошел в свою комнату и закрыл дверь на замок.

Я включил комп и в вк запустил одну песню. Почему-то она мне подходила в этот момент. Она последняя, скорее всего, будет в моем плейлисте. Это Слот «Кома».

Я открыл окно и впустил в комнату холодный воздух. Потом я влез с ногами на подоконник. И меня даже не пугало, что это 10-й этаж. Мне в тот момент было наплевать, если я случайно упаду. Но я помнил – я дал себе год.

Хотя, откровенно говоря, от этого года я ничего не ожидал. Мне не было покоя нигде. Дома отчим и мать, а в школе еще и травля. Это ведь не скоро забудут, если забудут вообще. Надо же было такое сочинить, что я гей. Это в голову не уложишь даже.

Почему вообще люди так подло друг с другом поступают? Я сидел и думал об этом, о своей жизни, и о смерти. Я стал ждать ее, как избавления от страданий. По ту сторону точно уже больно не будет. Никогда.

Хотя, я ведь буду кривить душой, если скажу, что мне не страшно. Или если скажу, что я хотел именно смерти. Я хотел прекратить эту боль, которая буквально пожирала меня изнутри…

И вот, с того момента прошло некоторое время, закончился март. А мне на душе с каждым днем становилось все хуже. В классе не прекращались насмешки, Тимур постоянно подтрунивал надо мной, что не понимает, почему я не стал с ним встречаться.

А у меня в душе боль сменялась пустотой. Аж самому страшно от этого.

Единственной отдушиной для меня было общение с тобой. Но, я же понимаю, у тебя родители, друзья, а я всего лишь еще один человек в твоей жизни. А наше общение это всего лишь временное облегчение.

Я ломался, постепенно и неумолимо.

Потом наступил апрель, а я стал чаще прогуливать уроки. Помню 15 апреля. В тот день дома с утра все было тихо, и я пошел в школу в хорошем настроении. Но меня давно уже настораживал факт наличия у меня хорошего настроения. И я не прогадал со своими предчувствиями.

В школе одноклассники, я не знаю, кто именно был инициатором, расклеили листовки по всей школе. Там была моя фотка и мой номер телефона. И написано было, что я ищу парня для интима.

Я увидел эту мерзость в коридоре на первом этаже и со злостью сорвал.

А когда я пошел в туалет, чтобы выкинуть эту макулатуру, то на стене у двери в туалете увидел еще одну листовку. Их расклеили на совесть.

Я хотел в тот момент разрыдаться, как девчонка.

Вместо этого я развернулся, и вышел из школы. Я бродил по улицам и каким-то образом наткнулся на тату-салон.

И я знал, что я сделаю. Я проколол ухо сразу в трех местах. Самое болезненное место это хрящ. Прокол был болезненным, но это принесло некоторое облегчение.

Потом я позвонил тебе (подгадав время под окончание уроков) и пригласил в кино. Помнишь?..»

Андрей прекрасно помнил тот день. Он решил тогда не пойти на пары. Но кто же знал, что Артём тоже прогулял школу. При встрече Артём был странным, но он как обычно все списал на усталость. Все пытался шутить, и радовался, что сделал пирсинг. Эх, если бы Андрей знал, почему именно Артём пошел в салон. Но для того, чтобы что-то заподозрить, нужно досконально изучать суицидальное поведение. Тем более, очень тяжело что-то увидеть, когда это что-то растянуто во времени.

«Потом я позвонил тебе (подгадав время под окончание уроков) и пригласил в кино. Помнишь? Пожалуй, это было самое нормальное время из всего, что мне пришлось переживать. Но уже тогда я заметил за собой то, чего не было раньше – я улыбался, потому что знал технически, как это делается. Понимаешь? Я запомнил механизм улыбки, знал ситуации, где нужно улыбнуться, но внутри не испытывал ничего. Порой, правда, совсем ничего. А иногда я улыбался, превозмогая душевную боль. Носить такую маску постоянно очень тяжело. Но я носил. И маску хорошего настроения, и маску безразличия – весь последний год. Даже встречи с тобой меня радовали все меньше. А в последнее время даже огорчали. Потому что я понимал, что если душа существует, я буду по тебе скучать.

Но это все лирическое отступление.

16 апреля я проснулся, и стал собираться в школу. Мать хотела еще, чтобы я позавтракал, но меня тошнило от одного воспоминания о еде. У меня стал пропадать аппетит. Мать это не особо волновало, а меня тем более. Я вышел из дома, на улице предательски светило солнце. Я стал ненавидеть солнечные дни и счастливых людей. Потому что я понимал, что никогда счастливым сам не буду.