Николай Юрконенко - Белый олень. Часть 2. Стюардесса

В тесной комнатке училищного общежития Сергей еще и еще раз перечитал письмо командира четвертой эскадрильи. Долго сидел за столом, оглушённый неожиданным горем. Лица живых в его памяти ребят стояли перед глазами. С обоими он провел в небе не один год. Скомкал страшное письмо в громадной пятерне, встал из-за стола и бросился на кровать лицом вниз. Слез не было, они остались где-то внутри, душили, горьким комком перекрывали горло.

Вечерний мороз был лют и Сергей, отвыкший на Украине от забайкальских минус сорока пяти с прошибающим насквозь хи'усом, почти незаметным ветерком с ледяных таежных пространств, опустил уши у форменной шапки, поднял воротник легонького аэрофлотовского пальто. Стоя на остановке, постукивая ботинком о ботинок, решил: если автобус не придет через десять минут, то к родителям на другой конец города не поедет, направится домой.

Полуметровые стрелки на огромных часах, встроенных в цокольный фасад здания аэровокзала, дергаясь, переместились на несколько делений. Автобуса все не было, толпа на остановке густела. Подряд, один за другим, приземлились два Ту-154, и пассажиры повалили к воротам с надписью: «Выход в город», заполнили привокзальную площадь.

«Так тебе и надо, дураку! – мысленно ругнул себя Сергей. – Оставил бы на дорогу тысяч десять-пятнадцать, сейчас бы сел в тачку и через полчаса был у стариков. Пока парился в баньке, а сегодня как раз суббота и батя ее натопил, маманя наварила пельмешек, выпили бы, отметили переучивание… Все, ноги заходятся, надо топать домой. Автобуса нет, а и пришел бы – все равно не влезешь, толпища!»

Вздохнув, он взял за ручку увесистый чемодан, побрел, раздвигая широкими плечами людей. В авиагородке было безлюдно, мрачно. И неожиданно Сергею расхотелось идти в свою маленькую холостяцкую неуютную квартирку. Там тоже пусто и мрачно. Его никто не ждет. Давно не ждет. После ухода Ольги он долго приходил в себя: пытался с головой уйти в работу, пробовал даже пить. Первое не помогло, второе и подавно. Пить он не умел никогда, а учиться и привыкать не захотел. В го'ре выручило другое – время. Оно постепенно расставило все по своим местам, успокоило, выправило крен, уточнило курс. Появились и женщины, но ни с одной из них Сергей не смог обрести того, что имел с Ольгой Гончаровой. А она исчезла без следа, и он знал, что своего решения жена уже никогда не изменит.

Сергей неожиданно замедлил шаги, остановился. И вдруг до боли ясно вспомнил давнюю картину: вот так же шли они однажды с Андреем Кедровым после тренировки на тренажере, так же скрипел снег под ногами, так же обжигал лицо морозный хиуc.

«Слушай, Серега, а давай-ка пойдем ко мне, Маша оладушки обещала испечь, посидим, чаи погоняем, телевизор посмотрим, покалякаем…»

А теперь Андрея нет. И больше никогда он не пригласит на оладьи, потому что уже не шагает по земле своей валкой медвежьей поступью тот добрый домовитый великан, с которым вторые пилоты считали за честь летать и которого между собой звали необидной кличкой «Крупный».

У двери, заботливо и аккуратно обитой коричневым дерматином и поблескивающей бронзовыми декоративными гвоздиками, Сергей остановился, коротко позвонил. Он еще хотел нажать кнопку – так долго никто не открывал, и в это время расслышал за дверью какое-то движение. Щелкнул замок, в проеме стояла Мария Кедрова. Она молча смотрела на Сергея, будто не узнавала, потом медленно отступила назад, давая понять, что приглашает войти. И он, тоже молча, перешагнул через порог. Сначала Сергей подумал, что это от яркого света в прихожей лицо Марии показалось ему таким изменившимся, но, когда глаза привыкли, увидел, как сильно она постарела за эти семь месяцев, что его не было здесь.

– Здравствуй, Маша, – тихо промолвил он.

– Здравствуй, Сережа, – обронила и она. Голос был глухой и безжизненный. – С приездом тебя. Закончил учебу-то или еще поедешь?

– Закончил, – Сергей опустил чемодан, снял шапку. – Вот, прямо с самолета решил к вам зайти, ты… ничего?

– Зачем спрашиваешь, знаешь ведь, тебе здесь всегда были рады. Раздевайся, проходи, я как раз ужин собиралась готовить, покормлю тебя.

Сергей расстегнул задубевшими пальцами пуговицы на пальто. Прошел в комнату, чистенькую, ухоженную, осмотрелся. Со знакомым добрым прищуром на него глянули глаза Андрея. Подумалось, что, наверное, именно этот снимок выбрали для портрета на памятник. Подойдя к книжной полке, Сергей долго смотрел на фото погибшего командира, тяжело вздохнул.

Вскоре Мария позвала его за стол. Сергей свинтил пробку с вынутой из чемодана бутылки украинской горилки, посмотрел на две рюмки, стоявшие на столе, задумчиво попросил:

– Ты, Маша, дала бы мне граненый, на двести пятьдесят, помню, Андрей из такого любил…

Она вскинула на него переполненные слезами глаза, не проронив ни слова, подала стакан. Сергей наполнил его до краев, до кромки налил и рюмку Марии. Поднял стакан, молча подержал с полминуты на уровне глаз и в один прием, выпил. Закусил долькой селедки, взял кусочек хлеба, да так и замер надолго, держа его в руке. Когда молчание затянулось до невыносимости, неожиданно для самого себя произнес:

– Андрей так и не переучился на Ан-24…

– Не захотел он, – медленно сказала Мария. – Предлагали-то не раз. «Антона» уж сильно любил, да и поздновато ему было крылья менять, к сорока возраст подходил.

– Ребятишки сейчас где? – стараясь разговорить женщину, спросил Сергей.

– К старикам Андрюшиным увезла в Атамановку на зимние каникулы.

– Как учатся? – он вилкой отломил кусок горячей котлеты, положил в рот.

– Ничего, – печально ответила Мария. – Вовка, тот похуже, а Наташа без троек четверть закончила.

– А-а-а… – неопределенно протянул Сергей. Потом взял бутылку, снова наполнил рюмку Марии, столько же налил себе. – Ну, давай, Маша, по второй. Пусть земля будет пухом и Андрею, и Женьке.

Они выпили, Сергей немного поел, Мария же не притронулась почти ни к чему.

– Ты ешь, ешь, Сережа, не стесняйся, – внезапно засуетилась она. – Я уже давно не видела, как оголодавшие мужики едят, насмотрюсь хоть.

– Кусок в горло не лезет, – сказал Сергей, но усилием все же заставил себя дожевать котлету.

После третьего стакана бутылка опустела. Чай пили молча, лишь изредка обменивались малозначительными фразами.

Сергей отодвинул пустую чашку, сурово и прямо посмотрел на Марию:

– Как же так вышло, Маша? Ведь не первый год Андрей за рулем.

– Не первый, а вот… Вышло.

– На дачу-то он чего один поехал? Вроде, всегда вместе вы ездили.

– Напакостили у нас там накануне, стекла на теплице побили камнями, в домике набезобразили, окно выломали. Там и воровать-то особо нечего, самое ценное, что было – черно-белый старенький телевизор «Рассвет». Так и его, вроде, хотели утащить, да уронили, а битый брать не стали.