Анна и Сергей Литвиновы - Осколки великой мечты

Но, как иногда бывает в математике (и тем более в человеческих отношениях), разговор пошел совсем не по заданному алгоритму…

Иван прошел в гостиную, машинально принял чашку со сваренным Никой кофе. Он почему-то избегал ее взгляда. Смотрел куда угодно, только не на нее. Ника устроилась в соседнем кресле, выжидательно взглянула на него… Баргузинов сказал наконец – его голос звучал хрипло и неуверенно, что ему вовсе не шло:

– Ника, я буду с тобой откровенным. Мне это решение далось тяжело… Ника, понимаешь, я понял… Это так смешно, – он нервно засмеялся, – так смешно и глупо…

Она терялась в догадках. Чего такого Иван надумал? Ника коснулась его руки, подбодрила:

– Баргузинов, не узнаю тебя! Чтоб ты – и смущался?! Говори быстрей!

– Да, я смущаюсь! – сказал он громко. – Смущаюсь, как последний идиот!

– Влюбился, что ли? – предположила она. – Девчонку молодую себе нашел?

– Тебя это волнует? – Он цепко взглянул на Нику.

– В общем-то, нет. – Она равнодушно пожала плечами.

В камине потрескивали дрова. Огонь увлеченно лизал поленья, подмокшие деревяшки посвистывали.

– Почему дрова мокрые? – неожиданно спросил Иван. – Опять забыли в дом занести?

– Не занесли. Только уже под дождем спохватились… Они еще высохнуть не успели, – призналась Ника.

– Бардак! – резюмировал Иван, презрительно пожав плечами.

Это был прежний Баргузинов – сердитый, строгий, уверенный в том, что без него Никина жизнь пойдет под откос.

– А какого черта ты тогда руки распускал? – фыркнула Ника. – Сам скандал начал, сам – ушел, а теперь еще на меня наезжаешь! Следил бы сам за своими дровами!

Он опустил голову:

– Ну… это… в общем, я извиняюсь.

Раньше Ника бы опешила. Иван – извиняется перед ней? Извиняется? Смущается, словно школьник? Да раньше за его «прости» она бы ему на шею бросилась, зацеловала бы, растаяла в его объятиях!

Но то было раньше. А сегодня Ника разъярилась. Она вспомнила, как прикладывала холодный компресс к щеке, на которой остался след от Ивановой руки, как Васечка утешал ее и плакал вместе с ней…

– Поздно извиняться, – холодно сказала она. – Ушел твой поезд, ясно?

– Ника… – Он потерянно посмотрел на нее. – Ну прости меня, я… я погорячился!

Ника не верила своим глазам. Баргузинов даже говорить стал на пару тонов ниже, его голос звучал мягко, вкрадчиво – вылитый профессор Полонский! Заболел он, что ли? Может, у него СПИД нашли?

– Ты, часом, не заболел? – Она постаралась, чтобы в голосе прозвучали презрительные нотки.

– Да, заболел, – сказал он спокойно. – Тобой. Я заболел – тобой. Люблю тебя, дуру, ясно?

Вот тебе, Никочка, и Юрьев день!

Иван вскочил с кресла, нервно прошелся по гостиной. Его голос креп, набирал обороты:

– Ника, коза! Старушка, я понял! Понял, что без тебя не смогу!

Он подошел к ее креслу, опустился рядом на пол, взял ее руки в свои:

– Мы столько пережили вместе. Вместе работали… Боролись… И я… я ни разу не говорил тебе, что я тебя – люблю.

Ника ошарашенно смотрела на Ивана. Не может он говорить таких слов. Это не его метод, это бред какой-то… Неужели он ее разыгрывает? Зачем?

– Иван, ты и вправду заболел. С головой поссорился, – сказала она твердо.

Вместо ответа он приник к ее губам. Поцелуй был не сильно страстным, как всегда. Сегодня его губы касались ее губ осторожно и нежно.

– Ника, давай начнем все сначала, – сказал он, разомкнув объятия.

Она недоверчиво смотрела на него. И начинала понимать, что Баргузинов действительно не шутит.

До Ивана наконец дошло – спустя сколько лет! – что женщине нужна любовь, нужны нежность и забота, а не только стопки баксов, придирки, окрики и сильный, грубый секс.

Ах, Иван, если бы ты понял это немного раньше… Хотя бы год назад понял! И стал бы жалеть меня, и прижимать к груди, и утешать, если я плачу…

А теперь – поздно.

Ника сказала устало:

– Иван, ты опоздал…

Она тоже вскочила с кресла, встала перед ним – он по-прежнему сидел на полу. На ее глаза навернулись слезы.

– Знаешь, что я тебе скажу! Ты ночами прятался в своей спальне и счастливо храпел. А знаешь, каково было ночами – мне? Когда я сидела без сна, и вспоминала, и думала? Ты хоть раз спросил меня, каково это – потерять любимых родителей и знать, что ты даже не можешь за них отомстить? А после этого… банка? Ты интересовался, каково мне было одной в Америке? Когда я каждый день ждала, что ко мне – придут? Придут и небрежно спросят: «Мадам Веселова? Мы тут к вам по поводу кредита…» Тебя волновали мои проблемы? Да черта с два! Ты всегда жил, как хотел! Лишь бы тебе было хорошо и комфортно!

Он слушал ее, не перебивая. Ника вошла в раж, заговорила громче:

– Так вот, получай! Врать не буду, в чем-то ты меня устраивал. Мне было хорошо с тобой – но только так, местами. С тобой классно трахаться, ну и ночами гулять не страшно. Вот и все. А я хочу жить с человеком, на которого можно положиться, кто никогда не подведет, кто всегда успокоит…

– Я никогда тебя не подводил, – сказал он глухо.

– Ладно, не подводил, – согласил она. – Зато – доводил! Меня тошнит от твоих «молчи, женщина» и «бабе место на кухне»!

– Ника, ну что такое с тобой! Я же никогда тебе ничего не запрещал! Хочешь работать – работай! Хочешь на концерт – иди!

– Ага, иди – а за тобой мои холуи присмотрят!

– Какие холуи? – спросил он удивленно.

– Твои холуи! Меня даже Катька спросила, разволновалась: «Кто за тобой следит?»

– Когда это было? – настороженно-цепко спросил Иван.

– А то ты не знаешь?! В то воскресенье, на Спивакове!

– За тобой никто не следил, – твердо сказал Иван.

– Ага, ври больше! Хоть бы покраснел для приличия! – горячилась Ника.

В его глазах промелькнула тревога?

– Ника, я действительно никого не просил за тобой следить!

– Слушай, хватит меня за идиотку держать! Ты сам меня только что про «старого хрыча» спрашивал! Откуда ты знаешь про хрыча?

Иван непривычно терпеливо объяснил:

– Петька, ну, Крамаров, в «Патио-Пицце» ужинал. Он тебя знает. Сказал мне, что ты с каким-то дедом миловалась.

– Да что ты мне гонишь! Какой там Петька? Два жлоба на бежевой «девятке» ждали на парковке. И у салона они же крутятся. Еще двое их сменяют.

– Ника, поверь мне! Я тут ни при чем!

– Ладно, ты всегда – ни при чем! Я жизнью рискую – а ты ни при чем! Мне плохо – ты тоже ни при чем. Главное, чтобы тебе – хорошо…

– Ника, ты не права, – устало сказал он. – Просто… я не такой человек. Не умею я эти сю-сю-пусю разводить.

– Ну и ищи себе бабу по зубам! Солдатку! Мазохистку! Деревенскую дуру!

«Господи, что я несу?» – успела подумать Ника.

В глазах у Ивана промелькнула ярость.

– Значит, вот ты как, – сказал он спокойно. – Ну что ж, я все понял. Ищешь врага. Объявляешь войну. Хорошо, пусть будет война. И будет тебе враг.