Юрий Пожидаев - Женские тайны

В дверь постучали и вскоре в кабинете появился Туровский со своим криминалистом Лёвой. Руфляев отложил в сторону журнал и сообщил, что он через полчаса уезжает на важное совещание в Управление, и чтобы они вкратце сообщили суть вопроса. Тур уже давно понял, что Гриша в отделе, как генерал на свадьбе – сидит и надувает щёки, а пользы никакой. Но вопрос был серьёзный, и чтобы обезопасить себя на будущее, он решил поставить Руфляева в известность. Когда они присели, Тур посмотрел на криминалиста и тот сказал: «Когда произошли эти события в санатории, а потом в бассейне жилого комплекса, я вспомнил, что не так давно выезжал на подобные случаи. Бухгалтер на пенсии забил молотком супружескую пару, живущую по соседству, за то, что их дочь громко играла на скрипке, после совершения преступления он выпрыгнул с восьмого этажа и разбился. Другой случай произошёл в супермаркете, где кассир ударила отвёрткой двух отморозков, которые хотели пронести мимо кассы водку. После она выбежала на улицу и бросилась под колёса проезжавшей машины. Это только в нашем районе, когда же я поднял статистику подобных происшествий по городу, то обнаружил, что такое происходит и в других районах. Эти случаи никто не расследовал, считая, что с людьми происходят нервные срывы и они в состоянии аффекта совершают преступления, а когда до них доходит, что они совершили, то кончают жизнь самоубийством. Во всех четырёх случаях в нашем районе людям перед совершением преступления поступал звонок со скрытого номера, владельца которого определить невозможно, по крайней мере наш технический отдел не смог. Я начал изучать личности убийц – все они разные по возрасту, социальному положению и на первый взгляд их ничего не связывало. Но копнув глубже, я узнал, что бухгалтер на пенсии, кассир супермаркета, начальник ремстройгруппы санатория и директор бассейна посещали одного и того же психотерапевта – Веру Васильевну Рубцову». Лёва замолчал и посмотрел на стену, откуда на него внимательно смотрел Президент, криминалисту показалось, что лидер страны заинтересовался его рассказом и подбадривающе задвигал скулами. Но тут заговорил Тур, и Лёва услышал своего начальника: «Мы хотим подробно узнать, чем занимается этот психотерапевт и в процессе расследования могут появиться новые фигуранты, люди, обладающие реальной властью, у этих мозгоправов, как правило, большие связи. Поэтому мы и пришли к вам поставить в известность о наших действиях, чтобы вы могли прикрыть нас в любой момент».

Руфляев быстро встал и принял позу, как у Президента на стене, видно, что он долго репетировал перед зеркалом. Тур с Лёвой тоже вскочили и уставились на начальника, который придумывал будущую речь. Тур подумал, что Грише здорово бы пошла форма полковника русской армии времён наполеоновского вторжения. Эполеты с бахромой, обтягивающие рейтузы и завитая шевелюра с бакенбардами, делали его неотразимым и под его командованием мечтал бы служить любой солдат, даже французский. Когда речь была готова Гриша изрёк: «Для меня главное закон, а если кто-то посмеет чинить преграды в расследовании, тому не поздоровится. Время поджимает, я поехал на масс…, в смысле на совещание, а вы работайте спокойно и докладывайте, если что-то накопаете». Руфляев взял под мышку пакет с чистой простынёй и вышел из кабинета, а Тур с Лёвой так и остались стоять, смотря вслед начальнику, который исчез, как призрак, оставив в кабинете приятный запах дорогого одеколона. Тур сказал после паузы: «Надо обязательно поговорить с психотерапевтом Рубцовой». Лёва согласно кивнул головой и спросил: «А можно и мне с вами», на что Тур ответил: «Нет к мозгоправу я пойду с Ромой, пусть он ей мозг выносит, а я послушаю».

Когда Рома услышал по телефону просьбу друга сходить с ним на беседу к психотерапевту Рубцовой, он сразу согласился и уже через час, выслушав рассказ Тура о череде странных убийств и самоубийств в городе, сказал: «Саму Веру Рубцову я не знаю, а вот о её отце и матери наслышан, необыкновенные люди, я бы даже сказал уникальные. Василий Ширингфельд был талантливый пластический хирург, и как человек науки был далёк от ведения дел, которыми и занималась Агнесса Львовна, женщина властная, и не терпящая возражений. Вася Ширинка, как его звали в определённых кругах, из страшилищ делал красавец, изменял на лице всё, что только было возможно. Ходили слухи, что он изменяет внешность разным тёмным личностям за большие деньги, и видно кому-то из сильных мира сего он перешёл дорогу, быстро сфабриковали дело и Вася поехал в места не столь отдалённые. Вскоре он был обнаружен мёртвым со следами пыток, его похоронили около зоны, но забыть не смогли, появился слушок, что Вася вёл учёт всех своих пациентов, которым менял внешность и что кто найдёт эти документы, тот буден обеспечен на всю жизнь. Там фигурируют довольно известные в прошлом люди, которые живут сейчас с другими лицами и не хотят, чтобы их тайна была раскрыта. Агнесса Львовна после смерти мужа тоже ходила на волосок от смерти, но каким-то образом смогла обезопасить себя и свою дочь, я так думаю, сообщила заинтересованным лицам, что в случае смерти её или дочери, документы подлежат огласке, и их больше не трогали. Но вследствие этих потрясений жена пластического хирурга стала страдать нарушением метаболизма, по-простому ожирением 4 степени. К дочери этой женщины мы с тобой сегодня идём, будь аккуратен в разговоре и говори короткими фразами, спор ты проиграешь сразу, будь уверен, поэтому будь деликатен и вежлив. Я тебе помогу, как смогу, двоим мужикам ей будет труднее компостировать мозги, а вообще этот визит имеет больше ознакомительную цель, как поход в музей». Тур согласился и сообщил, что он созвонился с Верой Васильевной и она их ждёт через час у себя дома, потому что ведёт приём посетителей по месту жительства. Вскоре они стояли перед двухэтажным домом, расположенном на горе, которая возвышалась над морем. Пластический хирург Василий Ширингфельд построил этот дом в надежде, что по нему будут бегать его внуки, радуя своим визгом, когда он уйдёт на покой. Васе и в голову не могло прийти, что он будет лежать на погосте далёкой Сибирской зоны, а в его доме будут жить чужие люди. Вера Рубцова со своими близкими занимали половину первого этажа, остальная жилплощадь была продана другим владельцам. Тур сказал, что вход в их часть дома легко определить по широкому пандусу, ведущему к железной двери. Дверь открыла миловидная девочка-подросток лет пятнадцати и проводила их в комнату, служившей приёмной, предложила присесть и подождать, когда освободится мама. Девочка ушла, а Тур с товарищем осмотрелись, комната была оклеена белыми обоями, на стенах висели репродукции с картин Айвазовского, изображающие море в разных его состояниях. Поражали двери, они все были в полтора раза шире обычных, словно здесь обитал широкоплечий богатырь с короткими ногами. Одна из дверей открылась и появилась коляска, на которой сидел этот «богатырь». Это была огромная женщина с рыжими волосами, которая полностью закрыла собой весь дверной проём. Агнесса Львовна Ширингфельд сначала посмотрела на Тура, просканировав его, пристально осматривала Рому и вдруг её зелёные глаза заблестели, а рот расплылся в обворожительной улыбке. Она въехала в комнату и остановилась перед гостями, Рома встал и представившись, поцеловал руку женщине, Тур тоже встал, но руку целовать не стал. Агнесса, показав жестом, что они могут садиться, почти вплотную подъехала к Роме и стала с улыбкой смотреть тому в глаза. Тур отметил, что эта женщина в клетчатом халате чем-то напоминает шотландского воина, который волею судьбы оказался в коляске. У неё отсутствовало на лице выражение усталости от болезни, как у большинства инвалидов-колясочников, наоборот её зелёные глаза с вызовом смотрели на окружающих, словно хотели сказать: «Мы ещё посмотрим кто-кого». Когда она заговорила, гостям показалось, что это раздаётся шелест волн с картин Айвазовского, висящих на стенах. Тембр её голоса убаюкивал и имел какое-то гипнотическое действие на друзей, им стало очень хорошо, мышцы расслабились и головы сами стали клониться на бок. Зная свои способности Агнесса, играя зеленью своих необыкновенных глаз, говорила: «Про милиционера говорить не буду, они моей семье много горя причинили, а вот тебя Рома очень рада видеть. Ты меня не знаешь, потому что не помнишь рыжую девчонку, которая приходила в парк посмотреть, как ты бегаешь по корту с ракеткой. Давно это было, у тебя были длинные светлые волосы, а когда ты бросал взгляд на лавочку, где я сидела с подругой, у меня по телу пробегала дрожь. Потом, когда мои близкие засыпали, я лежала в темноте и мечтала, как мы с тобой будем вместе жить, сколько у нас с тобой будет детей и как по выходным в окружении своих отпрысков будем гулять по городскому парку. Это было очень давно, но всё равно первую любовь забыть невозможно и приятно в трудную минуту вспоминать о тех деньках. А что теперь, подруга моя умерла от онкологии, ты снюхался с ментами, а я похожа на перезревший арбуз и жду, когда лопну. А может тряхнём Рома стариной, и ты станешь моим любовником, будешь по ночам ко мне в комнату забираться, тут первый этаж, риску никакого. А тебя будет ждать двести килограмм трепещущей плоти и любящее сердце. У меня нарушение сна, поэтому до утра не сомкнём глаз, а ты будешь бегать по мне со словами: „Неужели это всё моё“». Агнесса стала смеяться призывно заливаясь и друзья, представив эту картину тоже развеселились. Неожиданно женщина замолчала и строго посмотрев на них сказала: «А вообще ничего смешного здесь нет, когда будете разговаривать с дочерью, пожалейте её, она и так несчастна. Кода она вышла замуж за Рубцова, мой муж взял его к себе на работу и научил всем премудростям пластической хирургии. А потом Васю посадили, и этот мерзавец сразу подал на развод, теперь исправно посылает из столицы алименты, у него там своя клиника. За всё время ни разу не проведал свою дочку, ограничивается разговорами по телефону и подарками на день рождения. Как-то с мужиками нам не везёт, один на зоне умер, другой сбежал, и Вера уже боится с кем-либо встречаться, лечит своих придурков, и сама потихоньку сходит с ума. Всем нам без мужчин плохо, я ведь для чего к вам так близко подъехала, чтобы ощутить запах мужика, мне сейчас только одно остаётся, ездить в своей проклятой коляске и принюхиваться».