Иосиф Дайчман - Моссад - Первые полвека

Но обвинять только руководителей разведслужб и нескольких аналитиков неправильно. Не просто так они придумали "концепцию", не просто так в ней уверились и не просто из личных слабостей не смогли вовремя преодолеть зависимость от нее. Настоящая проблема не в них, а в политическом руководстве страны. Первые лица государства, прежде всего Голда Меир, Абба Эбан, а также близкая к власти, фактически участвующая в управлении страной оппозиция в лице Шимона Переса и Моше Даяна, по целому ряду объективных и субъективных причин, приняли как догму незыблемость военного превосходства над опасными соседями и фактически сделали все для её претворения в жизнь. "Концепция" означала для них возможность продлить свое пребывание у власти. На то время сложилась историческая ситуация, когда социальная стабильность и динамичное развитие страны с ощутимым постоянным подъемом жизненного уровня стали единственными факторами, которые давали возможность "левым" оставаться у власти. А это, естественно, впрямую зависело от уровня военных приготовлений и внешней стабильности. Оппозиционные политические силы в тот период уже могли в любой момент, - что в конечном итоге и произошло в последующие годы, - принять на себя руководство страной. Удержание политического господства теперь определялось поддержкой масс, а для этого политика правящей партии должна была приносить процветание и военную стабильность. Приверженность "Концепции" - это был, если так можно выразиться, политический инстинкт самосохранения. Странно, конечно, что такие умные и опытные политики, как Меир и Перес, позволили инстинкту зазвучать сильнее голоса разума, но даже боги, говоря, не могут сделать бывшее не бывшим. Но помимо воли божьей есть и ещё один очень важный момент.

В первые десятилетия существования Израиля как государства срабатывал, фактически, один и тот же стимул - речь шла о самом существовании государства и народа, и абсолютное большинство населения готово было и терпеть лишения, и принимать жесткий режим безопасности, и повышать боеготовность ради того, "чтобы не увидеть египетские танки на улицах Тель-Авива". На рубеже 1970-х годов израильское общество претерпело серьезные изменения. Отчасти это было вызвано усталостью от многочисленных войн. Эгоизм и материализм пришли на смену идеализму и духу пионеров-первопроходцев первой четверти века, когда люди стеснялись говорить о деньгах и тех, кто был настроен на "делание денег", считали примитивными, какими-то не слишком достойными. Получение выгоды от каких-либо сделок вызывало почти осуждение. Однако на рубеже семидесятых в Израиле возобладал дух "золотого тельца", общее социальное стремление к материальному благополучие; "мы победили - вот теперь поживем как люди" быть может, такое никогда не произносилось вслух, но появилось в душах.

Соотносить это лишь со внутренними процессами в стране представляется поверхностным. Совершенно очевидно, что это было региональным отражением глобального процесса, который захватил большинство развитых стран. В Европе и Северной Америке об этом заговорили гораздо раньше как о кризисе или "закате" идеологии; в идеократических государствах, таких как СССР и Китай, об этом открыто заявляли много позже, но фактически все происходило, до определенного времени не названное вообще или замаскированное под всевозможные новации в "партийной линии", но происходило в очень существенных масштабах. Большое влияние на духовную мобилизацию народа имели принципы сионизма, государственной идеологии Израиля - но пришло время, когда это стало ощущаться израильтянами не так горячо и напряженно. В самом общем виде это было не замена одной идеологии другой, а ослабление идеологизированности каждого члена общества, с соответственным изменением государственных и социальных структур. Изменялась мотивация жизни и поступков, хотя долгое время (в Китае, во многом, так до сих пор) происходила мимикрия новых ценностей под старые догмы - благо "идейное наследие" вождей-основоположников коммунистических учений достаточно неоднозначно и эклектично. В прежний период горячую духовную напряженность, внутреннюю готовность к борьбе и жертвенность поддерживала реальная опасность; к семидесятым годам, в частности и по итогам Шестидневной войны, и в связи с глобальными переменами, вопрос существования уже не стоял чрезмерно остро; кроме того, во всем мире наметилось ослабление идеологических факторов, так что в развитых странах отчетливо зазвучали голоса проницательных политологов и социологов о "кризисе идеологии". Иначе говоря, в израильском обществе произошла пожалуй что не озвученная в свое время определенная духовная перестройка; некоторые её стороны были, сознательно или нет (скорее, подсознательно) использованы верхушкой правящей партии для удержания власти. В конкретных условиях Израиля это, конечно, и была "концепция" об решительном поражении арабов, которые больше не осмелятся на открытую вооруженную борьбу с Израилем. В неё входило и серьезное преувеличение итогов Шестидневной войны. И это, как неизбежное следствие, усиление чувства национального превосходства (а почва для этого благодатна - "богоизбранная нация" весьма склонна к высокомерию), выливающееся в существенную переоценку своих сил и возможностей. Тогдашние руководители страны уже не могли перестроиться - они только попытались какое-то время удержаться у власти, подстраиваясь под происходящее. Это они, а не спецслужбы и не газетчики стали истинной причиной преувеличения до непомерных пределов значения победы в Шестидневной войне; сами не смогли и фактически другим не позволили по-настоящему осознать, что поражение арабских армий в войне 1967 года было серьезным, но не окончательным.

Главные противники, Египет и Сирия, обладали громадными ресурсами живой силы и получили от богатых арабских стран и от союзников очень серьезную материальную и военно-техническую поддержку. СССР фактически перевооружил армии Египта и Сирии, в массовом порядке произвел подготовку и обучение специалистов, а также "продвинул" туда армию военных советников, хорошо подготовленных и отважных офицеров - более двадцати тысяч человек. Правда, непосредственно перед новой войной, летом 1972 года, они были отозваны, но фактически свою миссию выполнили - за ними оставалась боеспособная армия. Серьезные внешнеполитические изменения, которые стали происходить в Египте после прихода к власти Анвара Садата, были не всегда на руку Израилю. Да, отношения Египта с Москвой начали заметно "охлаждаться", но это совсем не означало одиночества Каира. Весьма чувствительные в тот период к проблемам поставок энергоносителей США во многом подыгрывали арабским странам и тоже предпринимали усилия по проникновению на этот новый рынок оружия. Был ещё целый ряд факторов, которые способствовали сближению Каира с Вашингтоном, что конечно же сказывалось на глубине и конфиденциальности отношений с Тель-Авивом. И в самих Египте и Сирии боль военного унижения быстро превратилась в жажду реванша. Все это не заметить и не осознать можно было только в одном случае - если не хотеть видеть и осознавать, если осознание препятствовало глубинным интересам. И все, что мешало самоослеплению, теперь последовательно отметалось. Сильные, независимые, способные отстоять истинную позицию руководители типа Амита убирались и на их место ставились все более управляемые. Активная работа с ЦРУ практически поставила американцев в зависимость от "концепции". Среднее звено разведывательных служб, прежде всего "Аман", тоже оказалось подвержено самоослеплению; возможно, это было связано с тем, что ряд аналитиков Амит забрал в "Моссад", а некоторые так и не смогли преодолеть эйфорию от удивительной, очень напоминающей библейскую историю о Давиде и Голиафе, победы. Сохранению состояния эйфории способствовал и духовный подъем в обществе, и фактически не прекращающийся несколько лет ажиотаж прессы. Кстати, цензура и "работа" с журналистами приводила к тому, что чуть ли не до Судного дня в прессе не появлялось тревожных сообщений. Военно-технические и мобилизационные мероприятия проводились по методике экономии средств. В политических действиях все больше присутствовала зависимость от политики США - а повторим ещё раз, Вашингтон стремился окончательно перетянуть Каир на свою сторону, вывести из советской зоны влияния. Поэтому Израилю стали очень определенно указывать на "границы допустимого" в американском понимании. Очень характерный пример: когда близкое начало войны уже невозможно было не заметить, буквально накануне военных действий, существовала возможность нанесения упреждающего авиаудара, как в 1967 году. Громадные сосредоточения войск хотя и не были столь тщательно, как в предыдущем конфликте, разведаны и более эффективно прикрыты средствами ПВО, все же могли быть серьезно ослаблены ударами бомбардировочной и штурмовой авиации. Существовали и были достаточно проработаны планы ударов по аэродромам и другим военным объектам... Но Меир и Даян уже понимали, что время упущено и сейчас американцы этого не одобрят.