Валерий Атамашкин - Клуб F20.8

Пролог

Пальцы обжигает. Заснул с сигаретой. Как же так…

Он тушит сигарету о дощечку дорогого итальянского паркета, будто это пепельница. Сквозняк, подхватив табачный дым, несет его к открытому нараспашку окну. Повезло, что не спалил это Богом забытое место.

А надо было.

Спалить все к чертям.

Улыбается своими винирами.

Его волосы всегда уложены, а лицо гладковыбрито. Тело пахнет дорогой туалетной водой. Он пьет коньяк элитных сортов и расплачивается наличными. Он молодой и чертовски сексуальный сукин сын, который ездит на дорогом автомобиле и трахает дорогих женщин, носящих трусики от Валентино.

Все как в сказке, но серые будни дышат в спину, идут по пятам. Он знает, что обманывает сам себя. Легче сделать вид, что ничего не происходит.

Но это не так.

Ничего не в порядке.

Не стоит об этом забывать.

На журнальном столике рядом с постелью стоит бокал, наполненный до краев вином. Успокоиться, протолкнуть ком, вставший поперек горла… Он пьет вино и с трудом сдерживается, чтобы не плюнуть на пол. Спазмами сводит желудок. Несколько красных капель падают на постель и впитываются в белоснежную простыню.

Уже легче. Он долго сидит на краю постели и смотрит на опустевший бокал. Не помнит, как заказывал алкоголь. И как лег спать в номере. Как вообще оказался здесь. Не помнит ничего из того, что происходило с ним вчера. Он не узнает этот номер… Ощущения странные и давно забытые пугают, но и возбуждают.

Сергей окидывает себя взглядом. Он не сомневается, что провел здесь ночь в пьяном угаре. На нем нет нижнего белья, он замерз, тело покрылось гусиной кожей, а пенис съежился. Брюки и рубашка небрежно брошены у изголовья двуспальной кровати. Туфли на полу, рядом портмоне… Напился до беспамятства? Понюхал кокаина?

Какая теперь разница…

Поднимает сигаретную пачку, вертит в руках, но отшвыривает на помятую постель. Долго смотрит на след от потушенной сигареты на паркете.

Потом ему снова станет плевать. Он будет курить в постели, бросать окурки на пол или тушить их в цветочных горшках на подоконнике. Вызовет к себе номер женщин и будет проводить с ними время, пока не надоест.

Но сейчас хочется думать, что все позади у него есть немного времени…

Кстати сколько? Двадцать тысяч? Или здесь рассчитываются баксами? Не вопрос… Он может выложить кучу «зелени». Сколько администрация попросит за погром? Собственно, это не имеет значения. За последнее время он не считает купюры и сорит деньгами, которые, словно сами по себе, появляются в бумажнике…

Поднимается, плетется к стойке с телефоном для вызова прислуги, с трудом удерживая равновесие.

Что теперь? Виски с содовой? Водка? Может быть, ликер или декантер с коньяком…

Взгляд падает на журнальный столик, когда он уже подносит телефонную трубку к уху. Трубка вываливается из пальцев и безучастно виснет на спиральном прорезиненном проводе. Сергей пятится, упирается в стену. Взгляд останавливается на механических часах, ничем не примечательных. Часы небрежно брошены на тумбочке рядом с кроватью.

Он пытается отступит, но путается в проводе, вырывает кабель из розетки. Тянет за собой телефон. Лакированная подставка, на которой тот стоял, опрокидывается. Аппарат со звоном падает на пол. Трубка болезненно бьет по колену. От обиды и нелепости происходящего перехватывает дыхание. Ни жив ни мертв, Сергей смотрит на часы. Обычная механическая безделица завораживает и сковывает по рукам и ногам.

***

Неповоротливый медбрат с густыми пышными усами жестом подозвал помощника. Кивком указал на молодого человека в застиранной больничной пижаме, бившегося в конвульсиях на полу. На вид пациенту не больше тридцати. Бледная, мраморного оттенка кожа, большие глаза, ранняя седина в густой черной шевелюре. В уголке губ слюна, подкрашенная кровью, липкая и вязкая. Очевидно, что бедолаге совсем худо и, если не вмешаться и не оказать помощь, он умрет. Больной жмется в комок, трясется, издает нечленораздельные звуки, в которых проскальзывают отдельные слова.

– Что произошло, Игорь? – второй медбрат, средних лет, полноватый, бритый наголо.

– Не знаю, Сем. – Игорь растерян и непрерывно пожимает плечами. – Он из общей группы, без рубашки…

– Заведующий убьет нас, – Семен одаривает напарника колким взглядом и тянется к кожаной сумке с медикаментами. Появляется шприц и ампула сульфозина.

– Эй, ты чего надумал? – Игорь не готов поддержать затею.

Семен молча вертит ампулу в руках.

– Я серьезно, может схожу за врачом? – Игорь косится на шприц.

– Будет тебе.

Семен не любит цацкаться. Ни с больными, ни со своим напарником, тоже дураком. Неудивительно, ведь работники психушки сами становятся немного того. Все, кроме Семена, проработавшего в этой дыре тридцать лет, с тех пор как развалился Союз. Тогда родной завод Семена сбавил обороты, а сам он, фрезеровщик четвертого разряда, попал под сокращение. Да, он двадцать лет отпахал в этой гребаной психушке, но не стал идиотом, как Игорь, которому пора заткнуться! В конце концов, заведующий лично настоял, чтобы этот паршивец, корчившийся на полу, вышел на прогулку в общей группе, без смирительной рубашки и мер предосторожности… Как вообще такое произошло? У Семена, мнившего себя строгим сержантом, этаким «дедушкой», которого окружали «салаги», на этот счет свое мнение. С этими ребятами, без царя в голове, следует быть начеку. Всегда. Они должны понимать, что это не санаторий «Голубая ласточка» и попали они сюда не случайно.

Семен наполняет шприц лекарством и делает несколько инъекций под лопатки и в ягодицы, прямиком через ткань пижамы.

– Вот так вот, – язвительно шепчет.

Пациент на полу изгибается, будто получил электрический разряд, по его телу проходит судорога, зубы клацают.

Больной стонет, пытается отбить руку со шприцем и за малым не ломает иглу, которая запросто застрянет в заднице. Но у Семена такие фокусы не проканывают. Санитар наваливается на бедолагу всем весом, прижимает к холодному полу коленом, удерживает одной рукой. Подумаешь задачака, да Сема этими руками с легкостью поднимал поворотный стол на фрезерном станке. И теперь он частенько делал уколы больным против их воли, давно приноровившись к сопротивлению.

Выкидывает шприц и пустую ампулу в контейнер, брезгливо вытирает руку, на которую попало лекарство, о халат. Тело пациента после ударной дозы сульфозина безучастно обмякло на полу. Игорь пристально смотрит на Семена, переводит взгляд на часы. Циферблат показывает без двадцати десять.

– И что теперь? Через двадцать минут у дежурного обход. Ты сам знаешь, что Гиреев расскажет все заведующему.