Уолтер Мосли - Вниз по реке к морю

– Не буду. Я же только с тобой разговариваю.

Мужчина, сидевший через пару столиков от нас, время от времени косился в нашу сторону.

– Тут еще вот какое дело, – сказал я.

– Какое?

– Ты пользуешься тем компьютером, что я тебе дал?

– Ага. А что?

– А домой ты его берешь?

– Это, конечно, ноутбук, но он весит почти четыре килограмма. Куда уж мне его носить.

– Значит, ты никогда не брала его домой?

– Не-а, – она отрицательно качнула головой, но в глазах мелькнула некая неуверенность.

– Но?..

– Все файлы – в облаке. Раз в неделю я обычно копирую файлы в свой компьютер, чтобы закончить то, что не успела. А что, что-то не так?

Я люблю свою дочь. И если бы мне пришлось остаток жизни провести в затхлом гробу, зарытом на глубине трех метров под бетонной плитой, и на фоне всего этого играла бы полька, то ради нее я был бы готов и на это.

– Папа, что-то не так?

– Нет, милая. Но уже поздно. Давай-ка я подвезу тебя домой.

– Так ты возьмешься за дело Мэна? – спросила она, когда мы встали из-за стола.

– Пожалуйста, больше не упоминай этого имени. Ни при маме, ни вообще при ком-либо.

– Хорошо, – и она преданно взглянула на меня, чтобы подчеркнуть обещание.

Машина стояла на обочине улицы Монтегю, но мы не успели до нее дойти, как нас кто-то окликнул.

– Простите, – проговорил незнакомец.

Он подошел со стороны бистро.

Сначала я подумал, что я что-нибудь там позабыл.

Это был тот самый мужчина, что косился на нас из-за дальнего столика: среднего роста человек, белый, одетый в желто-зеленый спортивного стиля пиджак, черную рубашку и брюки.

– Извините, – сказал он снова, приблизившись.

Туфли его выглядели так, словно они были сплетены из соломы.

– Ты не должна с ним идти, – обратился он к моей дочери.

– Хм? – отозвалась она.

А я не знал, то ли заехать ему в челюсть, то ли расцеловать в обе щеки.

– Ты все не так понял, дружище, – сказал я. – Это – моя дочь.

Он нервно заморгал, затем присмотрелся получше. Мы в общем-то похожи, если отмести в сторону и юношеский оптимизм, и отпечаток былой боли.

– Ох, простите. Мне очень неловко. Я-то думал…

– Знаете, – добавил я, – я благодарен вам, что приглядели за юной леди. Но тут все в порядке.

– Вы подумали, что он мой парень? – с любопытством невинно поинтересовалась дочка.

– Моя младшая так и пропала на улице, – сказал он, глядя на меня.

– В следующий раз сделайте фото на мобильник и отправьте в полицию, – предложил я. – Это со всех сторон безопаснее.

Мы весело доехали до Палм-Бич. Эйжа любила слушать Сиднея Беше [9] Сидней Джозеф Беше (англ. Sidney Joseph Bechet , 1897–1959) – один из самых известных джазовых кларнетистов и сопрано-саксофонистов, пионер джаза, исполнитель новоорлеанского и чикагского стилей. , потому что «у него кларнет такой, словно кто-то разговаривает».

Я рассказал ей историю, как Беше однажды ввязался в настоящую дуэль с другим музыкантом в Париже, потому что тот сказал ему, будто он фальшивит.

– Что, правда? – спросила она. – И он застрелил этого парня?

– Они намного лучше играли джаз, чем стреляли. Он промахнулся и попал в секунданта. Кажется, это была женщина.

– И со мной будет то же самое, если стану болтать о твоих делах?

– Необязательно, но очень может быть.

Мы позвонили в дверь, и на порог трехэтажного особняка из белого кирпича вышел муж Моники. Он ожидал, что моя дочь вернется одна.

– Привет, Джо, – бросил он.

– Здравствуй, Коулман.

– Что ты здесь делаешь?

– Папе нужно поговорить с мамой, – непререкаемым тоном заявила Эйжа.

– О чем? – поинтересовался у меня Коулман Тессар.

– Джо? – окликнула меня Моника с лестницы между первым и вторым этажом.

– Привет, Моника, – поздоровался я. – Я хотел с тобой кое о чем поговорить.

– Позвони мне завтра.

– Не могу, – ответил я. – Это ЖИС.

Я с трудом сдержался при виде гримасы, которую скорчил Коулман. Он все просил Эйжу называть его папой и ненавидел то, что у нас с Моникой была система секретных кодов для общения.

Бывшая жена хмыкнула, но после произнесла:

– Погоди, я оденусь. Поговорим на кухне.

– А я пока составлю тебе компанию, – сказала мне дочь.

– А ты отправишься в постель прямо сейчас, – приказал ей Коулман.

Для афроамериканца у него была достаточно светлая кожа, и он был очень недурен собой. Примерно моего роста и примерно на десять лет моложе моей бывшей. Он работал в банке, занимался инвестициями и очень неплохо зарабатывал. Но при этом он был собственником или по меньшей мере предпочитал все контролировать. И я очень ценил в нем эту черту характера, потому что именно она отвращала мою дочь.

Злобный взгляд, которым она его прожгла, на лице семнадцатилетней девочки мог смотреться уморительно, но настанет день, когда Коулман и Моника познают всю ненависть, что скрывалась за ним.

– Конечно, – сказала Эйжа. Потом чмокнула меня в щеку и прошептала: – Спокойной ночи.

А я прошел через гостиную на первом этаже, потом – через маленький обеденный зал – прямо в угловую кухню. Присел к небольшому столу, где семья из трех человек завтракала, а иногда и ужинала. И задумался о том, как повести тот важный разговор, который был необходим. ЖИС обозначало в нашей кодовой системе жизнь и смерть . Услышав это, Моника поняла, что у меня к ней серьезное дело.

Четверть часа спустя в кухню вошла Моника в бирюзовом спортивном костюме. За ней следом Коулман в джинсах и черной футболке.

– Ну? – осведомился он. – И в чем дело?

– Вели ему уйти, – сказал я бывшей жене.

– В моем доме ты мне указывать не будешь, – отчеканил Коулман.

– Прошу тебя, милый, пожалуйста, – почти шепотом попросила Моника.

Но он хотел драки. Я – тоже. Однако вместо этого он резким движением повернулся, прошагал через комнаты на лестницу и поднялся в спальню, как Румпельштильцхен [10] Румпельштильцхен (нем. Rumpelstilzchen ) – персонаж из сказок братьев Гримм. Карлик, умевший создавать золото из соломы. после каторжного дня добычи золота на Уолл-стрит.

Когда оба мы убедились в том, что он ушел, Моника спросила:

– Так в чем дело?

– Вечно ты ко мне цепляешься, Эм, – ответил я. – То пишешь письма с угрозами, то твои адвокаты их пишут, а еще время от времени ты пытаешься достать меня через Эйжу-Дениз. Здорово! Настоящая битва. Я же не прихожу к тебе и не спрашиваю, почему ты не попыталась сделать хоть что-то, чтобы помочь мне, отцу твоей дочери, когда меня пытались похоронить в тюрьме.

– И ты сам знаешь почему, – Моника проповедовала, как Моисей с горы.

– И поэтому ты допустила вот это? – я провел пальцем по длинному шраму на своей щеке.

– Я тебя не резала, – отозвалась она.