Татьяна Устинова - Детектив на краю лета

– Вниз нельзя, там полно людей, – продолжал Степан. – В ваши каюты тоже не сунешься, к этому вор не готовился, и точно не известно, кто где. У Натальи Павловны собака, она в любой момент может залаять! Куда ты денешь чемодан?

Таша подумала:

– Ну, наверное, спрячу здесь, на палубе.

– Правильно, – похвалил Степан. – Ты так и делаешь, прячешь его на палубе. А дальше что?

– Что?

– Ну, чемодан на палубе, под каким-нибудь брезентом. Куда его дальше девать? Во-первых, на теплоходе каждый день проводится уборка. Брезент поднимут, чемодан найдут. Во-вторых, как только Розалия обнаружит пропажу, к трапу вызовут полицию. Возможно, теплоход будут обыскивать. Кстати, я не знаю, обыскали или нет?

Владимир Иванович махнул рукой:

– Да чего там они обыскали! Посмотрели по верхам, ну и не нашли ничего.

– Значит, всё-таки смотрели. Спрашивается ещё раз, куда девать чемодан? Только в одну из пассажирских кают здесь же, на верхней палубе. Каюты пассажиров без санкции прокурора никто досматривать не имеет права, это первое. Второе, не нужно чемодан никуда носить, все каюты поблизости.

– И его притащили ко мне, – заключила Таша. – Почему ко мне?

Степан вздохнул.

– Ну, тащить его обратно к Розалии было бы глупо, да?.. У Натальи собака, она может поднять шум.

Герцог Первый навострил уши, как бы подтверждая, что он в любую минуту может поднять шум, на то он и собака, хоть по осени и не давит волков.

– Ксения из своей каюты почти не выходит. Значит, только к тебе.

– А я где была? – спросила Таша растерянно. – И почему я не подняла шума, как собака? Почему не побоялись, что я его найду, этот чемодан?

– Потому что никто не планировал оставлять его там надолго, – объяснил Владимир Иванович. – Там рядом… с телом одеяло вывернутое валялось. Чемодан одеялом небось прикрыли, да и всё.

– И осталось только вернуться за ним с каким-нибудь более подходящим инструментом, – сказал Степан.

– С фомкой, – объяснил Владимир Иванович. – И тут… случилось то, что случилось.

Они замолчали.

Теплоход давно стоял, на второй палубе громко разговаривали, удивляясь, почему стоим. И сирена вновь взвыла совсем близко.

– Сообщники? – спросил Степан и взглянул на друга. – Не поделили добычу?

– А хрен поймёшь, – пожал тот плечами. – Я ж тебе говорю – фантазировать мы до завтра можем, фактов у нас нет никаких. Ну, экспертизу мне дадут посмотреть по старой памяти, но когда она готова будет, эта экспертиза!

– А камеры?

Владимир Иванович в сердцах плюнул.

– Вот заладил – камеры, камеры! Дались вам камеры эти! Подумаешь, панацея!.. Ночью – вот руку ставлю, – они не работают ни шиша. Это ж дорогая техника-то! Чтоб они пишущие были – это ещё дороже, сервер специальный под них нужен! Ну покажет тебе камера – заходит в каюту какой-то человек. Ни лица, ни фигуры, ни пола, ни возраста не разглядеть. И что дальше?

– Надо записи с камер посмотреть, вот что я хочу сказать.

– Ну посмотрим, посмотрим. Конечно! Мало ли, может, там полный портрет этого вора и убийцы запечатлён, а сам он в руке добровольное признание держит!.. Или паспорт на странице с фамилией открыт!

– Сергей Семёнович не может быть сообщником, – сказала Таша, сообразив. – Он же врач!..

…Хорошая девочка, подумал Степан Петрович. До чего хорошая девочка. Непонятно только, что теперь делать. Хотел сойти в Ярославле, а как сойдёшь, когда убийство произошло, и мысль о том, что вместо судового доктора в каюту могла войти Таша, так и не отпустила его окончательно. Он понимал, что сейчас, сию секунду, ей вряд ли что-то угрожает, но ничего не мог с собой поделать!

…Уже сто лет с лишком женщины внушают мужчинам, что их не требуется ни защищать, ни беречь, ни жалеть. С ними можно… шагать плечом к плечу, вот как!.. Ими можно пользоваться, если пришла охота попользоваться, и они тоже пользуются мужчинами, когда считают нужным. Они сильные, жилистые, упорные, они «тянут» никчёмных мужчин и ненужных детей, они сами принимают решения и отвечают за них. Они всё на свете знают и умеют, их раздражает снисходительное отношение, скоро уж женский спорт закроют – это же ущемление прав, что это, разве женщина не может выжимать штангу и бежать стометровку наравне с мужчиной?! Мужчина поглупел, обрюзг, обленился и не отличает «быстрых» углеводов от «медленных», что ты будешь делать! Он же тупой! Уже сделано всё или почти всё для «стирания граней»: женская слабость воспринимается как оскорбление, наличие «тайны» – не смешите, какие ещё тайны, вот мои тампоны, это я принимаю от приливов или поноса, а вот этой специальной штучкой я брею волосы в носу, моя грудь не может быть предметом вожделения, я могу показать её в любой момент кому угодно, это просто вторичные половые признаки, и снимки этих половых признаков можно найти в любом приличном журнале, что уж тут говорить об Интернете, и сфотографированы они так, что не вызывают никаких эмоций. То есть совсем никаких.

…Уже сто с лишним лет вожделенное равноправие не даёт никому покоя, но за столь долгий срок все забыли, что имеется в виду под этим самым равноправием, уже давно равноправие сменилось знаком равенства – так гораздо проще!.. Ты человек, и я человек, оба мы человеки, следовательно, мы совершенно равноправно можем ехать в танке, таскать кирпичи, играть в хоккей, пить водку, охранять границу, бить врагов, кормить детей, качать колыбель, смотреть сериал, сидеть на диетах, наряжаться в гости – мы равны!..

Всё это Степан Петрович, сорока шести лет от роду, прекрасно знал и понимал, но ничего не мог с собой поделать – он боялся за Ташу и был уверен, что теперь глаз с неё не спустит, станет присматривать и оберегать.

Вот тебе и всё равноправие.

– Сейчас полиция явится, – сказал Владимир Иванович. – Я постараюсь, конечно, чтоб они с тобой обошлись помягче, Ташенька. Но на всякий случай приготовься – и труп, и чемодан в твоей каюте обнаружили. Так что особенно не расслабляйся.

– Нет, нет, – уверила Таша. – Я всё понимаю. А вы всё-таки из полиции, да?

Владимир Иванович вздохнул:

– Полковник в отставке я, уже давно. Раньше служил, да. А теперь по кадрам работаю.

– А почему тот капитан в Мышкине, помните, сказал, что никогда не думал, что с таким человеком будет водку пить? Вы какой-то особенный полковник?

Наталья Павловна улыбнулась. Веллингтон Герцог Первый, кажется, тоже улыбнулся.

– Когда-то громкие дела вёл, – объяснил Владимир Иванович серьёзно. – В системе знали меня, это точно.

– В какой системе? – не поняла Таша.

– МВД. – Владимир Иванович улыбнулся. – Но это дело прошлое.

– Значит, всё-таки вы оба сыщики, – резюмировала Наталья. – И что-то вам здесь нужно, на этом теплоходе?! Зачем-то вы здесь оказались.