Алиса Бастиан - Пятый лишний

– С-с-с… – Кристи отдёрнула руку, порезавшись обо что-то внутри одного из ящиков. Острое металлическое дно было деформировано, и ладонь, обшарившая ящик, напоролась на его острый край.

– Ты в порядке? – спросил Эйнштейн, подходя к ней.

– Супер, – процедила Кристи. Порез был неглубокий – хоть здесь повезло. А то можно было бы и кровью истечь. Или подхватить заражение.

– Осторожнее, – сказал Эйнштейн, словно это и так было непонятно. – Я покопаюсь в мусоре, раз уж все заняты, – издал он смешок.

Кристи, прижавшая к губам ладонь и отсасывавшая из пореза кровь, что-то промычала в ответ, да Винчи и Кюри, занятые обследованием матрасов, не отреагировали.

Насчёт мусора Эйнштейн преувеличил: мешки по большей части были пустые, либо набитые тем же поролоном, пенопластом и какими-то опилками, словно после ремонта.

– Здесь ничего нет, – заявила Кристи, закончив осмотр тумбочки. – А вот там… – она увидела дверь, почти сливавшуюся со стеной, которую они не заметили раньше из-за прислонённых к двери досок. – Пойду посмотрю.

– Ага, – сказал да Винчи. Они с Кюри перетряхнули уже добрых две трети матрасов, но пока ни в одном не нашли ни тайников, ни прорезей, ни каких-то подозрительных выпуклостей.

– Я с тобой, – подхватился Эйнштейн. – В мешках тоже ничего интересного. А дверь я и не заметил…

Он с лицом истинного джентльмена убрал от двери доски. Кристи потянула за ручку – открылось на удивление легко, – и они увидели маленькое помещение, в котором едва помещалась одна койка, старый радиатор и ржавый шкафчик с разбитым стеклом. Почти весь пол был залит какой-то тёмной жидкостью, под койкой валялись грязные скомканные салфетки. Пахло отвратно.

– Да уж, – сказал Эйнштейн.

Кристи шагнула к шкафчику, за которым стояли какие-то склянки, и осторожно открыла дверцы. У стенки лежала старая кожаная коричневая аптечка с ремешком и красным крестом в когда-то белом, а теперь пожелтевшем круге. Кристи протянула к ней руки, ощутив, как внутри вспыхнула надежда.

– Ого, там вполне может быть игровой предмет, – оживился Эйнштейн, заглядывая ей через плечо.

На хрен игровой предмет. Пластырь, господи. Пусть там будет пластырь. Он должен там быть. Пожалуйста. Это всё, что мне нужно.

Кристи отцепила застёжку на кнопке и открыла аптечку. Несколько блистеров раскрошившихся и явно просроченных таблеток, пожелтевший бинт, пара шприцов в бумажных упаковках – и три пластыря.

– Да!

Она схватила пластыри, но Эйнштейн придержал её руку:

– Погоди, ты хочешь воспользоваться этим старьём? Оно тут не один десяток лет, наверное, лежало.

– И что? Это же просто пластырь. Он может храниться сколько угодно, – Кристи уселась на койку, сняла резиновые сапоги и занялась пластырями. На каждую ногу – и на порез ладони. Идеально.

– Зачем ты вообще выбросила свои ботинки?

Ботинками это сложно было назвать, но ещё сложнее было объяснить свой поступок. Поэтому Кристи ответила:

– Ой, это долгая история, – надеясь, что Эйнштейн не станет развивать тему, и тот намёк понял.

В проёме двери показались да Винчи и Кюри: их обыск не увенчался успехом.

– Ну и запашок, – поморщился да Винчи, смотря на койку, на которой сидела Кристи: на сером металлическом каркасе, с деревянными спинками-ограждениями в голове и в ногах, синим матрасом, таким же, какие они чуть ли не потрошили в поисках игрового предмета, и с неким бесформенным подобием подушки. Кристи уже снова была в сапогах и чувствовала ни с чем не сравнимое облегчение.

– Даже про́стыни нет, – сказала Кюри.

– Простыни́, – поправил её Эйнштейн. Не удержался.

Да Винчи выпрямился, стараясь не заострять внимания на их словах. Не буйный. Нет, не буйный. Он был спокойным. Не хотел, чтобы его заворачивали в мокрые простыни, как других. Большие белые мокрые простыни. Холодные, липкие, призванные успокоить.

Он и так спокоен.

Кюри скривилась, выражая своё отношение к поправочке Эйнштейна. Потом шагнула к шкафчику.

– Мы там ещё не всё посмотрели, – поспешил сказать Эйнштейн, поняв, что стоило промолчать. Чужие ошибки – не его проблема. По крайней мере, не сейчас.

Вчетвером они осмотрели комнатку, но ничего интересного не нашли. В воздухе повисло разочарование.

– Книги! – воскликнул Эйнштейн. – Там в углу были книги.

– Надо посмотреть, – оживились все.

Книги оказались сплошным скопищем пыли, трухлявыми напоминаниями прошлого, с потёртыми названиями, порванными корешками, вырванными страницами. Кюри забрала то, что осталось от подушки на койке, чтобы хоть как-то вытереть пыль и грязь с переплётов. Прикасаться к ним голыми руками совершенно не хотелось.

Кристи, поняв, что всем четверым толпиться у кучи книг не имеет смысла, немного отошла и стала наблюдать за поисками сбоку. Пластыри оказались на удивление крепкими и удобными, но сознательно заносить грязь и инфекцию в порез на руке ей не хотелось. Толкаться рядом с остальными тоже. Ей хотелось получить деньги и исчезнуть, но до этого было ещё далеко.

– Может, в них есть какая-нибудь подсказка или отметка, – сказал да Винчи и взял верхнюю книгу.

– «Семиотика и диагностика душевных болезней», – прочитал полустёртые буквы на одной из обложек Эйнштейн, пролистывая страницы и вытряхивая из книги песок. – Одна грязь.

– «Психопатические конституции», – прочитала Кюри название тома, половину которого держала в руках. – Тоже ничего.

Да Винчи отложил ещё несколько книг. На одной названия не было видно, на второй переплёт отсутствовал, на тёмно-коричневом фолианте Кристи прочитала «Психиатрические эскизы из истории».

– О, кажется, здесь что-то есть! – Эйнштейн открыл чёрный том «Псевдология. Патологическая ложь: причины и следствия» и обнаружил внутри книжного блока вырезанное углубление.

– Ключ, – сказала Кюри, словно они и так этого не видели. В её глазах зажёгся огонёк.

Эйнштейн взял маленький металлический ключ и осмотрел его.

– Но от чего он? – спросила Кристи. – Здесь нет ничего, куда он мог бы подойти.

– Возможно, он пригодится нам позже, – ответил да Винчи.

– Пусть пока побудет у меня, – Кюри протянула руку, но Эйнштейн ключа не отдал.

– Нет, лучше у меня, – наклонил он голову, потом, помедлив, всё-таки добавил, не в силах сдержать распирающую его гордость: – Это же я вспомнил про книги и нашёл его.

– Поздравляю, – улыбнулась Кюри и отвернулась. Её попытки взять всё в свои руки пока не увенчались успехом. Может, не стоит торопить события.

Ложь: причины и следствия, подумала она. Подходящая для неё книга. И причин, и следствий у неё хоть отбавляй.

Эйнштейн поморщился, но она этого уже не увидела. Он совершенно не нуждался в её поздравлениях, но покоробило его не это. А очередная улыбка – не просто дежурная, но словно совсем не подходящая к лицу рыжеволосой. Мыщцы приветливости у неё были совсем не развиты, это он заметил ещё с самого начала Игры. Кюри улыбалась, когда думала, что того требуют обстоятельства, или когда хотела, чтобы её считали вежливой или даже приветливой, но этот блеф не стоил затраченных усилий. Потому что эти мышцы, нижняя часть кругового мускула глаза, не подвластны контролю. Они работают, только когда улыбка искренняя. У Кюри, похоже, они вообще были атрофированы. Обо всём этом Эйнштейн вычитал в одной из своих бесчисленных книжек, но было кое-что, понятное и без книжек.