Алиса Бастиан - Пятый лишний

Я представляю, как тихий и спокойный Филипп устраивает скандал в магазине, где купил пасту, потом на заводе, где её изготовили и упаковали, а потом всё заканчивается судом и многомиллионными компенсациями. От этих мыслей у меня вырывается смешок, и Филиппу это не нравится. Он слишком серьёзен, чтобы понять мою несерьёзность. Он явно намерен разобраться, доказать свою правоту (и в этом его нельзя винить) и подтвердить своё какое-никакое, а рыцарство (и вот в этом вот стоит винить меня). Только я могу его остановить, и в конце концов у меня это получается. Но я подчёркиваю (может быть, даже слишком), что оценила его стремления.

А вот чего я не могу оценить, так это его постоянных вопросов. Он никак не может понять, почему я не хочу обсуждать то, что со мной произошло, почему отказываюсь пойти в полицию, поговорить с психологом, сделать шаг к восстановлению, как он говорит. И это меня удивляет: ну как можно не понимать таких простых вещей? Когда с тобой происходит дерьмейшее дерьмо на Земле и тебе с трудом удаётся выползти из него живым, меньшее, что тебе хочется, – обсуждать случившееся. Я знаю, что произошло, и мне этого достаточно. Я никогда не смогу этого забыть, не смогу до самой смерти, но это не значит, что я должна воскрешать все подробности снова и снова, чтобы как-то там «восстановиться». После таких вещей не восстанавливаются, но я не собираюсь говорить Филиппу правду. Ни за что на свете.

Точно так же я не собираюсь рассказывать какой-то там полиции, которая ни черта не сможет уже сделать, по сто раз одну и ту же историю. Ненавижу полицию и не хочу соприкасаться с её работой. Особенно после того, что произошло. Это всё равно ничего не исправит. А справедливость, которой так хочется Филиппу, не наступит никогда. И ни полиция, ни психологи, ни сам Филипп – никто не сможет вернуть всё в норму. Только я.

И я выбираю молчание. Молчание – моя единственная защита. Не говорить об этом, не вспоминать, не думать ни секунды – только так можно закончить это раз и навсегда. Не продлевать жизнь, дать костру погаснуть. Только так. Никакой воды не найдётся, чтобы его залить, но рано или поздно именно так он и затухнет – в безмолвии.

Филипп считает, что роль защитника теперь (особенно теперь) на нём, и что качественная защита не ограничивается поглаживаниями по спине, горячими ужинами и свежими простынями. Качественная защита требует информации, а я всё упрямлюсь, цежу её микродозами, отказываюсь обсуждать, как я оказалась у его порога и что я делала до этого. Почему в моих глазах было сплошное безумие, почему я не могла вымолвить ни слова, почему у меня до крови была расцарапана грудь. Почему я лежала, не шевелясь, с открытыми глазами, не мигая пялясь в стену. Так много «почему», но я не хочу погружаться в подробности. Поэтому Филипп додумывает всё сам, и в целом он недалёк от истины. Со мной произошло кое-что ужасное, и это нанесло мне непоправимую психологическую травму.

Но, чёрт возьми, она у меня не первая.

А если я начну говорить, то и не последняя.

Оказавшись в другом крыле, они увидели несколько дверей. Две были открыты, одна заперта. Кристи направилась в открытую комнату, остальные последовали за ней.

Помещение было больше того, в котором они нашли первый игровой предмет. Метров пятьдесят заброшенной тишины, удивительной мертвости, несмотря на остатки обстановки. Прямо по центру, среди ошмётков штукатурки, клочьями свисавшей с потолка и стен, кое-где украшавшей пол, валялась разноцветная новогодняя гирлянда – видимо, сорвалась с висевшей лампы. Праздник закончился навсегда.

Назначение помещения было неясным – посовещавшись, игроки решили, что, возможно, раньше это было чем-то вроде гостиной – или как там называются такие места в психушках?

– Комнатами отдыха, – сказал да Винчи.

Все посмотрели на него,

(суки)

но ничего не сказали.

(суки!)

– Вроде бы, – решил добавить он, но остальные уже переключились на осмотр помещения.

Вдоль боковых стен было расставлено штук пятнадцать кресел, некоторые кучкой, некоторые наставлены друг на друга. Кресла были разной высоты, деревянными с бирюзовой и тёмно-зелёной кожаной обивкой. Дневной свет, пробивающийся в высокие, но узкие окна с двойными рамами, заклеенные белой бумагой, выставлял напоказ жирные пятна на сером линолеуме. Кристи пощёлкала выключателем – три большие лампы дневного света не работали, пластиковый плафон одной из них был разбит. У стены с окнами стояло несколько простецких деревянных столов, на них, столешницами вниз, ещё несколько. Деревянные ножки выстроились в строгий параллельный ряд, единые линии снизу и сверху. На стене висела пустая пробковая доска и правее – картина в пластиковой рамке. Стекло треснуло точно по контуру паруса белоснежной лодки. Подписи автора не наблюдалось. Старый радиатор, естественно, был ледяным.

Они разделились: Кюри обыскивала столы, Эйнштейн кресла, Кристи занялась окнами, картиной и доской на стене, да Винчи осматривал пол, углы и другие стены. Никто ничего не нашёл. Они не доверяли друг другу, но в открытую провозглашать это не хотели, и под предлогом «а вдруг что-то…» обыскали всё ещё несколько раз. Каждый был уверен, что другой просто не заметил, просмотрел, не нашёл – и что вот он-то сейчас обязательно справится. Каждый ошибся. Никто не заметил, как Эйнштейн спрятал что-то в карман пиджака. Никто не обратил внимания на пустующую прорезь в спинке одного из кресел.

– Неужели здесь и правда ничего нет? – не верил да Винчи, в который раз осматривая картину с парусником. Вернее то, что от неё осталось после разбора на части.

– Они говорили, предметы спрятаны не везде, – напомнила Кюри.

– Хочешь сказать, мы просто потеряли время? – подытожил да Винчи.

– Но ведь над входом был наклеен стикер, – Кристи вернулась к двери и осмотрела проём над ней. – Был же!

Сейчас стикера не было.

– Может, тебе показалось? – спросил Эйнштейн.

Кристи вспыхнула:

– По-твоему, у меня галлюцинации?

– Я вовсе не это имел в виду.

– Да пошёл ты!

– Эй-эй, спокойно, мы тут вроде как в одной лодке, верно? – попытался успокоить её да Винчи.

– Ты же видел стикер? – не унималась она. – Видел! И ты, ты тоже видела! Скажите ему!

– Вообще-то… – осторожно начала Кюри, – я просто пошла за да Винчи. Даже не взглянула наверх.

– Я тоже, – кивнул да Винчи. – Я пошёл за вами.

Кюри и да Винчи уставились на Кристи и Эйнштейна.

– В общем, ты прав: мы просто потеряли время, – сказал Эйнштейн. – Потому что кое-кому показалось…

– Я точно его видела! И ты, ты стоял у входа, а почему? Почему ты остановился именно у этой двери? Может, потому что увидел манящий красный стикер? А теперь зачем-то пытаешься выставить меня идиоткой? Может, это ты его сорвал?