Анатолий Семенов - Преступление не будет раскрыто

Как-то он шёл поправить фуганок в столярную мастерскую и мимоходом помог одному интеллигентного вида плотнику повернуть тяжёлое лиственничное бревно на лежаках для кантовки. Мужчина этот трудился в поте лица, ворочал стяг. Рядом на брёвнах сидели несколько человек, курили и отдыхали и как будто не замечали его адских усилий. Когда бревно было установлено, мужчина поблагодарил.

— Не за что, — ответил Вадим и улыбнулся.

И тот улыбнулся, вытирая рукавом пот с лица. Вадим, полный желания помогать всем, отошёл немного и услышал голоса:

— Кто такой?

— Это тот самый, который гопнулся, когда к нему девка приехала.

— Вишь ты! А меня и мать родная забыла. Вечером к Вадиму подошёл плотник, которому он помог повернуть бревно.

— Давай знакомиться, — сказал плотник, подавая руку Вадиму. — Меня зовут Евгений.

Вадим назвал себя. Пригласил сесть на койку.

— Как идёт адаптация? — спросил Евгений.

— Привыкаю помаленьку, — ответил Вадим.

— Я слышал, криминал у вас выеденного яйца не стоит.

— Дорожно-транспортное происшествие.

— А почему строгий режим? Ведь вам должны были дать общий или хотя бы усиленный.

— Отягчающие обстоятельства, — вздохнул Вадим. — Пьяный был за рулём. Уехал с места аварии. Скрывался.

— Всё-таки по такой пустяковой статье строгий режим — это чересчур.

— Общественное мнение было не в мою пользу. Областная газета дала по моему делу разгромный фельетон.

— Понятно, — качнул головой Евгений. — Дали строгача, чтобы заткнуть крикунам глотки.

— Пожалуй именно так и есть. — Вадим помолчал и добавил с нескрываемой иронией: — У нас ведь сейчас общественное мнение благодаря широкой гласности стало решающим фактором.

— А меня как врага советской власти сюда.

— Тяжёлая статья?

— Тяжелее некуда. Девяносто третья.

— А что это?

— Хищение социалистической собственности. — Евгений достал из кармана пачку дешёвых сигарет. — Идёмте в коридор, покурим. Ах, вы не курите. Вам легче. Здесь с куревом прямо беда. — Расхититель социалистической собственности помял пальцами сигарету. — Я работал председателем сельпо. Бес попутал на дефицитных товарах. Вместе с кладовщиком и бухгалтером сплавляли их налево по спекулятивным ценам. Началась эта всеобщая заваруха в системе торговли, и… — Евгений махнул рукой. — Жена подала на развод. Мне ведь от звонка до звонка — десять лет тянуть лямку. Всякие амнистии, помилования — не для меня. Вот она скорёхонько и нашла себе другого. Ездила нынче в Трускавец лечить почки и познакомилась с каким-то одесситом, полковником в отставке. Квартира, машина, дача на берегу моря… В общем устроилась. А как ваша жена?

— Тоже подала на развод, — ответил Вадим.

— Вот такие они, жены наши, — сказал, качая головой, Евгений. — Ради них идём на преступление, и они же выносят окончательный приговор — самый суровый. Но я, честно говоря, и не рассчитывал, что моя Антонина Леонтьевна будет ждать меня десять лет. Она у меня такая, что ни один мужик мимо не пройдёт, чтобы не облизнуться.

— Моя точно такая же, — сказал Вадим.

— С кем теперь они, наши жены? Кто их целует? Кто обнимает?

За день до начала занятий Осинцев пошёл в институт ознакомиться с расписанием. Переписал его в блокнот и вышел из института. Возле книжного киоска встретился с Добровольским. Юрий Петрович пригласил Олега прогуляться. Ему нужно было в вычислительный центр по какому-то делу.

Они шли по главной улице. Юрий Петрович буквально на каждом шагу встречал знакомых. Иногда остановится, поговорит. Олег удивился столь широким его связям и почувствовал себя неловко: подумал, что не стоит навязываться к нему в товарищи, коль их итак достаточно. Но Юрий Петрович развеял эту мысль. Обратившись к Олегу и кивнув головой в сторону молодого человека, с которым только что беседовал, он сказал:

— Это актёр драмтеатра. С ним не соскучишься, как и с тобой… Мне интересно, что из тебя будет дальше. Я — любопытен. Не успокоюсь, пока не исчерпаю вопрос до конца. Любопытство — своего рода азартная игра, словно преферанс: чем больше играешь, тем сильнее затягивает. Знаю, что у тебя я возбудил нечто подобное по отношению к себе. Пусть это будет залогом наших добрых отношений в будущем. Судьба свела нас надолго.

— Знаю, — ответил Олег. — Я видел расписание.

— Буду читать у вас курс высшей математики и начертательную геометрию.

— Как увидел твою фамилию, — сказал Олег, взглянув на собеседника, — меня словно током ударило. От неожиданности.

— Нынче мне предложили ваш факультет, — сказал Добровольский. — Я согласился. Какая мне разница, где читать.

— Тебе всё равно, а для меня… — Олег, не договорив, сокрушённо покачал головой.

— А почему это тебя беспокоит?

— Боюсь, вдруг придётся краснеть перед тобой на экзаменах, — признался Олег.

— Не бояться надо, а работать, — сказал Юрий Петрович. — Победил, как говорится, на войне, — победишь и в поле. Не надоели мои нравоучения?

— Твои — нет, не надоели, — улыбнулся Олег. — Ты — щедрый. Всегда поделишься опытом, знаниями. Не то, что другие.

— Не такой уж я щедрый, — сказал Юрий Петрович. — Учись у французов правильно понимать значение таких слов. Щедрость не в том, чтобы дать много, а в том, чтобы дать кстати, — так говорят во Франции. Тебе пока я ничего не дал кстати.

— А сборник задач Моденова, — напомнил Олег.

— Это пустяк.

— Я не забыл день, когда мы познакомились…

— Ладно, ладно, — согласился Юрий Петрович. — Оставим это. Скажи-ка мне, почему тебе стало смешно, когда я говорил о своём любопытстве?

— Все люди такие, — ответил Олег.

— Не думаю, — возразил Юрий Петрович. — Я хочу понять и объяснить все, буквально всё, что вижу и слышу. Отсюда моё любопытство и, как следствие, знания.

— Я, наверно, такой же, — признался Олег. — Ещё в детстве разбирал заводные игрушки по винтикам, чтобы понять, как они движутся, копался в них, пока загадка их движения не переставала быть тайной.

— Вот-вот! — поддакнул Юрий Петрович. — Ты для меня тоже — загадка. Предупреждаю: учиться на первых порах будет нелегко. Неужели и нынче не напишешь письмецо своей матери?

— Заявить сейчас о себе, значит — просить помощи, — сказал Олег.

— На это, разумеется, ты не пойдёшь, — продолжил его мысль Добровольский.

— Разумеется, не пойду, — ответил Олег. Сменил тему разговора: — Коллекционер я был заядлый. Когда то увлекался гербариями растений, минералами, этикетками спичечных коробок. Пустяки, конечно.

— Я всю жизнь коллекционирую книги, — сказал Добровольский, здороваясь кивком головы с каким-то прохожим. — Как у тебя с общежитием?

— Все нормально, — ответил Олег.