Юлия Шилова - Сумасбродка, или Пикник для лишнего мужа

– Не смей приближаться, эта штука стреляет!

Женька мгновенно остановился и с испугом посмотрел мимо меня. Оглянувшись, я почувствовала, как больно кольнуло в сердце. У калитки стоял папик и молча наблюдал за происходящим. Мне захотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не встречаться с ним глазами.

– Пахан, она огрела меня пистолетом! Я потерял сознание, а она в это время освободила коммерса! – закричал Женька.

– Нечего пушку бросать где попало! Пушка должна быть в кобуре! – перебила я этого попугая.

– В чем дело, Даша? – ледяным голосом спросил папик.

– Это Глеб. Я не могу дать ему умереть. У него девочка только что родилась. Он жену вчера из роддома забрал. Ему нужна помощь. У него ребра сломаны.

– Это тот Глеб, из-за которого ты сидела в колонии?

– Тот.

– Он же не захотел тебя спасти от зоны, почему же ты его спасаешь?

– Не знаю.

– Хорошо, я объясню тебе. Ты спасаешь его потому, что любишь. Ты не должна была этого делать. Это не детские игры, а взрослые, мужские дела. Оставь нам своего Глеба и езжай домой.

– Нет. Он будет жить.

Папик спокойно посмотрел на мой пистолет и тихо спросил:

– Ты сможешь в меня выстрелить?

– Нет.

– Тогда зачем же ты держишь пистолет? Отдай его мне.

– Если я не смогу выстрелить в тебя, это не значит, что я не смогу выстрелить в твоих людей. Разреши нам уехать. Я должна отвезти его в больницу.

– Что ж, делай как хочешь, – сказал папик и пошел в дом.

– Пахан, зачем ты их отпускаешь?! – завопила братва. – Он нам должен вернуть деньги. Его надо наказать.

– Думаю, что завтра он все заплатит.

– Я заплачу, заплачу, – истерично закричал Глеб, всхлипывая, как маленький. – Клянусь, что больше не будет никаких проволочек! Я все понял. Я больше так не буду! – зарыдал Глеб, не веря в собственное счастье.

– Прекрати ныть, ты же мужик. Тем более что рядом с тобой стоит такая женщина! Я бы отдал все на свете, чтобы она меня так любила. Цени это, придурок. Уезжайте. Я больше не хочу вас видеть.

Я протянула Женьке пистолет, села в машину и поискала глазами папика, но он ушел в дом.

– Она спасла жизнь моей дочери, – донесся до меня его голос. По всей вероятности, он сказал это браткам.

Захлопнув дверцу, я со злостью надавила на газ.

– Тебя в больницу или домой? – спросила я Глеба, когда мы уже подъезжали к Москве.

– Домой, – ответил он и спросил: – Даша, ты меня еще любишь?

– Я тебя ненавижу, – всхлипнула я. – Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!!!

Доехав до дома, где жил Глеб, я дотащила его до квартиры и нажала на звонок. Испуганная Вероника открыла сразу, как будто стояла под дверью все это время и дожидалась возвращения мужа. Увидев меня, она вздрогнула и попятилась в комнату.

– Не переживай, он по-прежнему твой, – улыбнулась я и смахнула слезы. – Сегодня я наконец поняла, что больше его не люблю. Оказывается, всему наступает конец, даже любви.

В тот вечер я вернулась на прежнюю квартиру, чуть позже устроилась на прежнюю работу и зажила прежней жизнью. Несколько раз я ездила на кладбище к Таньке, привозила ей цветы. Папика я больше не видела, да и не искала с ним встреч. Зачем? Ведь он все равно не сможет простить меня.

...В один из мартовских дней мы с Катькой приехали на работу на моем «Линкольне». У бара стоял наш администратор.

– Ну и времена пошли! – засмеялся он. – Стриптизерши на новых «Линкольнах» разъезжают! Все никак не могу к этому привыкнуть. Я, когда денег накоплю, тоже такой куплю. Красавец! Зверь, а не машина.

Поболтав с ним, я пошла в гримерную и стала готовиться к выходу. Во время танца я увидела в зале Глеба... и папика. Сидя за разными столиками, они с одинаковым восхищением смотрели на меня. С трудом дождавшись заключительных аккордов, я быстро собрала разбросанную по сцене одежду и ушла за кулисы.

Минут через пять я вышла в зал и в волнении остановилась. С двух сторон навстречу мне шли некогда дорогие для меня мужчины, держа в руках огромные букеты роз.

– Даша, я больше не живу с женой. Я решился... – начал Глеб, но я, не слушая его, подошла к папику.

Папик выглядел усталым, еще больше постаревшим. Охраны вокруг него не наблюдалось. Впрочем, нет, на поводке папик держал заметно подросшего ротвейлера.

– Даша, я столько раз пытался жить без тебя, но у меня ничего не получается, – тихо сказал он. – Я старался, но не смог. Я понимаю, что я слишком стар для тебя, но я очень сильно тебя люблю.

Я взяла протянутые мне цветы, наклонилась к ротвейлеру и ласковым голосом произнесла:

– Привет! Ты меня помнишь? Дай мне лапу. – Ротвейлер весело завилял куцым хвостом и послушно протянул лапу. – Как ты его назвал?

– Глеб, – вздохнул папик.

– Глеб? Ему совсем не идет это имя. В таком возрасте он еще сможет привыкнуть к новому. Давай назовем его Гришей!

– Гришей? – удивился папик.

– Конечно. Это имя будет ему в самый раз.

– Даша... – обратился ко мне осунувшийся Глеб.

– Что ты хочешь от меня? – повернулась я к нему.

– Я должен с тобой поговорить...

– Мы уже давно друг другу все сказали. Извини.

Я взяла папика под руку, намотала поводок на руку, и мы вышли из бара.

– Я люблю тебя, Гриша, – сказала я у самого входа.

– Что ты сказала? – улыбнулся папик.

– Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Ну почему ты так долго ехал сюда!

Папик схватил меня за руку и потащил к своему джипу. Я громко засмеялась и побежала за ним. Ротвейлер прыгал вокруг нас и весело лаял.

...Прошел год. Мы живем в Америке и уже успели привыкнуть к новой для нас жизни. Мы решили покинуть преступный мир и сбежать в Штаты. Все получилось очень просто: купили новые паспорта, сделали визы, сели в самолет и через восемь часов приземлились в Нью-Йорке.

У нас замечательный большой дом, огромный бассейн. Мы живем тихо, мирно, никому не мешаем. Папик прекрасно выглядит, даже помолодел немного. Он всегда в хорошем расположении духа и в отличной форме, а мне больше ничего и не надо.

Здесь полно русских эмигрантов, и нам есть с кем поболтать на досуге, но мы к этому не стремимся. Целыми днями плаваем в бассейне, гуляем, смотрим телевизор, занимаемся сексом. Нам хорошо вдвоем. Наше затворничество добровольное и доставляет нам искреннюю радость. Мы оба вышли из игры, вот и все. Мы знали, что на папика готовится покушение, и не стали дожидаться развязки. Бросили годами складывавшуюся криминальную империю и улетели в Америку.

Мы прекрасно знали, что из криминального мира добровольно уйти нельзя. Из него можно только сбежать, а сбежав, притаиться и лечь на дно. Пусть другие носятся с пушками и трясут деньги с непослушных коммерсантов. С нас хватит! Нас вполне устраивает общество друг друга, и мы бесконечно счастливы вместе. Пусть у мальчиков будет новый босс, а моему любимому положена пенсия. Мы сознательно отказались пусть от обеспеченной, но такой беспокойной жизни. Перестрелки, разборки, расправы с конкурентами, похищения – это отныне не для нас. Как оказалось, простое человеческое счастье ценится гораздо больше.