Инна Бачинская - Закон парных случаев

– Зачем оно ему, он не пишет, – заметил Шибаев.

– Ага, мотив отсутствует. Странно. А с другой стороны, тебе не однозначно? Допустим, хочет бросить последний взгляд на наследие предков и помереть. Ему бы нотариуса или кого-нибудь из архива нанять, больше бы толку, те стоят у истоков, так сказать. Что будем делать, Ши-бон?

– Ничего.

– То есть ты отказываешься?

– Ты же сам сказал, что дело гиблое.

– Могу повторить: дело гиблое и дурацкое. Но деньги-то не гиблые! Можно покопаться в архивах. В любом случае ты ничего не теряешь. Возможно, найдешь дом предков, где сначала был клуб, потом склад, потом магазин, потом опять склад. Конечно, если здание пережило Гражданскую и Вторую мировую. Напишешь ему, так и так, мол, нашлось ваше, родимое, вот оно. И фотографию! Или наоборот: увы, не уцелело, разрушено во время войны. Стояло на этом самом месте, сейчас там парк или стадион, или овощной магазин. И опять фотку. За два-три месяца худо-бедно накапает. Не Клондайк, конечно, но на безрыбье и рак, как ты понимаешь, не помешает. Тем более у тебя сейчас временный застой. Соглашайся, Ши-бон! Спокойное дело – ни мордобоя, ни рисков, ни крови. Сиди себе и копайся в старых документах. Мечта, а не дело! Уж если этому Алоизу так приспичило платить.

Шибаев пожал плечами.

– Он говорит, если ты согласен, то напиши, и он вышлет тебе семейные тайны. Так и написано: семейные тайны. Интересно, что имеется в виду?

– Имеются в виду имена и адреса, где жили предки, – сказал Шибаев. – И время. Они не из колонистов, у нас тут их не было. Может, его прабабка эмигрировала и вышла замуж за Мольтке…

– И родила сына, тоже Мольтке, – подхватил Алик. – А он тоже родил сына Мольтке и так далее. В таком случае он не соотечественник, а потомок соотечественников. Правда, это не суть важно, отнесем за счет издержек перевода. Так берешься? Имей в виду, старый и больной старик просит о милосердии, грех отказывать. А где координаты? Куда писать? Обратного адреса нет.

– Тут еще карточка, – сказал Шибаев, вытряхивая конверт.

– Покажи! – Алик принялся рассматривать прямоугольник атласной бумаги и читать с запинками, переводя с немецкого: – Алоиз В. Мольтке, фраген… э-э-э… интеллектуальной собственности унд авторских прав, рехтсбератер. В смысле, консультант. Никак коллега! Лично я согласен, сразу видно солидного человека. – Он поднял глаза на Шибаева.

Тот промолчал, раздумывая.

– Хочешь, я ему отвечу? – предложил Алик. – По-немецки?

У него когда-то намечался роман с австрийской адвокатессой, они вели один бракоразводный процесс с двух сторон, так сказать, познакомились и даже ездили друг к дружке в гости. Алик засел за изучение немецкого, но скоро бросил, так как романа не получилось. Адвокатесса давила на Алика и требовала полного и безоговорочного подчинения. Конечно, она страшная, делился Алик с Шибаевым, тощая и курит, но голова! Мозги! Все кодексы шпарит наизусть. Но, понимаешь, Ши-бон нет в ней… Тут Алик шевелил пальцами и поднимал глаза к потолку. Нет в ней нашей романтики, мягкости, нежности… Женственности нет. Фельдфебель! Не ходит, а марширует. И стихи не любит. О, да! Конечно. Стихи! Алик знает их немерено и, когда на него находит, задалбливает Шибаева, который стихов не то что не переносит… Не, а чего? Есенина любит, увлекался когда-то в школе, кое-что еще помнит. Но чтобы вот так, без продыху… И взгляд, вспоминает Алик, ежась. Видит насквозь! Не дай бог не разулся в прихожей или пальто не повесил, а, скажем, положил на тумбочку… Или вот еще: кофе! Алик любит пить некрепкий кофе из литровой кружки, со сливками, и кидает туда полкило сахара, да под бутерброд с чем-нибудь солененьким или на худой конец с ванильными сухариками. А у них кофий вроде деликатеса, после обеда, и надо смаковать. И непременно похвалить: о, какой замечательный кофе! О, как вы замечательно умеете его готовить! О! Вундербар! И обязательно стакан воды на закуску – а как же, этикет. Помогает сосуды не то расширять, не то, наоборот, сужать. Кофейная церемония. А в нем ложка стоит и сердце выскакивает. И горечь, не отплюешься!

– Ответь, если не в лом, – сказал после паузы Шибаев. – Все равно простой. Или как это ты говоришь… стагнация. Ни одного стоящего дела за последние полгода, одна мелочовка. Надоело!

– А капитан молчит?

Шибаев пожал плечами и не ответил.

Капитан Астахов из убойного отдела, с которым Шибаев время от времени пересекался по делу и сохранял вполне деловые отношения, сказал, что у них открывается новый суперважный отдел по особо резонансным, и он, капитан, рекомендовал Шибаева как опытного и креативного кандидата. Шибаев воспарил надеждой, но пока – тишина. Алик в глубине души не очень верил в воскрешение бывшего опера капитана Шибаева, так как в их конторе если спалился, то ход назад заказан, и никто не будет вникать, ты у кого-то калоши спер или у тебя. Испачкан – иди, гуляй.

Была несколько лет назад одна некрасивая история, связанная со взяткой от какого-то лавочника, который сунул Шибаеву конверт с деньгами. Тот не сразу понял, что это, а когда сообразил, было поздно. Его, любимчика начальства, перспективного опера, красу и гордость отделения, выперли по состоянию здоровья. Типа караул, коррупционер в наших рядах! Спасибо, хоть не привлекли. Все было так некрасиво и очевидно, что какие там оправдания! Растерянный Шибаев, как водится, запил. А что еще оставалось делать? На тот момент он был в разводе, утешить и приласкать некому…

Хотя бывшая супруга Вера скорее всего обрадовалась бы, так все мозги ему проела насчет маленькой зарплаты и ненормированного рабочего дня, а также устройства в ее банк начальником охраны. Но и тут все не так однозначно! После той истории в банк даже рядовым охранником, пожалуй, не возьмут. Так и пропал бы Шибаев, но тут случился как гений чистой красоты адвокат по бракоразводным делам Алик Дрючин, бывший одноклассник. Шибаев пил пиво в каком-то сомнительном шалмане, а Алик забежал туда перекусить, поспешая на судебное заседание. И произошла судьбоносная встреча. Алик поставил бумажную тарелочку с черствой плюшкой и жидкий кофе в таком же стаканчике – он, конечно, гурман, но только в свободное от работы время, – на столик Шибаева и сказал:

– Привет, Ши-бон! Помнишь меня?

Шибаев, разумеется, не помнил. Еще бы! Разве мог запомнить первый красавец школы и голкипер футбольной команды какого-то задохлика в очках? Он смерил Алика мутноватым взглядом и промычал что-то невразумительное.

– Может, расскажешь? – предложил Алик, отпивая жидкий кофе и откусывая от черствого пряника.

Вот так сразу и прямо, без всяких там заходов издалека вроде: «как дела?» да «где ты сейчас?» Разве не видно? На то Алик и адвокат, чтобы найти правильный подход и нужные слова. Он назвал его старой кличкой, которую Шибаев не слышал уже много лет. Его еще называли китаец Ши-бон… почему-то, хотя в нем не было ничего китайского, внешность вполне славянская. Может, потому, что Ши-бон звучало похоже на китайские имена: Мин-пин, Дун-дун, Шэн-лин. Полузабытое словцо настроило на сентиментальный лад, и ему захотелось выплакаться на хилой груди Алика.