Павел Амнуэль - Чисто научное убийство. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 26

Из семинара Б. Стругацкого вышли В. Рыбаков, А. Столяров, Ф. Дымов, А. Лазарчук, С. Логинов – можно назвать еще десятка два фамилий, которые ровно ничего не скажут читателю, поскольку на Западе произведения этих авторов не издавались, да и в СССР начали издаваться более или менее регулярно лишь во время перестройки. Остановлюсь поэтому на общих тенденциях и самых известных авторах.

За годы своего существования семинар Б. Н. Стругацкого превратился в подобие литературного клуба, куда не просто было вступить и где при внешней демократичности обсуждений проглядывал дух той тоталитарной системы, с которой сами Стругацкие так активно боролись в своих произведениях. Я сужу, впрочем, по тем немногим произведениям, которые попали в печать, и по рассказам участников семинара, поскольку сам ни к какому семинару не принадлежал.

Произведения участников ленинградского семинара отличаются достаточно высоким литературным уровнем. Наиболее талантливым и продуктивным автором является, пожалуй, В. Рыбаков. Тема одного из его романов «Доверие» – врастание тоталитаризма в коммунизм, невозможность коммунизма без контроля над мыслями и над информацией. Понятно, что подобный роман не имел шансов быть опубликованным до 1985 года, его напечатал на четвертом году перестройки провинциальный журнал «Урал», который отличался большей, чем столичные издания, смелостью публикаций. В 1986 году по сценарию В. Рыбакова был снят фильм «Письма мертвого человека» о последствиях глобальной ядерной войны (советский аналог американского фильма «На следующий день»). Фильм этот получил Государственную премию СССР и с большим успехом демонстрировался на экранах.

Динамичны и хорошо написаны повести и рассказы А. Столярова. Однако у этого автора есть два существенных, на мой взгляд, недостатка, свойственные всей ленинградской школе (а до некоторой степени – и другим молодым фантастам): отсутствие новых научно-фантастических идей и литературная вторичность. Кроме того, почти во всех произведениях участников ленинградского семинара ясно видно подражание манере, стилю, даже проблематике братьев Стругацких. Иллюстрацией сказанного может служить повесть А. Столярова «Мечта Пандоры». Жесткое по стилю, динамичное произведение тем не менее с первых же страниц заставляет не только вспомнить «Хищные вещи века» А. и Б. Стругацких, но и задуматься над вопросом: насколько далеко может зайти подражание, чтобы автора еще нельзя было обвинить в прямом заимствовании?

Что касается московского семинара, то он вскоре перестал существовать, и виновна в этом была частично перестройка, а частично – то печальное обстоятельство, что один из руководителей семинара (Д. Биленкин) скончался, другой (Г. Гуревич) – человек в возрасте и часто болеет, а третий (Е. Войскунский) отошел от фантастики. Но в семидесятых и начале восьмидесятых годов московский семинар объединял десятка полтора интересных авторов (не ставших, впрочем, менее интересными после того, как семинар распался). По стилистике, тематике и литературному уровню произведения московской школы более разнообразны, что было естественно при явном различии вкусов и интересов руководителей семинара. Вполне сложившимися авторами стали А. Силецкий, В. Бабенко, В. Покровский, Э. Геворкян, В. Хлумов.

Творчество А. Силецкого представляется мне наиболее самобытным и менее других подверженным каким бы то ни было влияниям (разве что, косвенно, Шекли). А. Силецкий начал писать еще в шестидесятых годах и за двадцать лет опубликовал несколько десятков небольших рассказов, написанных преимущественно еще в юности. Рассказы А. Силецкого – миниатюры, полные иронии, а часто и злой сатиры. Романы (ни один пока не опубликован) тоже напоминают череду следующих друг за другом миниатюр, ироничных, сатирических, цепко связанных общим героем и прихотливым сюжетом.

Секретарем московского семинара был В. Бабенко. Литературное творчество этого автора – интересный феномен. В 1986 году в мало читаемом журнале «Литературная учеба» была опубликована его сатирическая повесть «Игоряша – золотая рыбка», блестяще написанная, полная намеков на конкретных людей из мира советской фантастики. Следующая повесть «Встреча» оказалась среди тех немногих произведений советской фантастики, где автор делал попытку ответить на вопрос о путях всеобщего разоружения. Повесть остросюжетна, аналитична и, конечно, оставляет множество «белых пятен». По-моему, менее интересна повесть «ТП», опубликованная после «Встречи» – она легко читается, но значительно более традиционна.

Иная проза у В. Покровского, Э. Геворкяна и В. Хлумова. В основном, это социальная фантастика с элементами антиутопии. Впрочем, вряд ли имеет смысл пересказывать и анализировать творчество авторов, хотя и много написавших, но опубликовавших одну-две повести – в этом случае легко впасть в ошибку. Во времена застоя редакторы отбирали для публикации не то, что лучше, а то, что меньше выделялось из привычного ряда. И хотя при перестройке отбор стал значительно либеральнее, но практически ни один из редакторов, «делавших погоду» в застойной фантастике, не оставил своего поста.

Малеевский семинар (он сохранил свое название, хотя в последние годы обсуждения проходили в Дубултах, на берегу Балтийского моря) больше, пожалуй, чем иные, способствовал появления в советской фантастике поджанров, ранее в ней не существовавших, хотя в мировой фантастике давно известных.

На малеевском семинаре в течение двух недель шло жесткое, без скидок на молодость, обсуждение. Впрочем (обычный парадокс!), то, что признавалось лучшим, вовсе не имело больше шансов быть опубликованным. Скорее, наоборот. Однако, как школа мастерства, как своеобразный литературный клуб, перезнакомивший многих молодых авторов, малеевский семинар свою роль сыграл.

Он в большей степени способствовал появлению разных направлений в советской фантастике хотя бы потому, что значительно шире был спектр интересов руководителей семинара – от суховато-научного С. Снегова до романтически-возвышенного В. Михайлова. Да и относительная краткость встреч не способствовала навязыванию своего литературного стиля и интересов.

Участники малеевского семинара, в частности, стали первооткрывателями в советской фантастике поджанра «фэнтези». Стоит упомянуть хотя бы повесть С. Логинова «Страж Перевала». Повесть навеяна, конечно, знанием многочисленных произведений подобного рода в англоязычной фантастике последнего десятилетия. Это отход от наукообразности, это конструирование миров странных, необычных и все же логически завершенных и, по возможности, объяснимых с материалистических позиций. Этим, кстати, нарождающаяся советская «фэнтези» отличалась от западной. Cоветская «фэнтези» как бы боялась окончательно порвать с миром науки, она пыталась соединить несоединимое – науку и чудо, балансируя между ними на узкой грани.