Андрей Троицкий - Удар из прошлого (Напролом)

Если пару недель кряду стояла жара и палило солнце, Клычков говорил, что урожая в нынешнем году совсем не будет, потому что все уже сгорело на корню. Если дожди зарядят хоть на неделю, Степаныч выдавал новый прогноз. Мол, дожди все залили, урожая не будет, потому что прямо на полях он весь и сгниет к чертовой матери.

– Ну, что как дела на колхозном фронте? – спросил Казакевич из вежливости, в настоящий момент виды на урожай его мало интересовали. – Хороший хлеб в этом году соберем?

– Соберем? – скривился Клычков и плюнул. – Намедни главный агроном страны выступал по радио. Говорит, без пшеницы, считай, уже остались. Все подчистую сгорело к хренам собачьим. И пересевать поздно. Зимой зубы на полку положим.

Решив, что светский разговор с умным сторожем на этом закончен, приличия соблюдены, Казакевич перешел к делу и коротко изложил свою просьбу. По идее, заброшенный сад площадью в полтора десятка гектаров то идеальное место, где можно схоронить труп и не опасаться, что женские останки найдут, по крайней мере, в ближайшие десять лет. Казакевич полез в бумажник, вытащил несколько крупных купюр и положил их на стол. Клычков пересчитал деньги.

– За копейку канарейка басом не поет, – Федор Степанович обиженно поджал губы, свел седые брови. – Надо бы накинуть, дать мне на хороший подогрев за то, что я провел такое… С позволения сказать, мероприятие.

– Пока не за что накидывать, – процедил Казакевич. – Ты ещё ни хера не провел.

– Так проведу. Когда её привезешь?

Казакевич достал мобильный телефон, набрал номер Тимониной. Когда Ирина Павловна взяла трубку, он сказал, что есть важный и срочный разговор, но не для телефона. Он велел Тимониной, никому не говоря ни слова, срочно собраться, самой сесть за руль автомобиля, оставить тачку на одной из стоянок в центре и ждать его перед Смоленским гастрономом.

– Я собиралась принять ванну, – сказала Ирина Павловна.

– Потру тебе спинку, – пообещал Казакевич. – Но в другой раз. Выезжай немедленно.

– Что, хорошие новости?

– Узнаешь при встрече, – Казакевич поднялся. – Степаныч, я привезу эту бабу максимум через два часа.

– Баба хоть молодая? – Степаныч облизнулся.

– Молодая, не молодая. Какая, мать твою, разница? Я что её к тебе на случку что ли выписал? Ты знай свое дело.

Ирина Павловна опоздала, тем самым на добрых полчаса удлинила свою жизнь. Казакевич весь извелся, ожидая Тимонину. Желтые сумерки сгустились над центром Москвы, вспыхнули фонари на мачтах освещения. Казакевич беспрерывно курил и матерился. Наконец, Тимонина вынырнула из толпы, села на переднее сидение и хлопнула дверцей. Казакевич рванул машину с места.

– Ты никому не сказала, что встречаешься со мной?

– Разумеется, никому. Ну, как дела? – спросила Ирина Павловна.

– Дела? – Казакевич был на последней стадии нервного взвода, он не смог сдержать злости. – А ты сама этого не знаешь? Я не могу перевести деньги за границу, пока твой муж жив. Потому что на всех документах должна стоять его подпись. Я пальцем пошевелить не могу. А он, сука, жив и подыхать не собирается. Я разговаривал со своими людьми, которые отправились в Волгоград на его поиски. Девяткин всех опередил. Проклятый мент, сука… Мать его…

Тимонина прищурилась, бросила на Казакевича злой презрительный взгляд.

– Это была твоя идея выписать Девяткина. Вспомни, что ты говорил: «Он лучший друг Леонида и найдет его. Он наверняка знает, где твой муж». Бандиты грохнут Леню. А дальше акт второй. Появляешься ты, весь в белом… Ты сам все это придумал, а теперь высказываешь свое фэ. Валишь с больной головы на здоровую.

– Я тебя ни в чем не упрекнул, – заметил Казакевич. – Я лишь обрисовал наше положение. Девяткин нашел его, а мои люди обосрались. Не исключено, что Девяткин уже потащил твоего мужа в милицию. А там Леня молчать не станет. Поделится соображениями…

– Леонид никогда не опустится до того, чтобы заложить собственную жену ментам, – сказала Тимонина. – Он на такое не способен. Я знаю его лучше других. Я спала с ним несколько лет.

– Ты и со мной спала.

Ирина Павловна в ниточку сжала бескровные губы. Кажется, она побледнела.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты не разбираешься в людях, – ответил Казакевич. – Он не способен… Скажите, какой благородный. Ты плохо знаешь, на что способны люди. Он очень даже способен. И очень даже на многое.

– Какой же ты засранец. Когда я была тебе необходима, ты находил для меня совсем другие слова.

Казакевич смолчал, решив пропустить этот выпад мимо ушей. У Ирины на нервной почве потекла крыша, и теперь её бестолковую башку уже не отремонтировать. Пусть тявкает, он не станет огрызаться в ответ. Зачем ругаться с человеком, которому осталось жить… Казакевич глянул на часы. Ну, час от силы. Проехав пять километров по кольцевой дороге, он свернул на загородное шоссе. Еще двадцать минут, и они у цели.

– Я проклинаю тот день, когда связалась с тобой, когда тебе поверила, – говорила Тимонина. – В твоих глазах я аморальна, потому что мне нужны деньги. Потому что я не люблю, никогда не любила Леонида. Потому что я сплю с другими мужчинами. А чем ты лучше меня? Ну, чем? У тебя комплекс собственной гениальности. Ты один самый умный, а все остальные – грязь у твоих ног и дерьмо на лопате.

Казакевич испытал зуд в ладонях. Он был готов остановить машину на обочине и вцепиться в горло Тимониной. Но вместо этого просто заставил себя не слушать эту сучку. Ирина Павловна все говорила и говорила, кажется, не собиралась затыкать варежку.

– Вспомни, что ты мне обещал. Когда Леня уйдет из жизни, ты станешь фантастически богатой женщиной. Вся его недвижимость, все банковские счета, машины, яхта перейдут в твои руки. Сам ты ни на что не претендовал. Просто хотел пересесть в кресло моего мужа. Ты всегда был на вторых ролях. А теперь захотел стать самым главным. Номером один. Губы раскатал. И выкусил.

Ирина Павловна вдруг рассмеялась злым каким-то каркающим смехом.

– Выкусил? – переспросила она.

Казакевич сдержался. Отняв от руля одну руку, он потянулся к Ирине Павловне, погладил её по плечу, по волосам. Сейчас нужно восстановить прежнее доверие хотя бы ненадолго. Казакевич не с того, не на той ноте начал разговор. И теперь разгорался нешуточный скандал.

– Ира, успокойся. Я уверен, что все будет хорошо.

Тимонина вздохнула, вытащила из сумочки платок и высморкалась.

– Куда мы едем? И зачем?

– В одно спокойное место. Там яблоневый сад, и все это хозяйство караулит мой добрый знакомый. По этому адресу приедет один человек, с которым нам надо кое-что обсудить. Я на него очень надеюсь.

Тимонина быстро остывала, она выплеснула все эмоции и выдохлась. Раскрыла пачку сигарет, прикурила и уставилась на дорогу. Когда подъехали к домику садового сторожа, Ирина Павловна, словно почувствовала неладное, толкнула Казакевича в бок.