Елена Кутукова - Я тебя (не) помню

На секунду мне померещилось, что коляска бежевого цвета и вместо синего одеяльца – розовое… Я отпрянула от нее, но стоило моргнуть, и все стало на свои места.

Девушка удивленно посмотрела на меня.

– Что-то не так?

– Уснул, – не стала я вдаваться в подробности. Девушка поблагодарила меня, и мы пошли каждая своей дорогой.

Марина стояла в углу и сверлила меня взглядом.

– Зачем? – коротко спросила она меня.

– Подруга так укачивала ребенка, – солгала я, глядя вслед удаляющейся девушке.

Я не могла отделаться от мысли, что в моих снах коляска всегда была бежевой.

16 сентября

Вечером я, как всегда, сидела на в офисе уткнувшись в монитор. Работать в пятницу не хотелось, впрочем, никто моего желания не спрашивал, а работы накопилось море, и ее надо было делать. То ли из-за переизбытка кофеина, то ли из-за предчувствия выходных усталый мозг не хотел работать. Я потянулась за конфетой. Последние недели этого добра у меня стало навалом, поскольку очень часто Виталик, паренек из компьютерного отдела, приходил попить чай, прихватывая что-нибудь вкусненькое.

Я в который раз уже листала договор с указанием цифр и ссылок на различные законы и дополнительные соглашения. Когда зазвонил телефон, я была только рада отвлечься от работы.

– Наталья,– в трубке прозвучал знакомый женский голос.– Добрый вечер, это Елена Анатольевна, гинеколог из «Сити клиник».

– Да, слушаю. – Я вся напряглась, отлично понимая, что просто так врач бы мне не позвонил.

– Я получила результаты ваших анализов, они идеальные. Возможно, какие-то проблемы возникали именно в процессе вынашивания, поэтому мне все же нужна выписка из роддома,

– Все-таки нужна, – огорчённо произнесла я.

– К сожалению, иначе не смогу вам ничем помочь.

Положив трубку, я молча смотрела на телефон в раздумьях, кого бы попросить помочь. К сожалению, на ум приходил лишь муж: даже если он и выкинул этот документ, то копию в роддоме может взять только он, у него даже доверенность для этого была, никому из моих подруг ее просто не дадут. Мне придётся наплевать на гордость и все же позвонить Кириллу. Я должна поскорее получить ответ на вопрос, почему это со мной произошло, и это важнее какой-то мелкой мести.

Его номер я помнила наизусть: когда-то очень давно, когда мы были счастливы, он заставил его выучить, на всякий случай. Я начала набирать номер, попутно обдумывая, как с ним разговаривать. А если он откажет? У нас ведь было неприятное расставание. Но, впрочем, он вполне может оказать мне эту последнюю услугу в память обо всем, что у нас было. Я наконец закончила набирать номер, и в трубке послышались гудки. С замиранием сердца я ждала ответа, беспокоясь, не сменил ли муж номер или вдруг не берет незнакомые номера, но наконец-то услышала такой близкий и родной когда-то голос.

– Алло.

– Кирилл, – с придыханием произнесла я, готовая уже простить все на свете.

– Наташа, где ты?.. – его голос дрожал от волнения.

Я была уже готова ответить, но тут как гром среди ясного неба раздался вопрос:

– Где наш ребенок? Где моя дочь?! – крикнул в трубку человек, которого я когда-то любила.

Я, ошарашенная, мгновенно отключила связь и швырнула телефон подальше, но Кирилл не унимался, продолжая трезвонить. Неужели после всех этих месяцев он до сих пор винит меня?!

В этот момент вошла Марина, вся такая сияющая и улыбающаяся. Заметив остолбеневшую меня и разрывающийся телефон, тут же изменилась в лице.

– Что случилось?– обеспокоенно спросила она.

– Муж спрашивал, где его дочь, – произнесла я на удивление ровным голосом, пытаясь осознать эти слова. Как он вообще может спрашивать подобное?! Впрочем, мое кажущееся спокойствие отдавало начинающейся истерикой.

– Зачем ты ему позвонила?! – чуть ли не шипя, набросилась она на меня.

– Мне нужна была выписка, – ответила я. Да, про эту вещь можно было забыть.

Марина лишь устало вздохнула и покачала головой.

– Могла бы меня попросить помочь. Теперь номер придется менять, – кивнула она в сторону телефона, который все никак не унимался.

Я слабо помнила, как мы пришли в салон связи за новой сим-картой. Не помнила я и слова из тех, что Марина говорила продавцу, который тут же протянул ей несколько пакетов с номерами на выбор. Подруга махнула мне рукой: мол, иди выбирать. Я лишь помотала головой, мне было не до этого. Мне было абсолютно все равно, какой номер она мне выберет. Как послушная марионетка, я просто протянула паспорт продавцу.

Марина заполнила за меня документы, я лишь поставила свою закорючку на договоре. Молча и отрешенно я наблюдала, как она выкидывает мою старую сим-карту в мусорное ведро, как устанавливает новую.

Мне было все равно. В голове бушевал только один вопрос: как Кирилл мог так со мной поступить?! Ведь он все знал, все знал о случившемся. Он один знал, как сделать мне по-настоящему больно, и сделал это.

«Где моя дочь?» – спросил Кирилл

Слова обвинения. Слова, пробуждающие не самые хорошие воспоминания, и это еще мягко сказано. Те, что я надеялась забыть. Была уверена, что забыла.

Роддом – место, где рождается счастье… по крайней мере, если верить вывеске. Но у меня, к сожалению, был другой случай.

«А где твой малыш?» – спросила молоденькая девочка в нежно-розовом хлопковом халате поверх казенной типовой ночнушки, когда я наконец заставила себя выйти из роддомовской палаты. От голода кружилась голова, и я поняла, что нужно что-то поесть.

«Мой в детском отделении, – радостно щебетала она, протягивая посуду раздатчице и пытаясь поправить растрепавшиеся волосы. – После обеда отправлюсь к нему. – Она улыбнулась, перемещая тарелки на столик. – Твой тоже в детском? Можем вместе сходить.

«Моего там нет», – прошептала я. Руки задрожали, я опустила глаза в пол.

«А где? – спросила она – Неужели в реанимации?» – сказала она с испугом в голосе. Будто это самое страшное предположение, которое она смогла придумать.

«Нет, – помотала я головой и произнесла едва слышно: – Его вообще нет. Он…»

Слова потонули в воздухе под взглядами других девушек, вышедших в коридор и, судя по виду, заинтересовавшихся нашим разговором.

Однако моя собеседница не унималась:

«Как нет? Что произошло?»

Мое самообладание дрогнуло, слезы предательски покатились по лицу, и я предпочла скрыться в палате. Мне никого не хотелось видеть.

Если девушка из соседней палаты, явно узнавшая о том, что у меня произошло, у дежурной акушерки, через несколько часов хотя бы попыталась извиниться, шепча свои слова сочувствия сквозь закрытую дверь, то сами медицинские работники не были столь деликатными. По крайней мере, они явно не заглядывали в историю болезни перед тем, как заглянуть в палату с расспросами.