Павел Амнуэль - Проблема наблюдателя. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 19

– Да. Двое детей. Взрослые уже.

– И вы, когда над чем-то работаете, тоже так обходитесь с женой?

– М-м-м… Не знаю, Габи. Наверно, нет. Точнее – сейчас уже нет. С возрастом наука становится рутиной. Новые идеи приходят кому-то другому, а ты подхватываешь, дорабатываешь. Это тоже важно. Собственно, наука практически вся на том и стоит: на доработке чьих-то идей. Но ощущение… В молодости были идеи, было… Я хочу сказать, что временами завидовал Нику. Мы с ним написали несколько хороших работ, но… Идеи были его, математика общая, доработка моя. И мне знакомо такое его состояние, это замечательное ощущение, полет, со мной такое случается очень редко. Простите, я…

– Хорошо, что сказали, Джонатан. Я думала… Теперь уже неважно.

– Простите, Габи, болезнь Гоше… Вы сказали – наследственная, и что… неизлечимая?

– Нет. То есть да. Окончательного излечения не существует. Можно замедлить течение, а в тяжелых случаях, вроде моего, не очень сильно замедлить.

– Но вы…

– Хорошо выгляжу, да? Врачи назвали это чудом. «Спонтанная реабилитация», – как сказал профессор Хидман, первый случай в его практике.

– Поздравляю! Искренне рад за вас.

– Я узнала об этом в четверг. Была в Чикаго, в клинике, и профессор Хидман сказал… Тут же позвонила Нику, он был на седьмом небе, теперь все стало хорошо, в пятницу я весь день была занята, последние осмотры, Нику позвонила под вечер – договориться, чтобы он встретил меня в понедельник в аэропорту, но он не отвечал…

– Вы беспокоились?

– Сначала – нет. Ник часто по выходным работал, а когда у него идеи, он отключает в телефоне звук, не смотрит почту… Утром в пятницу, когда мы говорили, он сказал, что очень рад за нас обоих и, пока меня нет, а я должна была прилететь в понедельник, он будет работать, и я… нет, не беспокоилась. В понедельник я вернулась, Ник по-прежнему не отвечал, и я поехала к нему, а там… Господи…

– Не вспоминайте, Габи…

– Простите, Джонатан… я сейчас приведу себя в порядок…

* * *

– Спасибо, доктор Бернс. Ваше заключение…

– Не думаю, что оно как-то поможет в расследовании, детектив.

Сильверберг пожал плечами. Файл, присланный Бернсом, он внимательно прочитал, но в физике был не просто чайником, в школе говорил о себе: «В норд-норд-вест я еще отличу Ньютона от Эйнштейна, а при южном ветре оба на одно лицо».

– Разберутся, – уклончиво сказал Сильверберг. – Наш главный эксперт Арик Розенфельд фиговый физик, но компьютерный гений, пусть почитает.

С профессиональным интересом детектив наблюдал, как Бернс подносит ко рту одноразовый стаканчик с жутким кофе из автомата, обжигает пальцы, но терпит. Неприятно ему, а надо скрывать. Хотя зачем? Но ведь не он один такой, почти все делают вид, что им тут нормально, подумаешь, полицейский участок, вот если бы вызвал начальник и выдал письмо об увольнении…

– Зря вы не положили сахар, без сахара эту бурду пить невозможно.

– Значит, вы не пили кофе из автомата на факультете.

– Пил, конечно. И хоть бы кто предложил приличный кофе, а ведь почти у каждого в кабинете стоит собственная кофеварка. Так я о чем… Розенфельд получил хорошую пищу для размышлений, но размышлять он не будет. Чистая формальность, для архива. Надеюсь, вы не потратили много своего времени, и полагаю, вас устроила оплата.

– Да. Я хотел бы спросить, если это, конечно, не составляет тайну следствия…

– Какие тайны, доктор? Вы читаете газеты? Новости в Интернете? Журналисты, естественно, выжали эту историю досуха. Все следственные версии разобрали на мелкие детали и вышвырнули в мусор. Полиции досталось по первое число.

– Но сейчас такие методы… Я читал: можно найти преступника по капельке пота…

– По кончику ногтя, по запаху одеколона, по флюидам его мысли… Шучу. Ничего этого нет, понимаете? У Розенфельда группа классная, три месяца назад они вычислили серийного убийцу, помните, газеты писали? Скоро дело уйдет в суд. А здесь – ничего. Говорю вам, поскольку в газетах и так все есть. Доктор Гамов был в квартире один. Никто в тот день не входил и не выходил. Никто не влезал в окно и не имел такой возможности.

– Но кто-то же…

– Именно! Если все версии невозможны, надо взять самую невероятную, она и будет истинной.

– Любите Конан Дойла.

– Терпеть не могу. Примитивно, хотя для конца девятнадцатого века, наверно, очень круто. Фразу помню, потому что ее повторяет каждый дебил, особенно в последнюю неделю. Только выводы они все делают неправильные.

– Да?

– Конечно. Невероятный, но верный, если верить прессе, вывод: в полиции нет хороших экспертов, копы упустили решающую улику и так далее.

– А вы не…

– Нет. И тот невероятный вывод, о котором я говорю…

– Да?

– Послушайте, доктор, вам-то это должно быть очевидно. Если все следственные версии оказались глупыми и нелепыми, то осталась единственная, которую эксперты даже не рассматривали, хотя у них есть полная… впрочем, об этом я еще скажу… полная информация. Не смотрите на меня, будто видите привидение, доктор Бернс. Вы тоже пришли к этому выводу.

– Я…

– Доктор, я не знаю физику, но я хороший психолог. Могу, читая фразу, пусть она даже по этой вашей квантовой теории, определить, в каком был настроении автор, и написал ли он все, как есть, или о чем-то умолчал.

– Вы хотите сказать…

– Я не хочу сказать, я прямо говорю, доктор Бернс: вы поставили точку там, где нужна была запятая. Гибель доктора Гамова как-то связана с его исследованиями. Не пожимайте плечами, это единственная версия, которую никто не принял в расчет. Никто, кроме вас. А теперь, пожалуйста: что должно было быть после точки, которую вы поставили в отчете? Вы же знаете, как погиб ваш коллега. Или полагаете, что знаете, я вижу по вашему лицу. У вас есть окончание заключения? Записали в файл или держите в уме? Не отворачивайтесь, пожалуйста, в окне, уверяю вас, ничего интересного. Да, вы знаете свои права: у меня нет достаточных, понятных окружному прокурору, оснований, чтобы изъять информацию из вашего компьютера. К тому же я не полный дебил и понимаю, что, скорее всего, ничего не найду, информацию сейчас принято хранить в разных, как говорят компьютерщики, облаках… Я все понимаю, доктор, и надеюсь на ваше добровольное сотрудничество.

– Слишком много слов…

– Ровно столько, сколько нужно, чтобы вы рассказали. И учтите: я не просто чайник, я понятия не имею, чем вектор отличается от этого… м-м… скаляра. Не говоря о тензоре.

– Если вам знакомы эти термины, значит…

– Это значит, что я перед разговором с вами посмотрел… пытался посмотреть… текст о квантовой физике в Вики. Так что, доктор? Расскажете? Кстати, зачем вы ездили к миссис Джефферсон? Зачем выпытывали у нее информацию о ее болезни?