Татьяна Крылова - Мыши не курят!

– Заправки нет. Есть мой дом и моя кровать, которую я намерен занимать весь остаток ночи. Не знаю, как у тебя в Москве принято, а у нас тут подъем ранний. И тратить еще час на катание тебя на буксире у меня нет ни малейшего желания.

Инга опешила.

– Но мне нужно заправить машину!

– Завтра привезу тебе канистру.

– Какую канистру? Мне сегодня… Сейчас на заправку надо! Мне… – от прежней решимости двигаться вперед вопреки всем невзгодам не осталось и следа: – Мне домой вернуться надо! Что я буду делать в деревне?

– Переночуешь. В лесу небезопасно.

Уж не приглашал ли красавчик ее в гости? Инга переплела руки на груди. Вот еще!

– И где же мне ночевать прикажешь? В машине душно и комары!

– Ну, так заночуй в доме, который тебе Фаина Львовна отписала.

Возражения не принимались. Степаныч быстрыми шагами направился к трактору. Инге пришлось выскочить на дорогу, чтобы его догнать и постараться переубедить. Уж лучше она переночует под одной крышей с незнакомцем, чем в старой избе!

– В каком доме? Ночь на дворе! А он минимум полгода как не убирался! А вдруг там света нет? Вдруг там…

Степаныч резко остановился. Обернулся.

– Значит так, – безапелляционно заговорил он: – Я еду в деревню. Твоя машина привязана к трактору и едет туда же. Отвязывать ее я не собираюсь. Если хочешь, можешь переночевать здесь. Можешь дойти пешком до дороги, поймать попутку и вернуться в Москву. Можешь сесть на место и поехать в машине. Мне все равно, что ты будешь делать, но твои капризы я слушать больше не намерен.

Инга задохнулась от негодования:

– Капризы? Да как ты с девушкой разговариваешь?!

Степаныч на возмущение никак не отреагировал. Залез в кабину и прикрыл дверь. Через пару секунд мотор трактора заработал, веревка натянулась, и Инга с ужасом осознала, что ее машина начинает двигаться.

Не теряя времени, девушка прыгнула на водительское место, закрыла дверь и вцепилась в руль. Трактор сдавал задним ходом, скорость держалась маленькая, так что управлять непослушной машиной было не так уж сложно. Только свет фар, направленный прямо в лобовое стекло, мешал видеть ямы.

– Не может нормально ехать! Сколько же у него работы на такой дороге? Наверное, сам ее и разворотил, чтобы авторитет заработать, – ворчала Инга, едва шевеля губами.

Девушка подозревала, что Степаныч легко может видеть ее. А заметив движения губ, разбираться не станет: припишет к сумасшедшим, ведущим беседу с умным человеком. Допустить этого было никак нельзя! Но и держать в себе эмоции Инге совсем не хотелось. В конце концов, она приехала в эти края расслабиться и отдохнуть, а не поднять градус внутреннего напряжения.

Через десять минут, как и обещал Степаныч, лес расступился, и впереди показались редкие огоньки деревни Высокое. Свое название поселение целиком и полностью оправдывало. Располагалось оно на макушке холма с пологими склонами. Справа от холма в свете луны угадывалась гладь узкой реки. Слева можно было разглядеть распаханные поля.

Инга предполагала, что Степаныч остановится, перецепит буксир так, чтобы трактор ехал передом. Однако молодой человек, должно быть, очень спешил пораньше лечь спать. И не останавливал трактор до тех пор, пока сцепка не добралась до низкой избенки в три окна. Перед окнами располагался палисад, обнесенный забором из тонких прутьев. Справа от сруба было видно покосившееся крыльцо. Позади избы чернел скотный двор.

– А крыша мхом поросла – не иначе, – прошептала Инга.

– Прибыли, ваше величество, – скомандовал тракторист, придерживая дверь, чтобы девушке было удобнее вылезти из салона паркетника.

– Куда прибыли?

– К вашему дому.

Инга уже и сама сообразила, что дряхлое строение – это тот самый проклятый дом, приведший ее в деревню Высокое. Но не зря же говорят, что надежда умирает последней:

– Ты уверен? Это же какой-то сарай!

– Фаина Львовна в девяносто четыре года померла. Мужа лет тридцать назад схоронила. Сына – лет десять. Внуки к старухе от случая к случаю ездили. Пенсия, сама знаешь…

– Сама я много чего знаю, – огрызнулась Инга.

– Ну, так должна понимать, что некому было ей по хозяйству помогать. Как могла, так и держала свой дом! Скажи спасибо, что крыша не течет и печь нормально греет!

Инга захлопала ресницами.

– То есть как это «печь греет»?

– Молча.

Устав от бестолкового разговора, Степаныч отвязал машину от трактора и закинул веревку в кабину.

– Ключ от дома у тебя хотя бы имеется?

– Имеется.

– Хорошо. Доброй ночи!

Ответить Инга не смогла. У трактора вновь заработал мотор, и перекричать его не было никакой возможности.

Когда на улице воцарилась тишина, девушка выругалась себе под нос. Пару нелестных замечаний отпустила в сторону «деревенского хама». Потом тяжело вздохнула, смахнула выступившие в уголках глаз слезы и достала бумажный конверт, полученный у нотариуса. В конверте кроме бумаг лежал старый потертый ключ.

Замок поддался не с первого раза. Инга заподозрила, что у старухи не было заведено запирать дверь, из-за чего механизмы и заржавели. От этой мысли на душе стало совсем тоскливо. Ведь если фасад дома и замок на двери были плохи, внутри, вероятно, ожидал настоящий ад.

Смартфон Инги все также почивал в придорожных кустах, другого способа подсветить себе дорогу девушка не придумала, поэтому ей на свой страх и риск пришлось войти в темный дом на ощупь. Содрогаясь от каждого прикосновения, от каждой новой текстуры под подушечками пальцев, Инга обшарила внутреннюю сторону стены. Выключателя не нашлось, поэтому девушка шагнула к противоположной стене и вскоре добралась до внутренней двери. Замка на ней не оказалось, открылась дверь легко.

Из комнаты пахнуло старостью, пылью и гнилью. Инга закрыла нос рукой. Подождала немного, чтобы в помещение проникло достаточно свежего воздуха, после чего рискнула войти.

– Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста… – шептала девушка, ощупывая стену возле притолоки.

Наконец, выключатель был найден, и Инга, закрыв от волнения глаза, нажала на кнопку. Каких-то очевидных изменений девушка не заметила, но веки как будто стали светлее.

– Да! Работает!

Впрочем, когда Инга открыла глаза, ей тут же захотелось вновь воспользоваться выключателем. Единственная комната в доме не выглядела жилой. Была похожа на кладовую… На помойку, если говорить совсем честно. Рассохшийся пол покрывал ровный тонкий слой пыли. Краска на потолке облупилась. На стенах висели клочья бумажных обоев, не то ободранных кошками, не то рассыпавшихся от старости.

В углу комнаты мозолил глаза покосившийся шкаф. К нему привалилась старинная чугунная кровать. На кровати лежали две подушки и комок, опознанный Ингой как одеяло: очень старое одеяло в очень желтом пододеяльнике. Девушка поморщилась и брезгливо отступила от спального места.