Елена Левашова - Если ты хочешь…

Закрываю квартиру и, погруженный в мысли, бреду к машине. Что там больному требуется? Посуда, средства гигиены, чистая одежда… Заезжаю в «Ленту» и выбираю все необходимое. Полотенца, трусы, резиновые тапочки, шампунь с зубной щеткой… Подхожу к отделу с женским трикотажем и рассматриваю висящие на вешалках ночные сорочки. Весна похудела… Только глаза остались прежними – синие, с мелкими крапинками. Че-е-рт…

Выбираю ей парочку сорочек, халат и футболку, гружу пакеты в багажник и торопливо выруливаю на проспект Октября.

Сын… У Весны есть ребенок, за которым некому присмотреть. Развелась или… Может, ее муж в командировке или просто временно недоступен, так бывает. Интересно, за кого генерал Завьялов ее выдал? Воспоминания острым лезвием поддевают застарелые раны, окунаюсь в прошлое с головой, ныряю в его ледяной колодец, осязая, как становится зябко. Он не любил меня – злобный старик Валерий Завьялов. Цены не мог сложить своей красавице дочери, а претендентов на ее руку перебирал как перчатки. И я, ожидаемо, не подходил на роль зятя. Меня воспитывала мать, а отец был пьяницей и бывшим уголовником… Отличником учебы я тоже не был. Он не понимал меня – старый генерал. Ему-то жизнь дарила блага на блюдечке… А я с детства привык выгрызать у жизни лучшее, как дикий волчонок. Работал и учился. Неплохо, кстати, учился – в институте мне прочили блестящую юридическую карьеру. И я любил его дочь… Любил Весну до безумия. На все был готов ради нее пойти.

Крепче сжимаю руль и выезжаю на больничную парковку. Беру пакеты с покупками в руки и поднимаюсь на второй этаж, следуя указателям. «Отделение реанимации и интенсивной терапии». И где-то там лежит она… Вместо моей квартиры, куда могла прийти, чтобы «хорошо попросить». Сглатываю, обуреваемый странным, непривычным чувством стыда. Постовая медсестра провожает меня в палату. Я только отдам ей вещи… Отдам, помогу связаться персоналу с мужем и… вновь навсегда уйду из ее жизни.

– Вы посидите с ней, пожалуйста. Температура высокая, бредит она… Андрей Иванович назначил успокоительное, но она никак не успокоится. Мечется, мокрая вся… Вы же можете посидеть? – испытующе смотрит медсестра. – Ох, еще надо родственников найти. Она все время про сыночка говорит и какого-то Костю… В телефоне нет контакта мужа.

– Костя – это я. – Выдавливаю хрипло. Надо же, мужа нет? А где наш муж? Объелся груш? Не выдержал, бедолага, жизни в генеральской семье?

Мы тихонько заходим в палату, пахнущую лекарствами и антисептиками. Весна спит. Веки ее подрагивают, на виске бьется голубая жилка. У нее веснушки на носу – когда-то я помнил, сколько их штук… Щеки гладкие, чистые, а сейчас запали. Волосы прилипли ко лбу. Без раздумий мочу марлевый тампон под струей воды в раковине и вытираю ее лоб от пота. Щеки, шею. По ее телу проносится волна болезненной дрожи. Лоб пылает. Накрываю Весну больничным одеялом, и в этот момент она медленно разлепляет глаза…

– Костя…

– Лежи, Весна. Тебе надо лечится. Выздоравливай, пожалуйста. – Неожиданно произношу я. И в моих словах столько искренности. На секунду становится так легко… Я не желаю ей смерти, и я… человек. А не пропащий.

– Костя… – повторяет она и зажмуривается. Отворачивается смущаясь. По ее щеке струится крупная слеза.

Весна.

Размытые очертания палаты кружатся перед глазами, распадаются на фрагменты, а потом и вовсе тают… Сменяются другой, неожиданной картинкой. Странно, ведь он перестал мне сниться. Карие глаза, волнистые русые волосы, губы, шепчущие что-то нежное…

«Весна, выздоравливай. Тебе надо лечиться. Отдыхай, пожалуйста».

Он гладил меня по голове и утирал слезы со щек, а потом ушел. Видение истаяло в забрезжившем рассвете, сменившись безликими очертаниями палаты.

– Вёсенка, как ты? – вздрагиваю от знакомого голоса.

– Илья? Так это был ты? – облегченно вздыхаю, пытаясь подняться. На мне чистая ночная сорочка, халат, на тумбочке аккуратно стоит новая чашка, тарелка, бутылка воды…

– Я. Не понимаю, ты про что? Надежда Петровна звонила тебе вчера, а ответил врач. От нее я и узнал. – Протяжно вздохнув, отвечает он.

С Илюшей Любарским мы познакомились в хосписе. Талантливый психолог, он покорил меня своими жизнелюбием и добротой. Сначала мы просто дружили… Со мной ведь по-другому нельзя, спасибо Косте… После него я мужчин на милю к себе не подпускала, растворилась в сыне и заботе о тяжелобольной маме. Училась в педагогическом институте, ездила на проклятую дачу… Такая вот у меня была жизнь – обычная, скучная, без балов и заграничных поездок.

– Спасибо, Илья. – Повторяю я, разглядывая рюши на сорочке. – Красивая сорочка. И халат… И, вообще, спасибо за то, что сразу приехал. Об Алешке позаботился.

Илья как-то растерянно качает головой, вздыхает, набирая в легкие побольше воздуха. На мгновение мне все это кажется чудовищной ошибкой, то, что я говорю сейчас. Он мне приснился. Это просто сон… Костя не мог сюда явиться. Не мог… Черт, тогда почему глаза Ильи говорят об обратном? Он что-то лепечет, пытаясь возразить, но его бессвязные объяснения тонут в громком, прямо-таки офицерском стуке в дверь. Мне даже угадывать не нужно, кто за ней. Костя…

А с ним Алешка… Как это случилось, не понимаю? Как он вообще узнал про больницу? Догадываюсь как. Костя позвонил, чтобы выяснить причину, по какой я не явилась «просить его об одолжении», а ему ответил врач. Все так и было.

– Добрый день, – Костя уверенно преодолевает расстояние до моей постели и, не глядя на Илью, жмет ему руку. – Вижу, тебе лучше.

– Мамочка! – Алеша валится мне на грудь и крепко обнимает. – Мам, ты долго будешь болеть? У меня все хорошо, дядя Костя мне кашу сварил овсяную. Она была не очень вкусная, но я съел. – Почти шепотом добавляет Лешенька.

Господи, получается и с сыном был не Илья?!

– Подожди, сынок, – ерошу вихрастую мальчишечью челку и перевожу взгляд на Духина. – Как ты здесь оказался? Как вообще… – выдавливаю севшим голосом. Ненадолго же меня хватило…

– Я, пожалуй, пойду, – смущается Илья. Нервно вытирает лоб и поднимается с места, добровольно лишая меня своей поддержки. Не понимаю, он его боится? Смею заметить, Духин еще ничего особенного не сказал и не сделал. Он только пристально смотрит на меня, но этого хватает, чтобы по спине поползли кусачие мурашки…

– Константин Андреевич, извините за беспокойство. Произошла какая-то ошибка. Мой… мой муж вчера работал в ночную смену, врач не смог ему дозвониться. – Оправдываюсь я. Усилием воли добавляю голосу стали, но он все равно звучит надломлено. – Простите, что вам пришлось потратиться. Я вам все верну… И я…

Илья выглядит ошарашенным. Он не умеет врать или подыгрывать. Не сразу угадывает в моих словах жалкую попытку показаться Духину сильной и независимой. Глупо.