Елена Левашова - Сильная. Желанная. Ничья

Пролог.

Тамила.

– Я даю тебе час, чтобы убраться из моего дома.

Стальной голос мужчины режет слух. Беспомощно обнимаю поникшие плечи и застываю на месте. Я ведь столько хотела ему сказать… Тому, кого ненавижу. Репетировала, заучивала фразы, призванные ударить в самое сердце и отыскать живущую в нем крупицу совести. Она же есть в нем?

Но вместо этого я бессвязно блею, как овца, отбившаяся от стада:

– Но… нам некуда идти, пожалуйста, Вацлав… Александрович, есть же в вас что-то человеческое?

– Меня это не волнует.

Дубовый паркет почтительно скрипит под тяжелыми шагами нового хозяина. Высокий… Самодовольный, уверенный в себе развращенный ублюдок с куском льда вместо сердца.

Меня не останавливает собственная неприязнь и презрение, мелькнувшее в его глазах. Плюю на гордость, бросаюсь к Вацлаву, как обезумевшая нищая. Приподнимаюсь на носочках, цепляюсь за лацканы дорогого пиджака и смотрю в карие глаза. Мне ничего не остаётся, как только умолять его…

– Прошу вас. У меня маленькая дочка.

Вацлав отшатывается от меня, как от чумной. Брезгливо сбрасывает мои дрожащие ладони и шумно выдыхает через напряжённые ноздри. Скользит взглядом по добротной гостиной чертового дома, демонстрируя скуку. Бесспорно, интерьеры его интересуют больше живых людей. А потом он отворачивается, словно споткнувшись обо что-то страшное, выбивающееся из стильной картинки дорогого убранства.

Софико… Она стоит, возле лестницы, прижав к груди любимую куклу.

– Доченька, иди в детскую. Я сейчас поговорю с дядей и поднимусь. – Спохватываюсь и отступаю от мужчины.

– Ты лживая сучка, Тами. И не смей манипулировать ребенком. – Шипит Вацлав, посматривая на мелькающие по ступенкькам ножки Софико. – Не уберешься через час, пришлю подмогу. Ты меня поняла?

– Д-да.

Вацлав.

– Слово предоставляется Нестеровой Тамиле Аркадьевне… – голос секретаря суда режет воздух, как острая бритва.

Что за… хрень?

– … доверенному лицу и поручителю Нестерова Олега Владимировича. Нотариальная доверенность номер…

– Как это понимать, Яр? – шиплю, повернув голову к сидящему рядом адвокату. Кажется, слюна, вырвавшаяся из моего рта, обжигает его щеку, как кислота. Ярослав втягивает голову в плечи и виновато отводит взгляд от моего взбешенного лица к той самой Нестеровой.

– Чего ты молчишь?

– Прости, Вацлав. Я не думал, что присутствие его жены так для тебя важно. Она приходит на каждое заседание. Вот.

Вот?! Это все, что может сказать мне в оправдание идиот, кого я сделал ведущим юристом фирмы и доверенным лицом? Хотя… я сам виноват: поручил судебную тяжбу адвокатам, не приходил на заседания. Что изменилось? Сегодня последнее слушание и вынесение приговора. И я… Черниговский Вацлав Александрович – пострадавшая сторона собственной персоной, пришел выслушать решение и самолично посмотреть в глаза… Кому? О том, что Нестеров сбежал с моими денежками, я знал давно. И что суд – фикция и постановка – тоже.

– Кто она, Яр?

– Никто. Просто женщина. Давай потом, Вацлав? – отмахивается Ярослав.

– Где адвокат Нестерова?

– Фролов? Тамила Нестерова отказалась от его услуг после второго заседания. – Усмехается Яр. – И правильно сделала. Таких идиотов только поискать.

– Тишина в зале! – молоток судьи обрушивается на деревянную поверхность. – Господин Огнев, суд позже предоставит вам слово. – Хмурится судья Боброва. Хм, знали бы присутствующие, сколько она получила бабла от Яра за «правильный» приговор. – Тамила Аркадьевна, вам есть что сказать суду перед вынесением решения?

– Да.

Я не сразу замечаю ее – невысокую жгучую брюнетку. Она впивается пальчиками в спинку впереди стоящего кресла, словно боится упасть. Пошатывается, хватает воздух ртом, как брошенная на берег рыба. Актриса, блин. Лживая подлая актриса. Уверен, она в курсе, где прячется ее беглый муж и живет припеваючи на украденные денежки. Вон, как вырядилась: синий брючный костюм от Armani, яркий маникюр, сверкающие бриллиантами кольца. Я сижу в соседнем ряду, но даже оттуда вижу их вызывающее сияние. Суки… Лицемерные и подлые. Как Нестеров смеет присылать в суд свою жену? И как у нее хватает совести приходить и отстаивать права? Зыркать ненавидящим взглядом по сторонам и гордо вскидывать подбородок. Царица Тамара гребаная!

– Ваша честь… Уверена, суд примет мудрое и справедливое решение. – Шелестит ее грудной, низковатый голос.

Ага, как же. Похоже, наши с Яром ухмылки замечают все: секретарь суда буравит злым взглядом, по залу прокатывается нетерпеливый гул. Ну цирк, честное слово!

– Пойдем, Вацлав? Или досмотрим представление до конца? – предлагает Яр.

– Досмотрим. – Великодушно соглашаюсь.

– … и он примет решение сохранить за мной и моей дочерью право на дом. Это наше единственное жилье. У меня все. – Слегка покачнувшись, Нестерова обессилено обрушивается на кресло.

Ну точно, актриса. Еще и макияж этот – нарочито бледный, с тёмными кругами под глазами. Наверняка посетила визажиста перед заседанием.

– Суд удаляется для принятия решения. – Боброва облегченно вздыхает и величественно покидает «трон».

Вацлав.

– Суд постановил признать Нестерова Олега Владимировича виновным в совершении деяний, предусмотренных статьей сто пятьдесят девятой… Объявить Нестерова в федеральный розыск… Наложить арест на имущество и банковские счета обвиняемого…

Боброва лишила ее всего… Разумеется, с моей подачи. Преднамеренное неисполнение договорных обязательств в сфере предпринимательства, хищение в особо крупном размере, арест счетов и… вишенка на торте – арест имущества Нестерова. Статья сто пятьдесят девятая в действии. Причем с обеих сторон… В глазах Тамилы Нестеровой я такой же мошенник, как и ее сбежавший муж. Иначе, как объяснить грубое нарушение закона в решении суда? Да, судья не имела права лишать Тамилу и ее дочь единственного жилья, но отчего-то пошла на этот шаг? Причину мне предстоит выяснить.

– Пошли, Яр. – Довольно потирая руки, произношу я. Громко – потому что судью Боброву не так-то просто перекричать. – Ты прав, мне можно было не приходить: все и так ясно. Остается ждать, когда приставы продадут с молотка дом.

Демонстративно поднимаюсь с места, искоса замечая странную жену Нестерова – она застывает на краешке кресла и смотрит в одну точку, обнимая плечи. Сгорбленная, неестественно бледная, застывшая, как каменное изваяние. Молчит. Слушает приговор с каким-то царственным, почти королевским величием. Жанна Д'арк или царица Тамара – пожалуй, придуманное мной прозвище успело прилепиться к ней. Она тяжело дышит, словно ей тесно в просторном, пахнущим пылью помещении.