Фрэнк Лин - Точка кипения

– Боже! И зачем я только написал это письмо. Мне хотелось немного подбодрить миссис Карлайл, но, как говорится, не делай людям добра. Я лишь припомнил, что Макмэхон и сам сетовал, что недотянул защиту. Вам, должно быть, известно, что теперь, согласно закону 1995 года об апелляциях по уголовным делам, это единственный повод для подачи апелляции о повторном рассмотрении дела в суде.

Прислушиваясь к пению птиц, я соображал, какой вопрос лучше всего задать хозяину прекрасного сада. Деверо-Олмонд посмотрел на меня отсутствующим взглядом.

– Как вам наша команда? – спросил он. – Я недавно ездил в Австралию смотреть полуфинал по крикету.

– Простите, но я даже в машине не слушаю радио.

– Судя по адресу, – он вытащил из кармана мою визитную карточку и похлопал ею по ладони, – ваша контора рядом со старым полем. Вам удобно сбегать с работы, чтоб полюбоваться настоящей игрой. Раньше я очень увлекался, но времени не хватало, вечно в делах и бумагах.

– Да и я очень занят, до крикета как-то руки не доходят.

– Жаль.

Наконец мои извилины произвели на свет стоящую мысль, и я сказал:

– Позвольте задать вам один вопрос, господин Деверо-Олмонд. Каким образом вы сделались поверенным Винса Кинга? Он сам вас выбрал или кто-то другой попросил вас представлять его интересы? Насколько мне известно, вы не занимались практикой в Солфорде, где арестовали Кинга.

Деверо-Олмонд принялся дергать молнию на кармане жилетки.

– Не вижу оснований для вашего вопроса, – с расстановкой проговорил он.

– Вы не могли бы сказать, сколько дел об убийствах вы провели за все время своей практики? Вы сами только что рассказали о профессиональном опыте Макмэхона. Теперь расскажите о своем.

Деверо-Олмонд вскочил со скамейки и нервно забегал по садовой дорожке, дергая поочередно молнии на всех карманах. Для меня не новость, что практикующие юристы не лишены эксцентрики, но внезапная реакция хозяина меня удивила. Он выглядел до нелепого смешно: движения рук и ног были совершенно разбалансированы, как у робота, электронный мозг которого посылает неверные команды всем конечностям. Только человек, слепо верующий в юридический талант Мортона, мог бы доверить ему свою судьбу.

– Не вижу причин для продолжения разговора, – сказал он, останавливаясь. – Если увидите Кинга, передайте ему: единственный выход для человека в его положении – покаяние, если, конечно, он не хочет провести остаток жизни за решеткой.

– В чем же ему каяться, если он невиновен?

– Ерунда! Всем, включая его жену, известно, что на его совести два убийства, а теперь я бы попросил вас…

– На самом деле, господин Деверо-Олмонд, меня не очень-то волнует будущее Винса Кинга, – заметил я как бы невзначай, – просто я выполняю поручение его дочери. Она уверена, что отца кое-кто подставил.

Деверо-Олмонд недовольно сложил губы и забарабанил длинными пальцами по лбу, как будто передавал шифровку мозгу. Свою следующую мысль он донес до меня медленно, почти по слогам, как до умственно отсталого:

– Я вижу. Непредсказуемый мистер Кинг нашел, кому поручить свое дело. Так что позвольте заверить вас, мистер Кьюнан, как полномочного представителя этой семьи, что защита Кинга не могла быть организована лучше, а если вам нравится считать, что суд, так сказать, подмазали, – воля ваша. В любом случае ваши усилия в этом направлении ни к чему не приведут.

– Но ваши-то усилия привели вас кое к чему, – ехидно заметил я.

– Если вы намекаете на то, что я плохо подготовил материалы защиты или, хуже того, пошел на сделку с совестью, вы глубоко заблуждаетесь.

– Вы мне все-таки не ответили, сколько дел об убийствах вы провели.

– Вон из моего дома, ничтожество! – завизжал Мортон.

В эту же минуту, как арбитр с желтой карточкой, из-за дверей кухни показалась домоправительница. Я повиновался.

Не успел я выехать на трассу, как зазвонил мобильный телефон. Я взял левее и остановился, чтоб ответить Селесте и вернуться опять в мир исков о возмещении ущерба, поддельных страховок и невозможности посещать матчи по крикету, но из трубки послышался голос Марти.

– Дейв, мы можем увидеться? – спросила она.

– Конечно, но зачем? Есть новости?

– Можно сказать и так, но лучше поговорить с глазу на глаз.

– Хорошо, где?

Я не стал возражать, потому что после разговора с родителями мое отношение к Марти заметно улучшилось. Если бы она попросила меня съездить с ней в Лидс еще раз, я бы тоже согласился. Так уж устроен мой мозг: действовать наперекор.

– У вас довольный голос, – заметила она.

– Как всегда, ведь я из Города Крутых Парней, штат Оклахома, малышка, – пошутил я.

– Эй! Поаккуратней с малышкой, крутой парень! Не забудь захватить письмо адвоката. Я буду в том же винном баре примерно в два.

– Нет, – сказал я. – В это время я занят, встреча в страховой компании. Они платят мне за каждую минуту работы.

– Не сыпь мне соль на рану, парень. Я ведь сказала, что заплачу, как только смогу.

– Дело не в том, крошка. Я веду дело, значит, место и время назначаю я сам. Вы моя клиентка, не забывайте об этом.

– Неужели вы что-то нашли?

– В моей конторе в четыре часа, – ответил я.

Я добрался до Манчестера вовремя, так что успел подкрепиться, прежде чем отправился в «Северную страховую компанию», которая расположилась в современном офисном здании в деловой части города. С ними не очень-то приятно иметь дело, но именно эта команда мазала маслом мой бутерброд в течение уже нескольких месяцев. Меня не радует общение с людьми, которые не остановятся перед тем, чтоб лишить бедную вдову последнего куска хлеба, но в последнее время, когда развелось столько страховых аферистов, ребята вроде меня имеют работу благодаря таким клиентам, как «Северная страховая компания». Хочешь жить хорошо – иди на компромиссы. Когда моя совесть идет на сделку с желудком, я вынужден общаться с хлыщами типа Эрни Канлиффа. Он возглавляет отдел выплат.

С этим Эрни, мерзопакостным мальчишкой, мастером пошлых шуточек и непотребных проделок, я просидел пять лет за одной партой. Время его не исправило. Эрни происходил из рабочего района Солфорда, отец его ишачил на одной из последних действующих шахт. Из школы он пошел прямо в страховой бизнес. Я проучился в школе еще один год, чтобы поступить в университет. Тяга к знаниям – разве это не прекрасно? В результате мы оказались в совершенно разных мирах. Я не видел Канлиффа с шестнадцати лет, пока он однажды не появился в моем офисе как клиент.

Эрни из тех людей, которые никогда не упустят возможности показать менее удачливому, на их взгляд, человеку, насколько они преуспели в жизни. В общем, Эрни птица высокого полета, если вы считаете, что «БМВ» и собственный особняк с колоннами у парадного входа – предел человеческих мечтаний. Эрни может похвастаться и тем и другим. Не припомню, чтобы в школе я вел себя как сноб, но Эрни будто мстит мне. Ему явно доставляет удовольствие чувствовать себя на несколько ступенек выше и использовать меня в моем нынешнем качестве, – видно, червячок детской зависти продолжает подтачивать содержимое его черепной коробки. Кстати, череп Эрни Канлиффа блестит, как начищенный котелок, а несколько блеклых одиноких волосков он аккуратно зачесывает на темечко, поэтому издали его голова напоминает припорошенный снежком Монблан. Каждый раз при встрече он задает мне один и тот же вопрос: крашу ли я волосы. В ответ я запускаю пятерню в свои густые кудри, чтоб доказать, что не ношу ни накладки, ни парика. Все эти приятные мысли проносились в моей голове, пока я сидел в ожидании Канлиффа. Его кабинет на последнем этаже, оборудованный согласно последним веяниям скандинавского хайтековского дизайна, представлялся мне архитектурным кошмаром: светлое некрашеное дерево, шкафы без дверей и необработанная брусчатка на стенах. Причем каждый раз я замечал какие-нибудь изменения в интерьере: у Эрни была мания что-то менять и переделывать.