Инна Бачинская - Пропасть смотрит в тебя

Бывший коллега и, можно сказать, друг, гм… ситуативный друг! капитан Астахов намекнул, что, возможно… возможно! создается новый отдел, супер-серьезный, и он поручился… чем черт не шутит! Ши-Бон, окрыленный, ждал. Как оказалось, напрасно, на отдел не дали денег, и проект накрылся медным тазом. Капитан Астахов, уводя глаза в сторону, утешал, обещая, что отдел рано или поздно все-таки откроют, надо только подождать. «В гробу я видал, – твердо сказал Шибаев. – Не верю». На том дело и кончилось. Се ту , как говорят французы [3] С'est tout ( фр. ) – вот и все. .

Алик тоже утешал как мог, без продыху рассказывая про свет в конце туннеля, праздник на нашей улице, блаженных верующих, худо-без-добра; зудел, успокаивал, приводил примеры падений и подъемов великих мира. Даже оптимистические стихи читал. Одним словом, оттягивался от души. Алика хлебом не корми, дай потрепаться, причем на любую тему, а тут ему и карты в руки – Шибаев молча лежал носом к стенке и никак не реагировал. Даже подушкой не бросался…

…Часы на площади пробили четыре раза и после паузы еще один, в другой тональности. Час ночи. Алик поднялся из-за стола. Сейчас Ши-Бон начнет втирать ему про ничтожность задач и помощь всяким… э-э-э… чудакам, швыряться чашками и опять хлопать дверьми… чертов идеалист! «А ведь мой долг адвоката помогать людям, – со скромным пафосом думал Алик, – защищать слабого… правда, трудно понять, кто тут слабый, как пираньи в банке, честное слово! Так что, прикажете стоять в стороне с постной мордой блюстителя, если можно прилично заработать? В смысле, блюстителя морали. На то и слабости ближнего, чтобы умный человек мог на них навариться. А ты не греши!» Алик бросил взгляд на диванчик, на котором иногда дремал после обеда… неудобный и короткий, после него ныли плечи и спина. «Не валяй дурака, – твердо сказал себе адвокат, – иди домой. Ну!»

Мужчина осторожно провернул ключ в замочной скважине и прислушался. За дверью было тихо. Он нажал на ручку и толкнул; дверь скрипнула. Он чертыхнулся и застыл, прислушиваясь. Оглянулся на лестничную площадку и протиснулся внутрь, стараясь, чтобы проклятая дверь снова не скрипнула. Не зажигая света, на ощупь, хватаясь за стену, сбросил туфли и куртку, прошел в гостиную. Через окно падал слабый свет уличного фонаря. Он стянул галстук, расстегнул рубашку и повалился на диван. Перевел дух – кажется, пронесло. Но он ошибся.

– Где ты был? – раздался резкий голос, как ему показалось, ниоткуда. Он вздрогнул и почувствовал укол в сердце. – Может, расскажешь, с кем?

– Светка? – воскликнул он, опомнившись. – Ты чего не спишь?

– Тебя жду! Где ты был? – повысила голос сидевшая в темноте и совершенно незаметная женщина. Вспыхнул торшер, супруги посмотрели друг на дружку. Мужчина был нетрезв, что бросалось в глаза; он зажмурился и прикрыл лицо рукой. Женщина в красном атласном халате смотрела в упор взглядом великого инквизитора. Жидкие длинные волосы-блонд разметались по плечам, лицо лоснилось от крема. В голосе чувствовались истеричные нотки и радость от предвкушения скандала. Мужчина мысленно чертыхнулся и пробормотал:

– Засиделись с Ромой допоздна, заканчивали проект… – Его звали Тимофей, Тимоша. Редкое по теперешним временам имя. – Потом пошли отметить, сама понимаешь… Я же оставил сообщение, что приду поздно.

– Я тебя, кобеля, прекрасно понимаю! – Голос жены звенел от возбуждения и злобной радости. – Ты даже не подозреваешь насколько! Ты подонок! Ты испортил мне жизнь! Лучшие годы… кому, спрашивается? С Ромой, говоришь? И телефончик вырубил? А его Лялька сказала, он спит! Ты же клялся, что не будешь пить, на коленях ползал, плакал! Тебя же, козла, привязывать надо!

Она обличала мужа, с наслаждением выплевывая обидные прозвища и сжимая кулаки, – соскучилась за долгий день от безделья. Мужчина, предприняв пару попыток оправдаться, замолчал. Вдруг он поднялся и пошел на кухню. Жена побежала следом. Он включил кофеварку, повернулся к ней и спросил:

– Будешь?

Жена замолчала, почуяв недоброе. Они смотрели друг на дружку. Он в упор разглядывал удивленно приподнятые синие тату-брови, бесцветные круглые глаза, лоснящееся лицо, усики над верхней губой. Скандал выдохся на глазах, сам собой, как следует не разгоревшись.

– Где ты был? – Супруга не собиралась сдаваться и предприняла еще одну попытку, но сбавила тон. – Я чуть с ума не сошла, не знала, что думать! Не мог позвонить?

– Не хотел портить себе настроение. Устал до чертиков… имею я право на бокал пива или нет? Или должен спрашивать разрешения?

– Ты же обещал. Все время врешь… я… я устала, наконец!

– Устала? Ты? Ни хрена же не делаешь!

– Ты меня еще куском хлеба попрекни! – взвилась супруга. – Давай, не стесняйся!

О! Жадность и скупость супруга – поле непаханое. Можно припомнить недокупленное, недоданное, несостоявшееся… Жлоб!

– Чего ты добиваешься? – рявкнул мужчина.

– Чтобы меня любили и уважали!

Он расхохотался:

– Любили и уважали, конечно! Сидишь дома, растолстела… на кого ты похожа!

– Да как ты смеешь? Сам не хотел, чтобы я работала! Ты меня к столбу ревновал… – Она закрыла лицо руками и зарыдала.

Мужчина ухмыльнулся:

– Свежо предание. Чего ты добиваешься? Развода? Ради бога! Завтра же! Наша семейная жизнь меня уже достала!

– Я не хочу развода! – закричала женщина. – Я хочу нормальной семьи! Хочу ходить в театр, ездить на море… мы же никуда не ходим! У тебя кто-то есть! Я чувствую, ты стал чужой, я же все равно узнаю! Имей в виду…

– Никого у меня нет, – перебил он. – Хорош орать! В ушах звенит.

– Ты каждый вечер в баре или… не знаю, где! Чего тебе не хватает?

– Хочешь услышать?

– Хочу! Ну?

– Без толку! С тобой не о чем говорить, ты скандальная…

– Заткнись, сволочь! – Женщина швырнула в мужа чайной ложкой. Тот увернулся, и ложка, звякнув, упала на пол. – Ой, сердце… – Закатив глаза и приложив руку к груди, она стала сползать со стула.

– Ты у меня вот где, поняла! – Он резанул себя ладонью по горлу. – Осточертел твой ор! Все осточертело! Завтра же подаю на развод. И не надо театра, насмотрелся! – Он выскочил из кухни, забыв про кофе.

Жена швырнула ему вслед чашку и снова громко зарыдала.

…Так они и жили. Утром, когда встало солнце, от ночной бури не осталось и следа. Светлана, подкрашенная и красиво причесанная, убрала осколки, протерла пол и возилась с завтраком: варила кофе и делала бутерброды с любимой ветчиной супруга; выжимала апельсиновый сок. Тимофей, благоухающий туалетной водой, при галстуке, бодро переступил порог кухни, поцеловал жену в щеку и сел завтракать. Общались супруги как ни в чем не бывало, будто положительные карамельные герои в сериалах; о вчерашней безобразной сцене и разводе никто даже не заикнулся. Пар был выпущен и мир восстановлен. Чего не скажешь сгоряча!