Наталья Александрова - Золотое сердце Вавилона

Вдруг эта дверь приоткрылась, оттуда выглянул серьезный молодой человек с розовыми, светящимися на солнце ушами и внимательно оглядел приемную.

– Я, я! – бросилась к нему нервная женщина. – Я первая! Я уже давно жду!

– Фамилия? – осведомился, судя по всему, помощник нотариуса.

– Курослепова! Я записывалась на двенадцать…

– Обождите! – молодой человек бесцеремонно отодвинул ее от двери. – Вас вызовут! А Гусакова есть?

Все завертели головами. Даже муж и жена на диване взглянули друг на друга.

– Я Гусакова! – призналась я, сделав шаг вперед.

– Заходите! – молодой человек чуть отступил в сторону, приглашая меня в кабинет.

– Как же так? – возмущенно запыхтела нервная женщина. – Она только что пришла и уже заходит, а я записывалась на двенадцать и все еще дожидаюсь…

– Вас вызовут! – и молодой человек громко захлопнул дверь у нее перед носом.

Я оказалась в кабинете нотариуса.

Нотариус выглядел как-то странно. Казалось, он не родился и вырос, как все остальные люди, а был создан искусственно путем сложения двух разных людей. Причем сложили их не очень аккуратно, наспех, должно быть, перед самым Новым годом.

Правая половина нотариуса была спокойная и неторопливая. Правая рука, как и положено, спокойно лежала на столе, придерживая стопку документов, правое плечо было неподвижно, в нем ощущалось чувство собственного достоинства. Левая же сторона была какая-то суетливая и беспокойная: рука то и дело подергивалась, пальцы нервно барабанили по столу или вдруг снимали с пиджака невидимую пушинку. Даже левое плечо то и дело приподнималось, словно выражая недоумение.

Но заметнее всего разница левой и правой половин проявлялась в лице нотариуса. Правая сторона была неподвижна и спокойна, как лесное озеро на закате, левая же непрерывно гримасничала – уголок рта то приподнимался, изображая кривую усмешку, то печально опускался, щека подергивалась, левый глаз хитро щурился или смущенно опускался. Даже цвет глаз был разный: правый – блекло-голубой, левый – откровенно карий.

– Борис Борисович, вот госпожа Гусакова, – доложил нотариусу его помощник и отступил в сторону, чтобы шеф мог меня как следует разглядеть.

– Очень, очень рад! – проговорил тот, вежливо приподнимаясь мне навстречу.

Точнее, только его левая, суетливая половина сделала попытку подняться, но правая ее удержала. Видимо, посчитала, что это ниже ее достоинства.

– Да, мне пришло вот это письмо, – проговорила я, положив перед нотариусом злополучный конверт. – Но я думаю, это какая-то ошибка… вряд ли это…

– Позвольте… – нотариус взял письмо, пробежал его глазами и взглянул на меня своим правым, солидным глазом. – Нет никакой ошибки. Все правильно. Я пригласил вас для того, чтобы ознакомить с завещанием вашей родственницы, госпожи Вальдшнеп.

– Вальдшнеп? – удивленно переспросила я. – По-моему, это такая птица…

Что-то такое говорил муж про тургеневские «Записки охотника», к нему завуч как раз прислала проверяющего из роно на этот урок. Вот там, у Тургенева, они все стреляли вальдшнепов.

– Насчет птицы ничего не знаю, – правая половина лица нотариуса строго нахмурилась, посчитав мое замечание неуместным, левая же ехидно ухмыльнулась. – Валерия Львовна Вальдшнеп, моя клиентка, оставила законное распоряжение, поручив мне разыскать свою племянницу Антонину Алексеевну Гусакову, то есть вас, и ознакомить ее, то есть вас, со своей последней волей…

– Но у меня никогда не было тети с такой фамилией! – перебила я нотариуса. – Если на то пошло, у меня вообще не было никакой тети. И дяди тоже. У меня из родственников только мать…

Тут я запнулась, припомнив, как мать орала в трубку, чтобы я оставила ее наконец в покое, что она меня знать не желает.

– Насчет дяди ничего не скажу, – строго проговорила правая половина нотариуса. – А последняя воля вашей тети Валерии Львовны заключается в том…

Он (точнее, его правая половина) неторопливо достал очки в тонкой золотистой оправе, водрузил их на нос, придвинул к себе документы, которые аккуратной стопкой лежали справа на столе, и строгим, официальным голосом зачитал:

– «Находясь в здравом уме и твердой памяти, я, Вальдшнеп Валерия Львовна, завещаю принадлежащий мне на правах собственности антикварный магазин, расположенный по адресу: Шестая Советская улица, дом семь, а также находящуюся в том же доме квартиру своей племяннице Гусаковой Антонине Алексеевне…» Вы – Антонина Алексеевна Гусакова? – осведомился нотариус, оторвав взгляд от завещания и подняв его на меня.

– Да, это я… – пролепетала я, потрясенная услышанным, и положила перед ним паспорт.

– Все верно. – Он перелистал страницы паспорта (правой рукой, конечно), тщательно сверил фотографию с оригиналом и вернул мне документ. – Все верно, это вы, и вы можете на законном основании вступить в права собственности.

– Магазин и квартира?.. – протянула я задумчиво. – Вы говорите, что теперь это мое?

– Совершенно верно. Разумеется, после выполнения ряда обычных процедур.

Значит, я смогу переехать в эту квартиру и больше не видеть, как муж пьет по утрам кофе, точнее, ту бурду, которую он называет этим словом? И больше не слышать, как он смеется, словно рассыпая по столу лущеный горох? И больше не слышать приторный голос свекрови и не ловить подозрение в ее взгляде?

Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

Разумеется, все это несбыточные мечты. При моей невезучести и бестолковости окажется, что квартира вовсе не квартира, а собачья конура, а магазина и вовсе нет… Или просто объявится настоящая племянница этой самой госпожи Вальдшнеп, меня назовут самозванкой и выгонят в шею.

– Но вы вступите в права собственности только в том случае, если выполните одно условие… – дудел нотариус.

Ну вот, так я и знала!

Эта несуществующая тетка наверняка придумала какое-нибудь немыслимое условие. Я должна пойти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что…

– Вы не должны продавать магазин, – говорил Винетутов, при этом левая половина его лица скривилась, а левый глаз развратно мне подмигнул. – Вы должны вступить в права наследства и вести дело, как вела ваша… гм… тетя. И жить в той самой квартире.

Вот как? Да я только об одном и мечтаю – чтобы было куда уйти от мужа и свекрови! Чтобы у меня была собственная крыша над головой! Господи, неужели это возможно?

– Я согласна, – как можно спокойнее произнесла я.

Дальше мне дали подписать какие-то бумаги и выдали дубликат завещания. Потом нотариус передал меня с рук на руки молодому человеку с розовыми, светящимися на солнце ушами, который заставил меня трижды расписаться в прошнурованной тетради и еще что-то заполнить.