Наталья Александрова - Дар царицы Савской

– А вот не ври! Дом сгорел, и оказалось, что дядя Коля маме квартиру однокомнатную выбил перед отъездом.

– Ага, халупу эту несчастную, где мы сейчас живем? – Татьяна снова в сердцах бросила карандаш. – Как мать парализовало, так мы сюда переехали. Ты вспомни еще, когда мы втроем тут помещались! Друг у друга на голове! Мать стонет, запах от нее жуткий, окна открыть нельзя – ей сквозняки вредны… А потом, как мать похоронили, ну что это за жизнь в однушке-то. Мужика не приведешь…

– Тебе лишь бы мужика привести! – Мария наконец потеряла терпение. – Как начала в четырнадцать лет – так остановиться не можешь, маманька, может, из-за этого и в могилу раньше времени сошла! Сколько ей крови попортили жены твоих хахалей!

– Да где же я неженатых-то возьму? – искренне удивилась Татьяна. – Как кто поприличнее – так обязательно с хомутом на шее! Ладно, идем к хозяйке бывшей! Может, она раздобрится и кой-какое жилье нам отпишет! У нее, говорят, денег – куры не клюют. А куда ей? Оставить некому, а с собой в могилу не унесешь…

– Ну не знаю… – Мария с сомнением поджала губы. – С чего это ей вдруг нам такие подарки делать? Мы ей никто, и маманьку она всегда не любила…

Эльвира вошла в большую комнату, которая в этом номере исполняла роль гостиной, и быстро, незаметно огляделась. Ей показалось, что номер шикарный: в глаза так и бьет позолота и дорогая обивка на мебели. Да, вот если бы в таком номере они встречались с… нельзя произносить его имя даже в мыслях, он строго запретил. Шифруется, и приходится встречаться с ним не в приличной гостинице, а в какой-то задрипанной квартирке. Там пыльно, душно и вечно воняет бензином от соседней заправки. Словом, тот еще клоповник, который она же еще и оплачивает.

Эльвира мысленно вздохнула и придала лицу радостно-озабоченное выражение. Точнее, ей так казалось.

В углу все еще стояли несколько нераспакованных чемоданов, при виде которых Эльвира ощутила самую настоящую зависть. Вот зачем этой старухе, которая, считай, уже одной ногой в могиле, такое богатство?

Старуха смотрела на нее выжидательно.

– Тетя Аня, – проговорила Эльвира прочувствованно, – я пришла, чтобы сказать вам – мы с Михаилом так рады вашему возвращению… так рады… на свете нет ничего важнее семейных уз!

– А где же Михаил? – Старуха демонстративно огляделась. – Что-то я его не вижу!

– Ну, Михаил… он всегда занят. Ну и вообще, вы же знаете этих мужчин. Они совсем, совсем не ценят семейные узы. Это мы, женщины, хранительницы домашнего очага… вот я и подумала, что мы с вами, две женщины, лучше найдем общий язык. Мы больше дорожим семейными ценностями…

– Ах, ценностями! Вот ты о чем! – оживилась Анна Ильинична.

– Но я не в том смысле…

– А в каком же?

– Вот, кстати, я испекла для вас пирог с лимоном. К чаю. Это мой фирменный, семейный рецепт. Он хранится в моей семье уже несколько поколений… передается от матери дочери или даже от бабушки внучке… – С этими словами Эльвира положила на стол пакет в шуршащей бумаге, развернула его.

– Несколько поколений? Надо же! Так он, должно быть, уже давно зачерствел!

– Ах, вы неправильно меня поняли. Я имела в виду не сам пирог, а рецепт…

– Ах, рецепт! А не такой ли точно пирог я видела в пекарне на углу? Кажется, он называется «Большие надежды»…

– Ах, что вы! – Эльвира покраснела. – Ничего общего! Я же говорю – это мой фирменный рецепт.

– Впрочем, это неважно. Давай выпьем чаю, раз уж ты принесла пирог. Ты ведь не откажешься от чашки чаю со старухой?

– Конечно! Я очень рада!

Анна Ильинична поставила на круглый столик две синие фарфоровые чашки с золотыми узорами, нажала кнопку на электрическом чайнике и искоса взглянула на гостью:

– Кстати, о семейных ценностях… я тут разбирала свои вещи и нашла кое-что очень интересное. Ты ведь натуральная блондинка?

– Да, конечно… – Эльвира снова вспыхнула.

– Так вот, я думаю, что это тебе должно подойти…

С этими словами Анна выдвинула ящик туалетного столика и достала оттуда бархатную коробку.

Глаза Эльвиры загорелись, как тормозные огни автомобиля, она не смогла с собой совладать.

– Ты посмотри, посмотри! – усмехнулась Анна Ильинична.

Эльвира осторожно открыла коробку, при этом руки ее дрожали.

И сердце у нее взволнованно забилось.

В коробке на черном, как осенняя ночь, бархате лежали брызги южного моря… капли лазурной, оглушительной синевы…

– Это малая парюра, – проскрипела старуха, наслаждаясь впечатлением, которое произвело на Эльвиру содержимое коробки. – Сапфиры и бриллианты. Как видишь, серьги, браслет и перстень. Бриллианты, правда, небольшие, но сапфиры очень даже ничего. Те, что в серьгах, по четыре карата. Другие поменьше.

– Это… это мне? – пролепетала Эльвира, с трудом справившись с дыханием.

– Тебе, тебе, милочка! – проговорила тетка снисходительно. – Ведь ты ко мне пришла, проведала одинокую старуху… хотя ты мне, в общем, не родня, но все же парюра в семье останется…

Она быстро и внимательно взглянула на Эльвиру:

– Ведь она останется в семье? Ты ее не продашь? Не пустишь по ветру? Я могу на тебя надеяться?

– Ну что вы, тетенька… конечно, тетенька… как вы могли такое подумать!

– Смотри у меня!

Едва Эльвира покинула гостиничный номер, прижимая к груди коробку, в дверь снова негромко постучали.

– Ну, кто там еще… – недовольно пробормотала Анна Ильинична и повторила громче: – Кто там? Горничная? Я никого не вызывала! Я вообще просила сегодня меня не беспокоить!

Она прекрасно помнила, что просила вчера всех этих, с позволения сказать, родственничков нанести ей визиты, но решила притвориться беспамятной старухой, так проще.

– Никого не принимаю! – снова закричала она.

Дверь тем не менее открылась, и на пороге появились две женщины – опирающаяся на суковатую палку старуха в темном платке и особа помоложе, с водянистыми рыбьими глазами и узкими, бледными, жалостливо поджатыми губами.

Старуха вцепилась скрюченными пальцами в плечо своей рыбоглазой спутницы, оглядела комнату неодобрительным взглядом и громко спросила ее:

– Куда это мы пришли? Где это мы? Кто это? Варвара Петровна из собеса?

Спутница покосилась на нее испуганно и проговорила вполголоса, но вполне слышно:

– Мама, не начинай! Ты же мне обещала!

– Ты говорила, что гулять пойдем, на нашей скамейке посидим, будем песни петь, а сама куда меня притащила? Что это за ведьма раскрашенная, как покойница?

– Мама! – Дочь не слишком уважительно дернула ее за руку. – Прошу, замолчи!

Затем она повернулась к Анне Ильиничне:

– Здравствуйте, тетушка!

– Садитесь! – не столько предложила, сколько приказала хозяйка номера, указав на два стула, и, внимательно приглядевшись к посетительницам, проговорила, скривив губы в некое подобие снисходительной улыбки: