Фридрих Незнанский - Мертвый сезон в агентстве Глория

Князь прочел и весело рассмеялся.

С авторитетами Приморья он встретился в тот же день и результатами встречи остался доволен.

Утром следующего дня криминальный мир Москвы, а чуть позднее и всей России, облетела весть, что ночью в камере Матросской Тишины, был задушен Баграт Суренович Мкртчян, Малюта.

Похороны состоялись на Ваганьковском кладбище. Они были не менее многочисленны, чем похороны Отари Квантришвили, убитого киллером возле Краснопресненских бань. Но если возле гроба известного бизнесмена, крепкими узами связанного с криминальным миром, кроме авторитетов и воров в законе присутствовали известные актеры, музыканты, певцы, киношники, если многие из них плакали, потому что надо отдать должное — Отари Квантришвили сочувствовал и помогал материально творческой интеллигенции, почти поголовно обнищавшей, — то у могилы Малюты что-то не было слышно рыданий. Вероятно, потому, что собрались люди серьезные, интеллигентов не было.

Первым, как и положено, речь произнес Григорий Степанович Коновалов. Он сказал много теплых слов в адрес покойного и пообещал сурово наказать виновников преступления. Присутствующие встретили слова угрозы прохладно и даже равнодушно, а некоторые с явным недоверием. Это не ускользнуло от внимания Отца, но он не подал виду. Наряду с другими произнес прощальные слова и Виктор Князев. Он, не в пример Отцу и многим другим, говорившим о суровости наказания, ничего подобного не произнес, и это тоже запомнил Коновалов. Видел он, что речь Князя провожающие слушали более внимательно, чем его, словно уже от нового лидера ждали каких-то откровений. Очень не понравилась эта явная демонстрация Григорию Степановичу.

Наконец застучали комья земли о крышку гроба, выросла на свежей могиле гора дорогих цветов, и паханы криминального мира степенно зашагали к своим «мерседесам» и «линкольнам», джипам и «ауди», «тойотам» и «БМВ» новейших моделей. Когда расселись, водители дружно дали по три долгих гудка, прощаясь с Багратом, и кортеж машин отправился в «Славянскую», где для поминок был снят огромный зал, а также несколько номеров люкс для отдыха подуставших патриархов.

На поминках Коновалов выпил три рюмки, как и положено по православному обычаю, а вот братве этого определенно не хватало. Насухую, известно, и черная икра не полезет. А если ты только собрался закатить речугу? Это что, тоже под минералку? И Отец, не одобрявший массовых пьянок, каким бы поводом они ни прикрывались, в конце концов махнул рукой и сказал:

— Ладно уж, гуляйте…

А сам потихоньку поднялся и исчез из зала. Вместе с несколькими своими охранниками. До номера его провожал пожилой человек с подобострастными движениями, представившийся Отцу помощником директора по административным вопросам. Он подвел к люксу, сам открыл дверь и сделал приглашающий жест.

— Чистый? — сухо спросил Коновалов.

— А как же-с! Мы свое дело знаем, Григорий Степанович.

Коновалов движением ладони отпустил его. Прошелся по номеру. В большой гостиной был накрыт стол на несколько персон.

— А столик-то, поди, побогаче, чем в зале, — хмыкнул Отец.

— Ну-ка, ребята, давайте, да и мне плесните в рюмочку.

Охранники переглянулись, но с места не сдвинулись. Крепко приучил их к порядку Баграт Суренович.

— Ладно, ребятки, — чуть улыбнулся Коновалов, — разрешаю помянуть Багратика…

После того как охранники выпили и перекусили, он написал на листе несколько фамилий и протянул ближайшему:

— Вот по списку пригласи их ко мне. И без шума. В лицо их знаешь?

— Как не знать!

— А ты, парень, — сказал другому, — все-таки проверь-ка номерок. А то понапихают «жучков», а ты потом отдувайся…

Люди, которых вызвал Григорий Степанович, явились через несколько минут, и Отец знаком пригласил их за стол. Приглашенные были мужиками битыми, оттянувшими многочисленные срока, все воры в законе. Многим были они обязаны Отцу, что Леня Новгородский, что Макс из Ставрополя, что Жора Ростовский, да и сибирские, и приморские не могли обижаться на Григория Степановича. Всего пришло девять человек. Князь приглашен не был. За исключением Князя, это была как бы верхушка криминального мира, избранная на пятигорской сходке, решение которой, как говорится, никакому обжалованию не подлежало.

— Я буду краток, — вставая, проговорил Отец. — На последней сходке было принято решение законным путем прийти во власть. Сделано немало. Наши люди сидят в Думе, в министерствах, в Правительстве, пока не на высших постах, но значительных. Имеются человечки и в администрации Самого. Я уж не говорю о ментовке… Вам хорошо известно, какие огромные суммы пущены нами из общака на подкуп чиновников высшего ранга. Взяли, значит, они тоже наши. Полностью мы им не доверяем, но держим на крепком крючке. Нами привлечены к делу крупные экономисты, политики, научные деятели, которые поддержали идею слияния государственных и наших средств. Хочу сказать, что наши средства намного превосходят государственные. Это кремлевским чиновникам кажется, что они находятся у руля, но рулим-то мы. Вы можете сказать: мол, давайте будем рулить дальше… Не получится. Во-первых, народ на грани терпения. Во-вторых, на глазах борзеет ФСБ, да и у ментов началась смута. Сломать, правда, им будет нас трудновато, потому что сажать придется не только нас, но и не меньше половины высоких чиновников. На этом мы и должны сыграть. Мы можем прийти к власти вместе с ними, поделиться на время, а там будет видно. — Григорий Степанович помолчал, обвел взглядом присутствующих. — И вот когда наше дело уже на мази, нашлись люди, которые очень хотят поднять большой кипиш. Убежден, это не в наших интересах. Пойдут по стране разборки, прольется кровь… Я много лет стою над вами и, вероятно, не избежал ошибок. Но как там по науке? «Тот не ошибается, кто ничего не делает!» — Григорий Степанович снова обвел взглядом братанов, которые, как ему показалось, даже несколько протрезвели. — Я уезжаю, а вы посидите подумайте.

И с этими словами Отец вышел из люкса.

— Гладко лепит, — проговорил Леня Новгородский и потянулся к бутылке.

— Так у него образование-то не твое! Верхнее!

— Папаша, говорят, был у него каким-то шишкой! То ли генерал, то ли адмирал… Кокнул его Ёся в тридцать седьмом! — сказал Жора Ростовский.

— Он, говорят, в лагере родился?

— Точно.

— Слышь, братаны, с нами-то что будет? Мне, к примеру, начхать на кремлевский кабинет! — обронил кто-то.

— Тебя туда и не пустят!

— То есть как, коли власть возьмем?

— А так! — сказал Леня Новгородский. — Сядут в тех кабинетах ученые головы, те, что сейчас на тебя пашут!

— На кой она тогда нужна мне, такая власть?! Не-е, братаны, я в такую игру не играю, — сказал Жора Ростовский, поднял бокал и поднялся. — Ну, за упокой души Малюты!