Кирилл Шелестов - Уротитель кроликов

— Кислотой ей в морду! — наконец взорвался он. — Чтоб знала! Чтоб всю жизнь помнила! Сделаешь? — вдруг повернулся он к Храповицкому, уставясь на него бешеными глазами.

— Сделаешь, или мне кого-то другого просить?! — потребовал он еще раз.

— Ну… сделаем… если прикажете, — промямлил оторопевший Храповицкий.

— Приказываю! — крикнул губернатор.

Он швырнул на стол салфетку и перевел дыхание. Потом взял себя в руки.

— Ладно, — заговорил он уже спокойнее. — Не надо кислоты. Обойдемся. Мы все-таки не звери. Просто вышвырни ее из города. Чтобы духу этой твари в моей области не было! Это моя личная просьба. Даю тебе неделю. Заранее благодарен. А с этим ее подонком я сам разберусь.

Он начал подниматься.

— Чего вытаращился! — крикнул он официанту, который не сводил с нас округлившихся от ужаса глаз. — Иди отсюда!

И он тронулся к выходу. Храповицкий вскочил и поспешил его проводить.

Я дождался, пока они уйдут, и поднялся на наш этаж. Как я и ожидал, я нашел всех троих, кроме Лены, в девичьем номере. Света бурно рыдала, размазывая по щекам тушь. Трясущиеся Юля и Жанна тщетно пытались ее успокоить.

— Козел старый, — всхлипывала она. — В постели ничего не может, вот и издевается над людьми!

Я отогнал от нее девчонок и сел рядом.

— Перестань, — заговорил я твердо, полагая, что такой тон лучше на нее подействует. — Возьми себя в руки. Ты и гак уже сказала достаточно. Вот деньги. — Я сунул ей в сумочку пачку стодолларовых купюр. — Возьми такси и езжай в аэропорт. Возвращайся домой и постарайся хоть на время куда-нибудь исчезнуть вместе со своим другом.

— Не буду я прятаться! — выкрикнула она. — Нечего меня пугать! Он получил свое — пусть спасибо скажет.

— Мне почему-то кажется, что он не скажет тебе спасибо, — заметил я. — Послушай меня…

— Я тебя уже однажды послушала, — огрызнулась она. — Лучше бы я этого не делала!

Что я мог ответить?

Назад мы возвращались впятером: Храповицкий, Лена, Юля, Жанна и я. Не считая, конечно, охраны. Из туманных намеков Жанны я сделал вывод, что Света все-таки вняла моему совету.

Всю дорогу в аэропорт и в самолете Храповицкий молчал и хмурился.

— Хорошо, — наконец проговорил он, когда самолет пошел на посадку. — Пообщайся с Кулаковым. Посмотрим, что получится.

Когда в четверг я появился на работе, Храповицкого еще не было, и раньше двенадцати его можно было не ждать. В его обязанности верного супруга четырех добродетельных жен входил ежедневный объезд подведомственных ему объектов. Наши московские и заграничные отлучки безнадежно выбивали его из графика. После них ему приходилось тратить утренние часы на посещение своих бесценных половин и клятвы в том, что достаточно посмотреть в его, Храповицкого, честные глаза, чтобы понять, что однолюб, вроде него, скорее умрет, чем обратит внимание на другую женщину.

Между прочим, беспримерная наглость однолюба поражала даже меня. Его жена, прилетевшая как-то из Лондона с детьми на новогодние праздники, жаловалась мне, что первый же день ее пребывания на Родине он ознаменовал прибытием домой в пять утра, пьяным и со следами страстных поцелуев на шее. При этом он уверял, что до утра решал семейные проблемы Васи, который в благодарность его лобызал. А всем известно, что Вася по советской привычке целуется исключительно взасос.

Утро началось с того, что на пороге моего кабинета возникла моя секретарша Оксана и своим строгим голосом сообщила:

— Только что звонили из приемной Крапивина. Он просил вас немедленно зайти к нему.

Это было что-то новое. Обычно Виктор сам забегал ко мне в кабинет либо звонил мне по мобильному телефону. Впрочем, и то и другое случалось нечасто: мы с ним умели стойко переносить разлуку. Так или иначе, но до сегодняшнего дня он всегда соблюдал политкорректность и никогда не вызывал меня через секретаря.

Наверное, напоминание мне о субординации было его реакцией на нашу с Храповицким поездку в Москву.

— Кто-нибудь еще звонил? — спросил я Оксану.

— Сегодня еще не успели. Список вчерашних звонков у вас на столе.

Оксану я обожал. И внешностью, и манерами, и одеждой она напоминала степенную и аккуратную школьную учительницу, служа вечным укором моей дезорганизованности. У нее были правильные русские черты лица, безукоризненно уложенные русые волосы и, несмотря на то, что ей уже исполнилось тридцать, такая свежая, пахнувшая яблоком, прохладная кожа, что, входя, я всегда целовал ее в щеку. Это поднимало мне настроение.

— Позвони, пожалуйста, в приемную Кулакова и скажи его секретарю, что я прошу о встрече. По личному вопросу.

Конечно, я мог бы позвонить Кулакову сам, я знал номер его мобильного телефона. Когда-то, в бытность мою правдивым редактором, у нас были неплохие отношения. Но сейчас мы воевали в разных армиях, и, учитывая все то, что рассказывали о нем в «Кулацкой правде», я опасался, что желания пообщаться со мной накоротке он может и не испытывать.

Кабинет Виктора был поменьше, чем у Храповицкого, с дорогой, кожаной мебелью, и без всякого авангарда. В отличие от Васи, который порой копировал Храповицкого, особенно в его отсутствие, Виктор постоянно демонстрировал свою самостийность. Он никогда не ездил на охоту, носил только джинсы или спортивные брюки, и если Храповицкий покупал себе элегантный «Мерседес», Виктор тут же заказывал грубоватый «Хаммер». Жен, впрочем, у него было еще больше, чем у Храповицкого, при этом все они отличались пышными формами. Их число достигало не то пяти, не то шести, я порой сбивался со счета. Но может статься, это тоже было порождением их соперничества.

У Виктора сидел Вася. На полированном столе стояла бутылка коньяка. Они выпивали, или, как витиевато выражался Вася, «ударяли по орденам». Судя по их несколько подержанному виду, занимались они этим уже дня два.

— Проходи, садись, — приветствовал меня Виктор, заключая в объятия. Он проводил меня до кресла и усадил.

Ни его показное дружелюбие, ни помутневшие глаза не сулили ничего хорошего. Если встреча со скрытым врагом начинается с объятий, то, скорее всего, она закончится мордобоем. — Сто лет тебя не видел. Ты куда пропал-то?

Мы не виделись с ним ровно два дня. И он отлично знал, куда именно я пропал. Право, я не догадывался, что он так по мне скучает, иначе послал бы ему телеграмму.

— Может, выпьешь чего-нибудь? — предложил Виктор. — Ох, извини, извини, ты же у нас не пьешь. Совсем забыл.

— Я, кстати, тоже бросаю, — заметил Вася, наливая себе еще.

— Это правильно, — заключил Виктор. — Пора и мне за ум взяться. А то живу, дурак дураком. Верно, Андрей?

Я поборол соблазн согласиться. К тому же это было бы неправдой. Кем-кем, а дураком Виктор не был.