Наталия Антонова - Осень цвета кофе

Костюков, шагнув в глубину подъезда, как раз и подумал о деньгах, которые сегодня нужно было положить на карту Поповой.

«Вечерком и положу», – подумал Вадим.

Он открыл дверь своим ключом, сразу прошёл на кухню, достал большой глиняный кувшин и поставил в него розы.

Кухня тотчас преобразилась, приобрела праздничный вид.

Вадим приоткрыл окно, и зашептались дремавшие до этого светлые занавески на окнах, разбуженные залетевшим лёгким ветром.

Оглядевшись вокруг себя удовлетворённым взглядом, Вадим принялся накрывать на стол.

Спустя несколько минут он услышал звук ключа, открывающего дверь.

«Марина пришла!» – сладко замерло его сердце и тотчас забилось учащённо.

Вадим быстро вышел в прихожую, спрятался за большой одежный шкаф, а как только Марина вошла вовнутрь, он, сразу материализовавшись из-за шкафа, заключил её в объятия.

– Ой! – воскликнула женщина.

Её рука начала шарить в полумраке в поисках выключателя.

– Мариша, ну зачем тебе свет? – рассмеялся Костюков. – Разве ты не слышала, что темнота – друг молодёжи?

Женщина счастливо засмеялась и кокетливо ответила:

– Даже и не знаю, могу ли я относить себя к молодёжи.

– Можешь, ещё как можешь, – заверил её Вадим, не переставая покрывать поцелуями лицо любимой женщины.

Потом он посадил её на крохотный диванчик в прихожей, снял с неё обувь и, подхватив её на руки, унёс в комнату. Она, смеясь, попробовала отбиваться, но из её затеи ничего не вышло. Наконец, сдавшись на милость победителя, она прошептала, пьянея:

– Какой ты нетерпеливый!

– Да, я просто изголодался по тебе! – жарко выдохнул он. – Мы не виделись целых два дня!

– Всего два дня, – прошептала она, опрокидываясь на спину, и последнее, о чём она более-менее ясно смогла подумать, было то, что постель Вадим разобрал заранее.

А потом волшебный сладкий морок из жаркого шёпота, объятий, поцелуев, стонов и физического исступления накрыл их обоих с головой, вознёс в заоблачную высь и спустя какое-то время бережно опустил на смятые простыни.

Несколько минут они лежали не шевелясь. А потом Вадим сказал:

– Я хочу кофе.

– Сейчас сварю, – отозвалась Марина, сладко потягиваясь всем телом.

– Не надо, я сам, – ответил он и легко соскочил с постели.

– Тогда я в душ.

– Хорошо.

Когда посвежевшая, закутанная в махровый халат Вадима Марина вышла на кухню, он уже разливал густой, умопомрачительно пахнущий кофе по чашкам.

– Ой, – невольно вырвалось у женщины, когда дождь её каштановых, как и полагается дождю, влажных волос рассыпался по её плечам, – принеси мне, пожалуйста, заколку, – попросила она.

– А где она?

– На тумбочке возле кровати.

Марина прижала руки к лицу и подумала о том, что её личная жизнь завязалась в такой тугой узел, который не развязать. Если только разрубить…

Вадим отсутствовал пару минут. Вернувшись на кухню, он протянул ей заколку, взял свою чашку кофе и, поднеся её ко рту, успел сделать всего пару глотков. А потом судорожно взмахнул рукой и рухнул на пол.

По его остекленевшим глазам она поняла, что любовник мёртв, но всё-таки, пересилив свой страх, дотянулась до его руки и попробовала найти пульс.

Пульса не было. С минуту она постояла в оцепенении, а потом бросилась в спальню одеваться, напоследок схватила свою сумочку и выбежала из квартиры.

Она бежала, вернее, неслась сломя голову, по выложенной плиткой дорожке от подъезда к своей машине, оставленной на стоянке за углом.

Налетев на кого-то, она услышала звук пустого ведра, покатившегося по дорожке, но не извинилась, не остановилась, услышала нёсшиеся ей вслед ругательства и побежала ещё быстрее.

Она была почти у цели, когда из-за угла вышел мужчина с матерчатым мешочком, и, когда Марина столкнулась и с ним, он отлетел от неё, как мячик, вспоминая при этом то ли её, то ли свою мать, но она уже была далеко.

Оказавшись на стоянке и вставив ключ зажигания, она тронула машину с места и умчалась прочь.

Калерия Геннадьевна Попова была сегодня не на шутку встревожена, она уже который день подряд не могла дозвониться до своего квартиранта Вадима Аркадьевича Костюкова, человека уважаемого и со всех сторон положительного.

Дело в том, что шестого числа он аккуратно каждый месяц, ни разу не задержав оплату и на день, клал деньги за съём квартиры на её карту. Но вот прошёл день, другой, третий, а деньги так и не появились.

Сначала тревожность Калерии Геннадьевны напоминала лёгкое облачко. Но с каждым днём она тяжелела и наконец достигла размеров грозовой тучи, которая вот-вот разверзнется и станет метать молнии и громы.

И произошло это вовсе не потому, что Попова опасалась обмана со стороны Костюкова, нет!

Несмотря на его молчание, она не сомневалась в его честности и порядочности. Именно потому, что Калерия Геннадьевна была уверена в Костюкове, она и мысли не допускала, что он просто игнорирует её звонки.

С утра в её голову приходили мысли о том, что нужно поехать и открыть квартиру своим ключом, чтобы убедиться, что там всё в порядке, а потом уже думать о том, как найти Костюкова. Но врождённая деликатность профессорши тормозила её порывы.

Калерия Геннадьевна думала, что это не совсем вежливо – врываться хоть и в свою собственную квартиру, но на время предоставленную другому человеку. Ведь если Костюков окажется в это время в квартире, то он сочтёт её женщиной не деликатной и не интеллигентной.

Наконец, ближе к полудню её внутренний голос подсказал ей, что ехать всё-таки придётся.

На всякий случай она позвонила на работу сыну и посоветовалась с ним.

Сын ответил:

– Мама, однозначно нужно съездить и посмотреть на всё своими глазами.

Калерия Геннадьевна не стала уточнять, что именно сын имел в виду, говоря «на всё». Она решила, что сын произнёс это, повинуясь, как и она, своему внутреннему голосу.

И она поехала. Машину водить Калерия Геннадьевна так и не научилась, поэтому сначала хотела вызвать такси, но потом сообразила, что прекрасно доберётся на метро, которое доставит её почти до самого места.

На улице было тепло, вовсю светило солнце, и, несмотря на то что наступила вторая декада сентября, на газонах зеленела по-весеннему нежная травка, цвело огромное количество цветов, листья на деревьях не спешили бронзоветь и золотиться. А в кустах снежника радостно щебетали воробьи.

Калерия Геннадьевна расстегнула верхнюю пуговицу своего лёгкого плаща и ослабила шарф.

«Что-то я слишком тепло сегодня оделась», – подумала она на ходу.

Но, войдя в подъезд, женщина ощутила внезапно охвативший её озноб.

На лифте она поднялась на свой этаж и долго звонила в квартиру. Никто ей не открывал.