Татьяна Нильсен - Шариковы дети

– К сожалению, нет, – неожиданно из-за плеча Пантелеева появился коренастый, черноволосый мужчина.

Козленкова окинула гостя критическим взглядом и с тоской подумала, что никак не может выяснить, какими дорогами ходят и откуда берутся такие классные мужики. И ростом, вроде не гигант, но такая уверенность в тёмных глазах, что вот за такое плечо можно спрятаться на всю жизнь. Одного Светочка не знала: чтобы стать генеральшей, надо выйти замуж за солдата или хотя бы за Костю Пантелеева, да и тот, похоже, занят.

– Меня зовут Фарид Махмудович. Разговор не займёт много времени. Можно войти?

– Ой, нет, нет! – Светочка запахнула растянутую кофту и потянула дверь на себя. – Подождите внизу. Я спущусь через минуту. Только переоденусь.

Девушка захлопнула перед носом визитёров дверь и оглядела себя в зеркале: мятый халат, растянутая старая кофта, красные от слёз глаза. Ещё не хватало, мать выпившая вернётся от подруги. Стыда не оберёшься, поговорить не даст, только запах перегара и бла, бала, бла! Да и обстановка в квартире ещё та, с тех, лохматых годов. Это на работе она звезда, подтянутая, уверенная в себе, почти второй после мэра города человек. Снова навернулись слёзы от разбившихся надежд. Девушка смахнула слезу, быстро переоделась и, открыв дверь, вздрогнула от неожиданности: на пороге стояла мать и рылась по карманам в поисках ключа. Увидев дочь, скривилась:

– Куда ещё на ночь глядя?

Светлану передёрнуло от сивушного амбре.

– Не твоё дело! Взялась контролировать. Поздно! – девушка затолкала мать внутрь. – Ложись спать, скоро вернусь.

– Давайте прогуляемся, – предложил Амиров. – Заодно и поговорим.

– Вы не будете записывать?

– Зачем? Наша беседа имеет ознакомительный характер.

Следователь лукавил, он почти всегда записывал разговоры на диктофон, который держал в кармане куртки. И лишь потому, что опасался забыть какие-либо подробности. Прогулка получилась недолгой. Фарид Махмудович проводил секретаршу до подъезда и вернулся в машину.

– Вот теперь поехали в отель.

– Не уверен, что в ресторане вас ещё ждут, – Константин покосился на Амирова. – И магазины уже закрыты.

– Ничего. Есть сыр, колбаса и бутылка армянского коньяка из деревенского лабаза. До утра не пропаду.

– Как рано встречаемся утром?

– Я так понял, что гостиница находится в центре? – капитан кивнул. – Вот и хорошо, я пешком доберусь до здания администрации, а ты забирай машину и утром отправляйся к Селивёрстовым. В доме не светись, а у охранника забери копию всех передвижений вдовы в ночь убийства. По секретарше пока мнение не сложилось, но проверить её алиби тоже не помешает. Она, кажется, с матерью живёт? – Амиров увидел согласный кивок. – Поговори с ней, с соседями. С собачками люди по вечерам гуляют. Потом присоединишься ко мне. Будем опрашивать всех, кто веселился в тот вечер на банкете вместе с персоналом и артистами. Хозяйку ресторана не тревожь, выпиши ей повестку часа на три, я сам с ней поговорю.

– Так это огромная работа! Вместе с официантами и поварами поучается под девяносто человек!

– А ты что, в сыске новичок? Знаешь, сколько надо перемыть песка, чтобы уловить замыленным глазом частичку золота!

– Я в полиции не первый год, – Пантелеев как-то загрустил. Стало понятно, что с этим следователем покоя не предвидится. Надо настраиваться на работу до позднего вечера, а может и ночи. В то же время в груди поселилось чувство похожее на гордость: иметь непосредственную причастность к расследованию громкого убийства, это не фунт изюма, а грядущее повышение по службе! И ещё Константину польстила степень доверия. Пока всех свидетелей Амиров допрашивал без него, а тут самостоятельное задание.

В ресторане следователя уже не ждали. Часы в холле гостиницы показывали одиннадцать часов вечера. От этого Фарид не огорчился, заполнил бланк, получил ключи и заселился в довольно уютный номер. После душа позвонил жене, справился о токсикозе, о настроении, поведал свои новости и, откупорив бутылку коньяка, сделал несколько глотков. В животе растеклась горячая лава. Захотелось взбудоражить алкоголем голову, но Амиров остановил позыв. Вспомнилось высказывание Парацельса:

«Всё есть яд и всё есть лекарство. Только доза делает лекарство ядом и яд лекарством».

Следователь хорошо знал, что три глотка, как творческая доза, при которой ясен ум и приходят правильные решения. Если перебрать лишка, начинает переть дурная фантазия, как пузыри набухают подозрения и в каждом видится монстр. Он включил телевизор и, полистав каналы, нашёл местные новости. Начальник Городского управления полиции сдержал слово. Из мэра сделали героя, который поплатился жизнью в борьбе за процветание города и горожан. Амиров откусил кусок колбасы и отключил телевизор. Всё равно правды никто не скажет, а лишь то, что прикажут. Журналист нынче пошёл непринципиальный, как попки пиратские повторяют, что спустили сверху. Следователь прослушал запись разговора с Козленковой. Тупая девица, таких он повидал огромное множество. Вообразила, что может управлять мэром. Вроде как мэр голова, а она, секретарша шея! Подловила мужика на секс. Могла беременность приплести. Секретарша хоть и отказывается, что имеет отношение к фотографиям, но в это мало верится. С её слов, никто даже не подозревал об их связи, а тут, на тебе, прилетел вдруг волшебник в голубом вертолёте и как раз к окну! И как раз в самый пикантный момент. Интересно, где этот компромат сейчас? Скорее всего, в доме мэра, но жена, ни за что не станет раскрывать грязные подробности. Да играют ли они хоть какую-то роль в убийстве? А вот Козленкову можно вычёркивать из списка подозреваемых. Она или по её просьбе кто-то состряпал фотографии и отослал жене, с целью расстроить брак. И этот замысел почти удался, Раиса захотела получить развод, но поняла, что останется без ничего. А может это сам Селивёрстов решил избавиться от опостылевшей жены? В этом случае Раисе на руку смерть мужа. Только Светочке мэр нужен был живым!

С такими мыслями Амиров провалился в сон.

Петренко Семён Аркадьевич долгое время руководил культурой в городе. Так давно, что и сам забыл, в каком году появился в этом узком и длинном, как пенал кабинете. Он устал и морально истощился. Из года в год одно и то же – гулянья, балаганы, ярмарки, Проводы русской зимы, День шахтёра и за всё цифры, отчёты, доклады. Он, как слуга двух господ должен отчитываться в областной департамент культуры и гнуть спину перед местными властями. Иногда Петренко соглашался с незабвенным Александром Сергеевичем Пушкиным и мысленно повторял истину, проверенную временем:

«На свете счастья нет, но есть покой и воля.