Мария Свешникова - Пара Ноя

© Мария Свешникова, текст, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Август 99-го догорал как спичка, от которой прикуривали на ветру, но в округе подмосковного Татищево еще пышно зеленели пригорки и опушки.

Лохматые уши ирландского сеттера Остина то и дело вырисовывали в воздухе буквы греческого алфавита. Непривычная свобода, дарованная псу, привыкшему испражняться на городских клумбах, вмиг превратила его из послушного питомца в необузданного охотника; он клацал зубами, пытаясь ухватить стрекозу, и, яростно разыгрывая из себя альфа-самца, помечал каждое дерево.

Яне нравилось уезжать с дачи последней, чтобы допить лето до дна, не упустив ни капли с донышка. Так и сейчас, пока папа грузил вещи в кряхтящий и громогласно изрыгающий выхлопные газы старый «Фольксваген», Яна и ее мама, театральный критик Галина Ивановна совершали променад по окрестностям.

Галина Ивановна морально готовилась к открытию сезона и рейдам по премьерам и поднимала с земли первые кленовые листы, еще не прожженные осенью. Она любила использовать их вместо книжных закладок, собирая в библиотеке тайный гербарий. В отличие от Яны, мама обожала серое межсезонье, с удовольствием пила густой воздух и хорошо знала все его нотки. Любила, когда тротуары заполняют красочные зонты, доставать с антресолей фетровые шляпы и пригублять армянский коньяк, чтобы избавиться от озноба в антракте после промозглого акта в еще не прогретом дыханием зрителей зале.

Яна показала язык ветхому перекошенному домишке злой бабы Мани, которая чуть не всыпала плетей Сережке за попытку стащить розовощекое яблоко. А ветка-то свисала на улицу с забора, да и яблоки баба Маня своим беззубым ртом есть не могла. Прошмыгнув за угол штакетника, Яна и Галина Ивановна вышли к озеру, где еще в июне были утоплены шлепанцы; их было не жалко, ведь теперь можно ходить в лаковых сандалиях с бантиками. До осени они, конечно, не дожили, но завистью подружек Яна полакомилась всласть. Она вообще чувствовала, что это было последнее лето без пубертатных забот вроде месячных и лифчиков-нулевок, куда подкладываешь тайком вату.

Да и вообще девочке Яне оставалось жить несколько минут. Так, к слову.

Только собачье громкое дыхание сотрясало воздух. Мать и дочь не нарушали данного осеннему дню обета молчания. Эта мягкая блаженная тишина давно сбежала из городов, и предавать ее не хотелось. Конопатая божья коровка спикировала на рукав Яниной клетчатой рубашки. По привычке Яна начала раскачивать рукой, приговаривая считалочку «полети на небо, принеси нам хлеба». Нарядный дятел в красной шапочке приземлился на березу и разбавил тишину эклектичным битом. Яна рассматривала живность.

– Мам, – не сдержалась она, – а как Ной отбирал животных на свой корабль?

– Ничего себе вопросы, – удивилась атеистка до мозга костей Галина Ивановна, знавшая библейские притчи исключительно из культурных соображений. – Во-первых, не корабль, а ковчег. И взял каждой твари по паре, чтобы заселить Землю после потопа.

– Ты хочешь сказать, что божья коровка – тварь? – Яна перевела взгляд на руку и заметила, что за хлебом насекомое на небо так и не отправилось, а после вдруг задумалась вслух: – Люди – тоже, получается, твари, раз их с собой взяли?

– С точки зрения эволюции Дарвина – да. Но вообще так говорят про животных. Люди – божьи творения, и на ковчег Ноя взошли только самые чистые душой, которые должны заселить Землю, после того как потоп очистит мир от скверны.

– А если Ной ошибся и взял не тех? – вспомнила Яна свою соседку по парте Катьку, что дважды впутала ей в космы жвачку, чтобы поржать потом, наблюдая, как учительница тупыми ножницами выстригает клоки волос на глазах у всего класса. А еще подумала о клеще, который как-то впился ей близ промежности, после того как она посушила купальник на ивовом кусте.

– Остин! – крикнула Галина Ивановна, потерявшая собаку из вида и не желавшая разглагольствовать на философские темы.

Остин выпрыгнул из колючих зарослей, собрав на себя репейники, словно ордена за отвагу, но казался напуганным. Причина опущенного хвоста и тяжелого дыхания ирландского сеттера нашлась быстро. Рык аидовых псов! Хриплый и клокочущий, словно извергающийся вулкан, он обрушился на беззащитный и пустынный берег озера. В ста метрах располагался заброшенный после кризиса 98-го недостроенный коттеджный поселок: кирпичные коробки без крыш, окон и дверей, стены, исписанные поклонниками Цоя и «Алисы». Рабочих еще по весне вывезли из сгорбленных бараков, а собак, охранявших строительные инструменты, бросили.

Пара лохматых кавказских овчарок со свалявшейся в войлок шерстью и огромная дворняга с разорванным ухом возникли словно из пустоты. Действовали псы как настоящая ОПГ: заходили с трех сторон сразу, окружали и давили авторитетом. Не лаяли, как мелкие шавки, а уверенно рычали. Дворняга, лидер банды, подошел близко к Яне, которая стояла неподвижно, как фонарный столб. Он обнюхивал ее с разных сторон, не переставая порыкивать, пока не понял, что в кармане шорт скрывается полиэтиленовый пакет с сухим собачьим кормом, который всегда брали на прогулку, чтобы приманивать Остина, если тот вдруг заиграется. Яна прикрыла рукой карман, боясь, что дворняга вцепится зубами, но та лишь попыталась своим языком протиснуться к провианту.

За эти несколько секунд мама успела схватить Остина за ошейник и попятилась назад к воде, поглаживая писклявого задиру, чтобы он не раззадоривал мохнатых людоедов. Отступление не продвинулось далеко. Сзади было озерцо, и беглецы уже стояли в воде.

Псы не шли к озеру, боялись воды. Девочка заглянула в глаза монстру с лишаем и шрамами, потом – второму, с беспомощно болтающимся ухом. Морды были совсем тощими, и даже сквозь грязные заросли шерсти было заметно, что кожа обвисла, совсем как старушечьи животы и груди с витиеватым узором варикоза.

Яна сунула руку в обслюнявленный карман. Надо использовать корм, чтобы отвлечь исчадий ада и дать возможность уйти маме с ушастым забиякой. Потная ладошка с лакомством потянулась к черной пасти. В то же мгновение рык оборвался. Послышалось чавканье.

– Рукава закатай. Рубашку из Чехословакии дядя Миша привозил, порвут ведь зубищами. В чем в школу ходить будешь? – Мама с питомцем пятились вдоль заросшего тростником берега в сторону деревни.