Полина Дашкова - Продажные твари

А Маша, сидя в «Тойоте» в наручниках, вспоминала почему-то сказку Андерсена «Снежная королева». Мальчик Кай прицепил свои санки к красивым белым саням, а когда понял, что красивые сани несут его в никуда, попытался прочитать про себя «Отче наш…», но в голове стучала лишь таблица умножения.

Таблица умножения стучала в голове, как часы, тикала, как механизм взрывного устройства. «Господи, помоги нам! Отче наш…» – стала повторять Маша шепотом, пытаясь заглушить тупое тиканье в голове.

– Что ты там шепчешь, сучка? – легонько пнул ее в бок локтем один из амбалов.

– Молится она, мать ее… – хмыкнул другой. Машины выехали из города и свернули на старое заброшенное шоссе.

«И что ему так приспичило? – думал старик вахтер, держа телефонную трубку и слушая долгие редкие гудки. – Полтинника не пожалел, видно, много их у него, полтинников-то. И где это Раиска гуляет?»

Дежурной четвертого этажа на месте не оказалось. Подождав еще немного, вахтер положил трубку.

«Надо бы записать, забуду ведь. Нехорошо получится. Услуга невелика, и гражданин такой солидный, лицо вроде знакомое. Как он сказал? Константинова ждут в поселке Гагуа… Е-мое! Это ж в горах, на той территории! У меня ж там шурин жил. Ну, дела!»

Вахтер покачал лысой головой в фуражке с зеленым околышем, поцокал языком и вспомнил, что в его ручке паста кончилась.

– Я извиняюсь, – обратился он к двум пухлым дамочкам в ярких платьях, проходившим мимо стойки с курортными пропусками, – у вас ручки не найдется?

Дамочки стали шарить в сумках. Наконец одна нашла. «№ 437, Константинову. Вас ждут в поселке Гагуа. Захватить кассету „Жестокий романс“, которая дома у доктора», – написал вахтер на клочке бумаги круглым крупным почерком. Подумав немного, он поставил внизу число, месяц и время.

– Спасибо, – вернул он ручку дамочке, – а вы, извиняюсь, в каком корпусе живете?

Одна из дамочек жила в третьем корпусе на пятом этаже.

– А записочку не передадите?

– Любовную? – игриво поинтересовалась дамочка.

– Деловую! – обиженно пояснил вахтер. – Просто под дверь номера подсуньте на четвертом этаже, номер 437, – и он крупно написал номер на сложенном вчетверо листке и еще приписал «Константинову».

«Забудет! – подумал он, отдавая записку дамочке , и глядя, как она легкомысленно кидает листок в сумку. – Обязательно забудет!»

Дамочки проследовали на санаторную территорию, бурно обсуждая внешние данные и личную жизнь эстрадной звезды, приехавшей на гастроли в курортный город. Сегодня утром дамы приобрели по билету на концерт этой звезды, который состоится через час на открытой эстраде в парке отдыха, неподалеку от санатория. Конечно, лучше бы пойти на ночной концерт, начинавшийся в половине двенадцатого, а не на семичасовой, проходивший засветло, без красивой и впечатляющей иллюминации. Но билеты на ночной концерт в два раза дороже, он уже называется не концерт, а шоу. К тому же дамы опасались возвращаться в санаторий глубокой ночью, а кавалеров они себе приобрести еще не успели. Они приехали всего два дня назад и друг с другом познакомились только вчера в столовой.

Разойдясь по своим корпусам, они договорились встретиться через полчаса у проходной. Та, у которой в сумке лежала записка, сосредоточенно размышляла, какое платье лучше надеть на концерт – бледно-зеленое «сафари» с золотыми пуговками стройнило и скрадывало полноту, но для концерта казалось слишком строгим. А синее в горошек с оборками, хоть и достаточно нарядное, не скрадывало полноты.

Размышляя над этой сложной дилеммой, дама поднялась к себе на пятый этаж, сначала отправилась в душ, потом долго приводила себя в порядок. Надев красный в белую полоску крепдешиновый костюм, а не «сафари» и не «горошек», пройдя в последний раз пуховкой с пудрой по лицу, она взглянула на часы и охнула: прошло тридцать пять минут.

«Ждет Людмила-то, неудобно!» – подумала она о своей приятельнице и, выскочив из номера, побежала к лифту.

Вахтер не обратил внимания на двух дамочек, чинно проплывших мимо и окативших его сладким запахом духов. Они были одеты и причесаны совсем иначе, к тому же в этот час отдыхающие шли толпой, кто с ужина, кто на ужин, кто на вечерние развлечения в город. Так что про записку он не спросил.

Дамочки вышли из проходной и перешли на другую сторону.

– Людмила, я орешков куплю, – сказала та, у которой так и лежала в сумке записка.

– А семечек нет у вас? – поинтересовалась Людмила у сухонькой старушки, насыпавшей для ее подруги колотый фундук в газетный кулечек.

– Семечек нет. А орешки у меня хорошие, – ответила старушка.

Из сумки дамы в полосатом красном костюме выпала какая-то бумажка. Дама этого даже не заметила отдала старушке деньги, взяла кулек с фундуком и удалилась вместе с подругой Людмилой на концерт заезжей звезды.

А старушка между тем подобрала сложенный вчетверо листок бумаги и собралась уже окликнуть удалявшихся дамочек, но, прочитав своими молодыми зоркими глазами надпись на листке, окликать никого не стала, а тихо присвистнула: «Это ж надо!»

«Ореховая бабушка» Тамара Ефимовна сидела сегодня целый день напротив ворот санатория. Ничего интересного за целый день не произошло. Подъезжали и отъезжали разные машины, входили и выходили люди. Она автоматически отметила, что красивый молодой, но совершенно седой человек, выскочивший из черной «Тойоты» и забежавший в проходную часа полтора назад, очень спешил. Именно этой непривычной для курортного города спешкой да еще, пожалуй, ранней сединой и привлек он на секунду внимание «ореховой бабушки». Но только на секунду. Она не видела, как седой человек вышел из проходной, не видела, как в его отсутствие сели в черную «Тойоту» два амбала. Ее отвлекли покупатели, большое шумное семейство с тремя детьми. Маль" чишка лет двух ревел басом на всю улицу и колотил ногами по ступеньке прогулочной коляски. Тамара Ефимовна умела легко успокоить любого плачущего малыша. У нее имелся какой-то свой секрет: достаточно произнести несколько смешных и ласковых слов, удивить, переключить внимание – и ребенок успокаивался. Некоторые семьи, отдыхавшие с детьми, даже специально подходили к «ореховой бабушке», если ребенок начинал заливаться.

Именно те несколько минут, в течение которых в «Тойоту» сели два амбала, доктор выскочил из проходной и под дулом пистолета был втиснут в «Ниву», Тамара Ефимовна успокаивала басовитого малыша. А когда он успокоился, заулыбался и семейство с кулечками орехов удалилось, и «Тойота», и «Нива» уже исчезли. Тамара Ефимовна не придала значения отчаянному сигналу, слышному сквозь рев малыша. На то и машины, чтобы сигналить. Номера «Тойоты» она не знала, доктора Ревенко никогда в глаза не видела, никаких указаний на этот счет не получала. А Маша Кузьмина из машины не выходила, только смутный тонкошеий силуэт с хвостиком на затылке виднелся за передним стеклом.