Андрей Толоков - Последний тур. История первая. Дело чёрного старика

– Что угодно вам, мужчина? – низким, ещё не проснувшимся голосом спросила она.

– Подполковник Куприянов, уголовный розыск. Мне надо с вами поговорить.

– Уголовный розыск? – удивлённо переспросила женщина, вытянув шею. – Зачем я понадобилась уголовному розыску?

– Вы позволите мне войти? – настаивал Василий.

Квартира Натальи Капитоновны выглядела удручающе. Гора грязной посуды в раковине. Крошки на столе. На подоконнике стояли полузасохшие комнатные цветы. Запах старости и заброшенности присутствовал в этом доме. Василий Иванович выдвинул облезлую табуретку из-под стола и, убедившись, что она чистая, сел. Хозяйка достала из шкафчика над столом пачку болгарского «Опала», подкурила и присела напротив.

– Наталья Капитоновна, вы знаете Маргариту Терёхину? – спросил Василий.

– Знаю.

– А как вы с ней познакомились и как давно её знаете?

– Что, всё-таки влипла куда-то Рита. Допрыгалась?

– Что значит влипла? – Куприянову становилось интересно.

– А то и значит, – Капитоновна наклонилась и шёпотом сказала, – у неё всё время были какие-то тёмные делишки. Она хитрая, Маргаритка. Ох, хитрая. Я ещё в театре замечала, что двуличная она.

– Вы работали с ней вместе в театре?

– Да. Только я всё время до самой пенсии билетёром была, а эта Маргарита, с билетёров в гардеробщицы, с гардеробщиц в кассиры. Проныра эта Ритка. Ох и проныра!

– Значит, подругами вы с ней не были?

– Как это не были! – возмутилась Наталья Капитоновна. – Мы с ней так и дружили с этого, ну с какого?.. С семьдесят второго, по-моему. Ну да. Как она в театр пришла работать, так мы и подружились. Мы с ней женщины одинокие. Как нам не дружить? А потом Маргариту в это общежитие Брук поселил. Так мы вообще сдружились.

– Что же тогда так нелестно о подруге отзываетесь?

– А бросила она меня. Предала.

– Расскажите.

– Я не знаю, товарищ милиционер, откуда у неё деньги появились, но комнату свою на четвёртом этаже она на квартиру поменяла в обкомовском доме. На Тимирязева. Как? Вот скажите, как?

– А сами-то что думаете?

– А вот что я думаю. В кассе она денег наворовала. Обворовывала граждан, – женщина потушила окурок и, махнув с досадой, сказала. – Её как в кассу театральную пустили, так у неё сразу деньги стали появляться. Она и мне давала. Продукты иногда носила. Бутылочку, бывало, принесёт. Да не бормотухи какой, а например «Херес» крымский или «Чёрного доктора». «Чёрного доктора» пробовали?

– Приходилось, – соврал Василий. Он любое вино на дух не переносил.

– Во-о-т! – протянула Капитоновна, придаваясь сладким воспоминаниям. – А потом раз и вмиг поменялась. Ладно там поменялась. Она про меня забыла. Бросила меня. Не прилично так поступать с подругой.

– Вы говорите, разменяла комнату. Это значит тот, кто жил в квартире на Тимирязева переехал сюда, в общежитие.

– Ну а куда же ещё?!

– И кто это был?

– Не поверите! – Наталья Капитоновна оглянулась, будто боялась, что кто-то услышит её крамольные речи. – Сын одного очень большого человека. Начальника.

– Какого человека?

– Оттуда, – указала женщина пальцем вверх. – Его в то время уже в Москву забрали, чуть ли не в само правительство. А сынок- разгильдяй, остался в квартире хозяйничать. Говорили, в карты играл. Проигрался в пух и прах. Тут Маргарита и подвернулась. Ох неспроста! Не просто так она к парню этому пристала. Она вообще никогда просто так ничего не делала. Я же говорю, тёмными делишками занималась.

– И что этот парень? Где он сейчас?

– Сгинул.

– Умер?

– Кто его знает. Пропал и всё. Искали его да не нашли. Поди, дружки картёжники приговорили. У них же как! Долг не отдал, тебя чик ножиком и всё. Нет человека.

– А вы откуда знаете?

– Так я что же, совсем тёмная? Я, между прочим, молодой человек, когда-то театральным критиком была, – Капитоновна выпрямилась и гордо провела рукой по седым волосам. – У меня вон телевизор есть. Кстати, Маргарита подарила.

«М-да, – подумал Василий, глядя на Наталью Капитоновну, – видать, „Чёрный доктор“ в твоей жизни, Капитоновна, не самую лучшую роль сыграл».

– Спасибо вам, Наталья Капитоновна, – поблагодарил женщину Василий, вы мне очень помогли. Но я думаю, что нам ещё придётся встретиться. Вы не против?

Женщина кивнула. Куприянов задвинул табурет на место и пошёл к выходу.

– Так во что Маргарита вляпалась? – крикнула вдогонку уходящему Куприянову Наталья Капитоновна.

– Она умерла, – ответил Василий и захлопнул за собой дверь.

– Ну и что ты мечешься как львица? – с явным раздражением спросила тётка Любу.

Маргарита стояла на кухне с половником в руках. Перед выходом на работу она решила побаловать племянницу блинами. Но Люба проснулась не в духе. Зашла на кухню. Не поздоровавшись, зло зыркнула на Маргариту и вышла. Хлопнула дверью ванной комнаты. Долго не выходила. Терёхина подошла к двери ванной и прислушалась. Громко шумела вода. Когда Люба выключила душ, Маргарита задала свой вопрос. Ответа долго не было.

– И ладно, – возвращаясь к блинам, сказала тётя, – хочешь беситься, бесись. А была бы ты умнее, – уже громко сказала Маргарита, – рассказала бы тётке, что случилось, и какой чемерь в тебя вселился! Мы люди с тобой родные. Если не я, то кто тебе поможет? Посочувствует кто?

Люба в распахнутом халатике, услышав призывы тётки, опять заглянула на кухню. Вытирая мокрые волосы, она смотрела на Маргариту с раздражением.

– Эх, Любка, – с прищуром разглядывая племянницу, сказала Терёхина, – красивая ты девка. Фигурка у тебя смотри, какая точёная. Осчастливишь ты какого-нибудь мужика. Завидовать ему все будут. А может, и не одного осчастливишь.

– Всё? Ты все свои мысли высказала? – Люба скомкала в руках мокрое полотенце. – За блинами смотри. Подгорают. И не лезь в мою жизнь. Я как-то жила без тебя и сейчас обойдусь.

Пожарская бросила полотенце на стул и со слезами выбежала из кухни. Маргарита выключила газ, сняла с плиты сковороду. Было понятно, что блины сегодня уже никто есть не будет. Терёхина сняла фартук и пошла в спальню к Любе.

– Права ты, Любаша, – сказала Маргарита, войдя в комнату племянницы. – Надо мне от тебя съехать. Загостилась я тут. Вижу, что тебя раздражаю. Сегодня же попрошу у Брука комнату в общаге. Думаю, не откажет. А? Ты как считаешь?

Люба не отвечала. Она стояла у окна и остекленевшим взглядом смотрела на улицу.

– Не хочешь говорить? – продолжала монолог Терёхина. – Не говори. Переваривай всё внутри себя. Порть себе нервы. А от них, между прочим, все болезни. Перестанешь быть красивой и здоровой, перестанет Забродский давать тебе главные роли. Вот так и кончится твоя карьера великой актрисы. Пойду я на работу, а ты продолжай. Продолжай страдать, Любаша.