Алёна Бессонова - Меня убил Лель. Психологическая драма с криминальным событием

– Владик… – кивнул Мизгирёв. – Мы раньше всё вместе жили в Хвалыне, а потом разъехались… Мой грех…

– Владислав Иванович, вы деньги невестке просто так отдали или по письменному договору, – уточнил Михаил.

– По договору, конечно. К тому времени я уже выяснил с кем имею дело.

– Насколько мне известно, – поспешил внести ясность Исайчев, – супруги Мизгирёвы долгое время жили в Исландии. Приехали недавно.

– Да. – Подтвердил Владислав Иванович, – больше двух лет назад.

– Когда вы успели понять, что собой представляет ваша невестка? Разве вы жили с ней до их отъезда в Исландию?

Мизгирёв попыхтел трубкой, прикрыл большим пальцем трубочную камеру, и раскурив угасающий табак, продолжил:

– По письмам. Петя писал часто. Скучал. Вероятно, чувствовал себя одиноко. Видели бы вы эти письма! Тася после них дня два приходила в себя от ярости. Они подвергались жёсткой цензуре. Софья беззастенчиво вычёркивала всё, что ей не нравилось. Тася как-то позвонила, сделала невестке замечание. На что та без тени смущения ответила: «О себе он может писать всё. О том, что здесь происходит – выборочно. Обо мне – ничего. Без обид! Это моя жизнь!»

– Жёстко!

– Жёстко! И я, памятуя об этом, решил себя обезопасить, купил пространство в собственность. Она поняла, что промахнулась, когда однажды сделала мне замечание. Я тогда вошёл в общий зал без стука. Невестка возмутилась. Я в манере присущей ей разъяснил, что в свою четвёртую часть помещения могу входить без стука, когда хочу и как хочу. Она уважала принципы. Поняла, что нежных чувств я к ней не питаю, решила не связываться.

– У вас часто бывали конфликты?

– Их не было. Мы притирались друг к другу недолго. Сразу поняли, кто чего стоит и, поняв, дальше жили в параллельных вселенных, не пересекаясь.

– Как Софья относилась к мужу?

– К мужу? – Мизгирёв болезненно поморщился, – Пётр был женат на ней. Она замужем за Петром не была. Знаете, как она его звала? Мизирёв!

– Как? – переспросил Исайчев.

– Мизирёв, без буквы «г». Понимаете от какого слова производное? А любила Софья одного человека – Игната Островского, Леля.

– Может быть, причина её поступка в этом – все годы Соня страдала и, наконец, решила оборвать?

– Нет, нет! – резко взмахнул рукой Владислав Иванович, – Любовь к Игнату закончилась с его жизнью. Мне кажется, за несколько месяцев до гибели Леля, Софья ненавидела его. Он ведь прогнал её от себя. Жениться собирался на другой девушке… Не успел… Погиб!

– Вы вчера сказали, его убили. Что там за история?

– Пётр сказал вам, что перед отъездом в Исландию интересовался о «деле Игната» и его известили будто оно закрыто, как несчастный случай. Это не совсем так. Я тоже наводил справки через своих знакомых: Игнат не рассчитал затяжной прыжок, парашют не успел раскрыться полностью. Парень разбился. Такова официальная версия.

– Вы с ней не согласны?

– Те, кто был на поле, говорили, что над Игнатом появился белый язык. Купол наполнился воздухом и сразу обмяк, как проткнутый мяч. В этом деле много нечёткого, а где смутно, там затёрта цель, которая оправдывает средства…

Исайчев записал в блокноте: «Гибель Игната Островского???»

Подождав, когда Михаил закончит писать, Мизгирёв добавил:

– Только не думайте, что у меня есть версии. Просто мы с Петром об этом много говорили и чем больше говорили, тем больше сомнений возникало по поводу несчастного случая. Сын очень страдал… Но, знаете, в конечном счёте получил дурак то, о чём раньше и мечтать не мог.

– Владислав Иванович, почему решили рассказать ВСЁ это? Ваш сын близкий вам человек?

Мизгирёв привстал с кресла, попросил:

– Можно немного похожу? Спина затекла. Она у меня простужена в зимних рыбалках.

Михаил кивнул.

Получив молчаливое согласие, Мизгирёв пошёл мелкими шажками по кабинету, вглядываясь в название книг на полках, шевеля губами, раздумывая.

– Почему явился без сына? Тяжёлый вопрос. Близкие ли мы люди? Ещё тяжелее… На первый отвечу так: воспоминания Петра о жене могут исказить ваше восприятие произошедшего. Пётр Соню видит совсем по-иному, чем я. Она для него существо. Вы знаете определение существа – это объект, обладающий свойством восприятия окружающего мира. Может быть, реальным, то есть живым организмом, или вымышленным. Так вот для Петра Соня придуманный объект, наделённый иными отличными от действительности чертами. Мне в данный период важно, чтобы вы ответили: почему она это сделала? Для той Сони, что знаю я – это поступок более чем странный. Для него у неё должны быть архисерьёзные причины, безвыходные… А для Петиной Сони хватило бы лёгкого эмоционального толчка.

– Может быть, что-то с бизнесом? – предположил Исайчев.

– Да ну что вы? – воскликнул Мизгирёв. – Бизнес был игрушкой от скуки. Если бы требовали обстоятельства, она отказалась от него с лёгкостью. Вены резать? Нет!

– Может быть, любовь?

– Любовь? – Владислав Иванович слегка присвистнул, – Она даже из-за Игната вены не резала… Вся Хвалынь гудела о её неземной любви. Бабы на завалинках плакали. Игната осуждали: ай-я-яй, какая девчонка по нему сохнет, а он от неё шарахается… Ничего, пережила и после его гибели очень быстро замуж за моего олуха выскочила… В Исландию с ним укатила, успокоилась… В общем-то, я пришёл сказать вам вот что, принцип Сунь-цзы-китайского стратега и мыслителя автора трактата «Искусство войны» знаете? «Идти вперёд туда, где не ждут». Причина, толкнувшая Соню, лежит где-то в этой области…

– Там, где не ждут?! Я, Владислав Иванович, уверен, что это самое «там» находится здесь в Сартове, а не в прежних местах её проживания. Оно здесь, близко, рядом, но ускользает…

Мизгирёв потоптался у вешалки, на которой висела его куртка и попросил:

– Я, наверное, пойду? – и уже сняв куртку, добавил, – бабы в Хвалыне трепались вроде она от него забеременела… Но я думаю, врут…

– Погодите! Вы не ответили на второй вопрос: насколько вы близки с сыном?

Мизгирёв усмехнулся:

– На расстоянии револьверного выстрела. Он часто не слышит, что я говорю, но намерения мои понимает. То есть мы, друг друга имеем в виду, не более… А потом… – Мизгтрёв нерешительно потоптался на месте. – Вы, вероятно, поняли: Пётр хронический бытовой алкоголик. Горечь жизни запивает. И ещё… – Владислав Иванович осекся.

По его виду Исайчев понял, что он решается говорить или не говорить о чём-то для него сомнительном, решил подтолкнуть собеседника:

– Вовремя не сказанные слова, иногда решают судьбу. Давайте Владислав Иванович выкладывайте, что хотите сказать.

– Знаете, Михаил Юрьевич, сам я этого не видел, но Петька говорит, что последнее время у Сони появлялись какие-то знаки от погибшего Леля. Полгода назад у неё была форменная истерика, она уверяла, что Лель прошёл мимо неё и даже помахал рукой. Правда, она в это время возлегала у бассейна, я полагаю заспала. Любила, знаете ли, рюмочку другую пропустить, вот и привиделось.