Анжелика Лавицкая (Dead Moon) - Дом, в котором жила бы Эля

Китя

Элька, Элька… Когда мне плохо, я всегда вспоминала о ней, она всегда была рядом, мне всегда было достаточно поговорить с ней, чтобы вернуться к душевному спокойствию. Может быть, оно и к лучшему, что у меня ничего не получилось.

«Скоро я вернусь и снова поговорю с ней и всё-всё расскажу. Она меня выслушает, ничего не скажет, не осудит и не станет успокаивать, как это делал Снег. Мне нисколько не жаль картины, которые я разорвала и выкинула», – успокаивала я себя.

Любому творчеству на самом деле, как говорит Эля, грош цена: ты делаешь это только для себя, и не стоит пытаться на этом зарабатывать, иначе творчество, музы и вдохновение – начнут мстить за то, что ты их продаешь. Куда лучше развесить картины у себя дома, пригласить друзей посмотреть на них, рассказать, как они рисовались и что на них изображено. Эля права: от этого я получала удовольствия намного больше, и мне уже смутно представляется – получала бы я удовольствие от того, что обложка на книге тиражом в двадцать тысяч экземпляров принесла бы мне деньги. Вряд ли. Деньги бы я потратила на еду или одежду, а обложка так и продолжила бы существовать, потёрлась на одной из проданных книг, а потом бы её заменили другой обложкой, другого автора, и он бы тоже получил за это деньги.

Нет, это хорошо, что ничего не получилось. Хорошо. Мне уже даже трудно понять, зачем я отправлялась в город вместе со Снегом, зачем показывала обычным людям то, что рисовала и от чего получала свою дозу наслаждения. Нужно было сразу понять, как Эля, что таких, как я художников, очень и очень много, и приехать в город и сразу стать дизайнером в издательстве – не получится, даже, если этому издательству очень нужны художники. Мечты разбиваются, а тебе остаётся только смириться и вернуться домой, чтобы осколком не задело.

Снегу тоже не повезло, его хоть и выслушали и сказали, что он подходит, но он не собирался выполнять их требования, не собирался ради того, чтобы сидеть в офисе, снимать с себя пирсинг, сводить свою татушку и, тем более, стричь волосы. Он такой, какой есть, он готов был работать и получать удовольствие от работы, но, увы, смотрели на него обычные люди так же, как и на мои картины, – слишком ярко, неактуально, выедает глаза, не по стандартам.

И вот, выйдя из машины, попрощавшись с парнем, который нас любезно согласился подбросить, мы зашли в кафешку, чтобы перекусить. Вспомнив об Эльке, я сказала Снегу, чтобы он купил ей бутербродов. Она часто говорила нам, что, когда ездила в город, любила посидеть в таких придорожных кафешках, выпить кофе и что-нибудь съесть. Вот я и подумала, почему бы нам не купить здесь чего-нибудь, ведь наверняка она уже и вкус этих бутербродов забыла в своём затворничестве.

Когда мы зашли, снова привлекли всеобщее внимание. Люди привыкли одеваться во всё серое, чёрное, они боятся ярких цветов: они привлекают к себе взгляды, одобрительные, неодобрительные, осуждающие и радостные. Меня уже не удивляют такие пристальные разглядывания, хотя в городе меня, например, не разглядывали: всем было безразлично, как я выгляжу, некоторые были одеты даже ярче, чем я и Снег. Долго на меня смотрели только в издательстве, но я не понимала – почему. Многие художники выглядят ещё причудливее меня, даже красят волосы в экстремальные цвета, а со мной всё в порядке: на мне нет пирсинга, нет татушек, я не пользуюсь косметикой и принимаю себя такой, какая я есть, а ещё я люблю яркую и необычную одежду, люблю экспериментировать с цветами. Наверное, именно моя одежда и не понравилась тем, кто меня долго разглядывал в издательстве: яркая юбка из фатина апельсинового цвета, кофточка с ярко-розовыми и белыми полосочками; наверное, по мнению моей несостоявшейся начальницы, не сочетались между собой такие цвета, не подходили к красным босоножкам на высокой сплошной платформе, а ещё к ним не подходила моя сумочка, расшитая и разрисованная Элей.

Мне уже не грустно от того, что мои картины назвали выкидышем дальтонизма, главное не вспоминать о том, каким тоном были произнесены эти слова человеком, который меня не знает, главное не вспоминать самого человека – и всё в порядке. Конечно, я ревела, потому что эти слова разрывали мне голову, звучали в ней и не давали покоя, поэтому я и решила избавиться от своих картинок, ведь стоило мне на них взглянуть, и я снова слышала эти слова.

Когда Снег вернулся с бутербродами для Эли и с кофе для нас, мы долго говорили о том, что возвращаться несмотря на то, что Эля нас примет в любом случае, не хочется. Всё из-за остальных, они не такие всепонимающие, как Эля, они обязательно найдут время и случай, чтобы напомнить о том, что в городе у тебя ничего не получилось, что ты вернулся и никогда не выберешься отсюда.

Да, возвращаться не хотелось только из-за них, но не возвращаться – было невозможным: у нас заканчивались деньги, у нас закончилась вера в себя и в свои силы.

– Смотри-ка, какая странная, она напоминает мне Элю, – Снег внезапно прервал наши рассуждения, указав взглядом на столик за моей спиной.

Обернувшись, я увидела девушку, и мне показалось, что она такая же несчастная, как мы со Снегом, мне даже показалось, что она от кого-то убежала рано утром, а сейчас остановилась перекусить и чувствует себя наконец-то в полной безопасности. Мне хватает мгновения, чтобы увидеть таких людей, потому что мы с ними очень похожи.

– Давай познакомимся с ней, – предложила я, но Снег ошарашенно посмотрел на меня, спросил, с какой стати мне вдруг захотелось познакомиться со случайным человеком.

Ответа у меня на это не нашлось, я сама не знала, почему мне нужно было познакомиться с ней, я просто чувствовала, что мы обязательно поладим.

Снег не поддавался на мои уговоры подойти и заговорить, а я уже готова была оставить его и пересесть за столик к девушке, но над нами прозвучало: «Привет», – а когда я подняла голову и увидела её, почувствовала себя счастливой и предложила ей присоединиться к нам.

Глава вторая. Серый день

Шатун

Серый день был слишком серым для середины сентября. Проснувшись в кладовке на втором этаже, ударившись головой о полку, с которой на меня посыпались коробочки, а из них – бусинки разных цветов и размеров, я понял, что утро не будет добрым. С трудом понимая и вспоминая, как меня занесло в кладовку, я принялся собирать бусинки, пока не поздно, но тут же столкнулся с трудностями: все они были разложены в разные коробочки, по цветам и, чтобы вернуть всё как было, потребовалось много времени. Всё равно, что перемешать две крупы, а потом отсеивать по зернышку друг от друга.

Нет, я никуда не торопился, но заниматься подобным, едва проснувшись, было не в кайф: болела голова, хотелось в туалет, хотелось пить, а оставить сотворённый мной беспорядок было нельзя. Эля, конечно, ничего не сказала бы, но мне всегда хватает её взгляда, чтобы понять, что я тот ещё рукожоп и приношу всем только неудобства и неприятности. Нет, она не закатила бы устало глаза и даже не вздохнула бы – она посмотрела бы на меня с сожалением. Да-да, ей жаль меня: я доставляю только проблемы, я сам – большая ходячая проблема. Мне ничего нельзя доверить, я всё испорчу. Но не специально! Так выходит само собой, остальным же этого не объяснить – они начинают на меня кричать, а в детстве меня за это и вовсе готовы были убить: родители, родители родителей, одноклассники и те, кто имел несчастье быть со мной знакомым.