Владимир Ерёменко - Записки обывателя. Книга 2. В поисках камня. Камень ищет хозяина

Забрать в камере похищенный дипломат в этот день ворам не удалось. На стенах вокзала уже повесили объявления «розыск» с фотороботами преступников, и они решили один день где-нибудь перекантоваться. А ночь провести у одного родственника в общежитии. Следующий день ихнего пребывания в городе был описан ранее.

Леху, за проявленную смекалку и помощь при задержании подозреваемых, милиция поблагодарила и отпустила домой.

Посидев денек в камере предварительного заключения, поразмыслив, злоумышленники пришли к выводу, что лучше сотрудничать со следствием, нежели идти в отказ и наматывать себе более длительный срок в не столь отдаленных местах.

Дело о хищении дипломата и пропавшем медальоне поручили опытному следователю майору Завоенову. Следствием были установлены личности задержанных. Ими оказались ранее судимыми за воровство Горохов Савелий и Селедкин Василий.

Вызвав поочередно к себе на допрос, будучи немногословным, следователь спросил:

– Чистосердечное признание писать будем?

– Угу, – буркнул Горохов по кличке Соленый, растирая свой плевок в ладонях.

«Очевидно за старшего», – подумал следователь, и начал вести допрос под стенограмму. – Как вышли на потерпевшего?

– По заказу из Киева, – был ответ.

– Фамилия заказчика, адрес, телефон, как связывались?

– Знаю кличку – Леший, мы с ним чалились в Воркуте. Он работает водителем и телохранителем у своего боса. Как-то встретились в ресторане. Поговорили. Леший спросил:

– Чем занимаетесь?

– Свободные художники мы, перебиваемся мелкими заработками на вокзалах и базарах.

– Ну, у моего боса есть деликатная работенка, платит хорошим баблом.

– А сколько, и что за работа? – влез в разговор Селедкин по кличке Совок.

– Все зависит от качества выполнения, если согласны выполнить заказ, завтра на этом месте и в это время получите инструкцию и аванс. – После этого Леший кинул официанту несколько купюр, потушил дорогую сигарету и вышел из ресторана.

– Подумав, на следующий день мы с Совком решили все-таки взяться за работу, и пришли на встречу с Лешим для уточнения деталей.

Леший со своей братвой уже нас поджидал в ресторане. Выложил на стол пачку денег и номер телефона для связи, а также фотографию и адрес ювелира.

– Мы на мокруху не пойдем, – пролепетал испуганный Совок.

– Закрой пасть, придурок, – рыкнул один из братвы, а Леший продолжил:

– Поедете в Харьков, будете пасти ювелира. Как только он соберется уезжать, это произойдет в ближайшие два три дня, сразу звоните. Получите дополнительные инструкции, – и добавил, – быть на связи каждые три часа.

– Как фамилия боса, адрес? – поинтересовался следователь, прерывая рассказ Соленого.

– Это мне неизвестно, – прохрипел он, от греха подальше, утаив фамилию босса, – только после того, как мы выследили ювелира на вокзале, сообщили по телефону Лешему, который поставил задачу выкрасть дипломат. Я сказал, что мы так не договаривались, но он увеличил сумму сделки вдвое. Остальное вы знаете.

Большего добиться от Соленого майор не смог. Отправив его назад в камеру, вызвал к себе Совка, который вспомнил номер «Хаммера», на нем и отъезжала братва из киевского ресторана.

По запросу харьковской милиции владельца «Хаммера» установили быстро. Им оказался хозяин одной из киевских саун Михаил Янтарный, по второму паспорту – Мойша Бурштейн с темным прошлым по кличке Меценат. Проворачивая свои делишки с украинским янтарем и топазами в конце восьмидесятых, начале девяностых, выйдя сухим из воды, больше нигде не засветился, кроме как о не доказанном деле по ранению егеря и нападению на офицера в начале семидесятых, которое за давностью закрыли.

Для разъяснения пояснительной записки к следователю Завоенову повесткой повторно вызвали потерпевшего Цукермана.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее о своем заказчике и о происхождении драгоценного камешка, – попросил майор.

– Это было в восьмидесятых годах на курорте в Гаграх. В гостинице за столом я играл в преферанс в зале для отдыха, который посещали только уважаемые люди. Меня представили Крутько Сергею Степановичу, киевлянину, начальнику отдела сбыта киевского ювелирного завода.

Было это еще при Советах. За несколько дней пребывания в санатории на лазурном берегу Черного моря, мы с ним сдружились. Он мне поведал одну интересную историю медальона с изумрудом.

– Гражданская война была в полном разгаре, – начал свое повествование Крутько. – Отступая от наседавших «товарищей» отряды батьки Махно поспешно покидали насиженные места. Хотя в Гуляй-поле тачанки были быстрые, но коней не хватало. Пришлось часть экспроприированных драгоценностей схоронить у надежных людей. Эту операцию батька поручил своему адъютанту и помощнику Леве Задову. А в этом отряде под командованием Задова и воевал мой дед – «За вильну нэньку Украину бэз билых и червоных». Закопали они деревянный сундучок у деда в хате, полы-то были глиняные. Приказали моей бабке стеречь казну, а деда грозили расстрелять, если что пропадет. Забрали с собой и деда. Так дед больше домой и не вернулся, пропал без вести. – Отхлебнув из фужера налитого армянского коньяка и закурив потухшую сигару, Крутько продолжил, – через пару лет война приутихла, Махно сбежал в Румынию, а Лева Задов явился в село уже в форме красного командира вместе с чекистами. Выкопав сундучок, который к этому времени немного прохудился, погрузили на телегу и уехали, бросив яму незакопанной. Вскоре дошли слухи, что Леву Задова красные все-таки расстреляли. Когда бабка, плача, начала загребать яму, то обнаружила на дне что-то блестящее. Вытащив наружу, она увидела, что это медальон с камушком. Покрутив его в руках, камешек выпал из оправы. Немного поразмыслив, бабка подумала, что если чекисты, обнаружив пропажу, возвратятся, то будут искать. Если найдут – будет худо. Взглянув еще один раз на него, вздохнув, бросила в яму и закопала до лучших времен.

На этом история с медальоном не заканчивается. Минули двадцатые, наступили тридцатые. Началась голодовка. Отец с сестрой подросли. Чтобы как-то выжить, бабка, вспомнив о медальоне, решила обменять его на картошку. Выкопав один медальон, выменяла на пять ведер картошки. Так мы и выжили. А камешек не стала трогать. В сороковые во время Великой Отечественной, фрицы нашу хату спалили. Бабка с дочкой ушли в партизанский отряд. Отец воевал на фронте. Дошел до Германии. После войны вернулся в родное село. Колхоз помог отстроить новую хату. Когда отец женился, бабка подарила ему этот камень. Родился я, вырос, окончил институт, отслужил армию. Устроился на работу в геологоразведку, после на ювелирный завод. Камешек перешел мне по наследству от отца. Когда стал на ноги, решил этому камешку придать первоначальный вид, поместив его в оправу. Но частного толкового ювелира найти мне не приходилось. А связываться с заводом я не хотел, так как соответствующие органы могли поинтересоваться, где я его взял.