Юрий Андреев - Наследник

И опять веер синих брызг из-под опущенных ресниц:

– Давай в субботу часов в шесть на скамейке…

Пару месяцев они встречались просто так, посещая киношки и гуляя допоздна по бульварам.

– Давно хотела тебя спросить, – как-то поинтересовалась Аля. – Ведь ты не москвич? – Плесков отрицательно мотнул головой. – А тогда зачем в Москву учиться приехал? Ведь на Урале тоже университетов хватает.

– Хотел наукой заниматься, – важно наморщил лоб Женька. – А она только здесь, в Москве.

– И родители тебя, вот так сразу отпустили?

Он усмехнулся:

– Мама почему-то решила, что её старший сын и наследник должен стать большим учёным, по заграницам ездить, на мир посмотреть. Ну и накрутила отца. Я помню, как-то ужинаем, а он тарелку отставил, внимательно посмотрел на меня и говорит:

– Не одним столичным деткам божьи горшки обжигать. Мы с мамой подумали: если будешь учиться как следует, поедешь после школы в Москву, поступать Механический институт. Там люди серьёзные, нужным стране делом заняты.…Сказал, как отрезал.

– Физиков мало, поэтому после института всех, наверное, в Москве оставляют, – мечтательно вздохнула Алевтина. – А медиков, коренных москвичек, шлют в Тмутаракань, комбайнёров из запоя выводить да роды принимать у доярок. Разве это справедливо?

Ближе к лету Плесков, наконец, решился, и улучив момент, когда хозяйка уехала к родственникам на дачу, пригласил Алю к себе. Та не отказалась, только странно посмотрев, спросила:

– А как обо мне подумает твоя дама?

Об этом Женька не задумывался, целиком находясь в предвкушении романтической встречи.

– Раньше я никого к себе не приглашал, ты первая! – заметил он, пока поднимались по казавшейся нескончаемой лестнице. – Если ты против, я не буду приставать. Просто посидим, послушаем музыку, чаю попьём…

– Чаю я напьюсь дома, – прервала его Аля и с порога деловито прошла в ванную.

Поняв, что выбирать уже поздно, Плесков поплёлся разбирать кровать.

В свои неполные 22 года Аля оказалась девственницей. Растерявшийся Женька ожидал неминуемой кары в виде обещания немедленно жениться. Но она быстро преодолела неудобства, заметив философски:

– Не бойся, это нас обоих ни к чему не обязывает. Я как-никак – медик, и знала, на что шла. В конце концов, всё когда-то случается впервые…

Вскоре хозяйка вообще переселилась на дачу к племяннице, и Аля под предлогом больничных дежурств оставалась ночевать почти каждый день.

– Недавно у нас теоретиков набирали, – сообщил Женька, когда она приехала на очередную ночевку. – Я им стал о своих идеях рассказывать, а мне: почитай книжки, и приходи снова. Они специально это придумали, чтобы русских ребят в науку не пускать.

– А этим, как его…

– Экспериментатором…

– Да- да, разве нельзя? Большинство ваших ребят ими хотят стать.

– Вот счастье: полжизни установку собирать, потом ждать, пока она заработает и в очереди на защиту стоять. Годам к тридцати, если повезёт, защитишься. И никто о тебе не узнает…

Аля погладила его по голове, потом по-хозяйски прижала к себе:

– Не переживай, прорвёмся! – Я в обиду тебя не дам, только слушай меня во всём…

К середине лета, как на грех, выяснилось, что она беременна. Семья Алевтины хранила гробовое молчание. При редких встречах с будущим зятем, её мать лишь скорбно поджимала губы. Однажды Женька случайно подслушал, как она убеждала дочь сходить, пока не поздно, к нему в институт. В противном случае это сделает она сама. В ответ Аля только молча плакала. История их коротких отношений стала отдавать душком. Плесков, чтобы не выглядеть банальным соблазнителем, тихо расписался с Алевтиной, а хозяйка, сжалившись, оставила молодожёнов у себя.

Шокированная выбором сына, матушка Женьки в очередной приезд от знакомства с новыми родственниками отказалась наотрез. Чтоб как-то образумить потерявшего голову юнца, ему на неопределённое время урезали материальную поддержку. В ответ Женька по наводке одного институтского приятеля устроился преподавать физику с математикой в близлежащую вечернюю школу. После Нового года Алевтина благополучно разрешилась от бремени сыном, и их стало трое.

Появление Алёшки разрушило прежнюю романтическую идиллию. Комнатка, в которой они теперь находились вместе круглыми сутками, для троих была слишком мала.

В феврале вьюжило так, что почтенные купеческие особнячки стали походить на выстроившихся в шеренги седых Дедов Морозов. Поздними вечерами улицы казались настолько одинаковыми, что однажды возвращаясь с работы, Плесков заблудился и пришёл домой заполночь. Дверь оказалась закрытой изнутри на щеколду, и ему пришлось долго и настойчиво стучаться, прежде чем Алевтина его впустила. В ту ночь они впервые поругались. Привыкший к внутренней свободе, Женька стал постепенно тяготиться семейной жизнью и при любом удобном случае смывался из дома.

По весне вуз со всеми службами переехал во вновь отстроенное приземистое здание на окраине у Москвы-реки. Для сотрудников, собиравшихся с разных концов города, существовал автобус. Прямое как стрела новое шоссе, рассекая безбрежные доселе клубничные поля, уводило на просторы в новую манящую реальность.

Первое время Женьке казалось, что здание института целиком состоит из нескончаемого лабиринта широких и светлых коридоров. Бродя по ним в поисках нужной кафедры, можно было с непривычки потратить больше часу. Он выходил из дома затемно, чтобы попасть на кафедру к 9 утра. После института мчался в вечёрку и возвращался домой уже после 11 вечера. Конечно, долго такую нагрузку выдерживать нельзя. Плесков стал реже бывать на кафедре, и, вскоре забросил недописанный диплом. Новая реальность превратилась в несбыточную мечту.

Провидение улыбнулось ему в лице нового начальника. Дядя Саша, как запросто звали его ребята, возглавил новую перспективную тематику, и ему срочно требовались молодые сотрудники. Столкнувшись как-то в коридоре, он привёл Плескова к себе:

– Почему на кафедре редко появляешься, в теоретики уйти хочешь? – Женька коротко объяснил.

– Не взяли и чёрт с ними. Всю доску крючками испишут, чтоб десятую поправку посчитать, а толком ни один серьёзный вопрос решить не могут.… Тут новое живое дело: ускоритель будем рассчитывать. Пойдёшь?

Женька уныло вздохнул:

– У меня жена с ребёнком и жить негде: комнатку на Добрынинской снимаем.

– Сделанного не воротишь, – хмыкнул дядя Саша. – Ладно, не переживай. Зарплатой не обидим, и с жилплощадью институт поможет, как раз на днях малогабаритная квартирка освободилась. – Не веря своим ушам, Плесков в столбняке уставился на свалившегося, словно с небес, благодетеля. – Отцу я сам позвоню, – неожиданно добавил дядя Саша, – мы с ним знакомы немного.