Г. Айдинов - Каменщик

Павел позвонил в конвойную и, пока доставили арестованную, сбегал в буфет — хватить горячего чайку.

— Скажите вы нам, Капитолина Семеновна, что же это за деньги, которые лежали между листами наждачной бумаги в ящике Рамбенса? — начал он последний допрос.

— Я уже говорила вам, гражданин начальник. Не знаю, что за деньги и откуда там они появились. И вызвали вы меня совсем не за тем, чтобы спрашивать об этом.

— Отлично. Раз вы такая догадливая, то и отвечайте на тот вопрос, который я, по-вашему, должен задать.

— Я о многом передумала, с тех пор как меня арестовали, и помогу вам. Ведь Альфред сейчас, как загнанный, может натворить такое, что ему же будет плохо. И отвечу. Какое сегодня число? Четырнадцатое? Да?

— Четырнадцатое, верно.

— Так вот. Я загадала, если вы меня вечером вызовете, значит судьба, и я должна открыться. Сколько сейчас времени?

— Что-то, выходит, вы меня больше спрашиваете сегодня. Но раз интересуетесь — пожалуйста: двадцать два часа десять минут по московскому времени. А что?

— А то, что мы с Альфредом договорились. Если меня задержат и я ему никак не дам знать о себе, то сегодня он будет ждать моего сынишку Севу к последнему московскому поезду на станции Кудиново. Сева должен передать ему деньги и документы.

— Понятно. Это очень хорошо вы сделали, Капитолина Семеновна, что решились выдать нам такой важный секрет. Очень хорошо. А когда приходит в Кудиново последний поезд?

— Он отправляется из Москвы в двенадцать с чем-то.

— Тогда успеем. До свиданья. Будем торопиться. Вы что-то еще хотели добавить?

— Будьте осторожны. Я видела у него пистолет. Пусть не будет на Альфреде крови…

Едва только последний вагон электрички миновал платформу, к стоявшим в конце ее Рамбенсу и Всеволоду Сысоеву медленно направилось двое мужчин. Такой же размеренной походкой, но с другой стороны платформы шли еще двое. Сошлись они почти одновременно.

— Спичек не найдется, гражданин? — обратился один из мужчин к «каменщику» и потянулся к нему с незажженной папиросой.

То ли традиционный вопрос заставил Рамбенса принять работников милиции за своих собратьев по ремеслу, решивших «пощупать» хорошо одетого ночного пассажира. А может, он понял, что его выследили, и решил вызвать замешательство среди своих преследователей, чтобы попытаться удрать, — трудно сказать, чем Рамбенс руководствовался, когда выдернул пистолет и крикнул:

— Назад! Стреляю!

Очевидно только одно — он напрасно это сделал. Павел мгновенно среагировал на блеснувший в свете фонаря пистолет, и преступник рухнул на доски платформы, даже не успев осознать, что с ним произошло.

Пистолет, выбитый Павлом из руки «каменщика», отлетел далеко, и его долго искали в снегу около платформы. Нашли. В маленьком, похожем на игрушку маузере калибра 6,35 не оказалось ни одного патрона.

— Откуда же я знал, какой там пистолет у него, с полной или пустой обоймой, — смущенно оправдывался Павел. И при помощи нашатырного спирта, позаимствованного из аптечки дежурного по станции, усердно помогал приводить в чувство все еще находившегося без сознания «каменщика».