Наталья Солнцева - Свидание в позе лотоса

– Родственничек, значит! – злобно прошипела тетка, буравя его узкими, заплывшими жиром глазками. – Небось на квартиру нацелился? Где ты был, когда Зинаида померла? Ее же похоронить по-людски было некому, горемычную! Подруга откуда-то приезжала, забирала гроб с телом… а родственников никаких не объявлялось.

– Как померла? – изобразил удивление Смирнов. – Вы ничего не путаете?

– Чего мне путать?! – пуще того рассердилась толстуха. – Я все видела… Гроб вынесли, погрузили в катафалк и увезли. Соседей даже не пригласили попрощаться! С тех пор квартира и стоит закрытая.

Кот, которому надоело сидеть на руках у хозяйки, громко мяукнул и начал вырываться.

– А… отчего же она умерла? – продолжал делать вид провинциального недотепы Смирнов. – Зинаида молодая была, здоровая.

Толстуха погладила кота, чтобы он успокоился.

– Говорят, она сама… ну, с жизнью решила покончить, – понизив голос, объяснила соседка. – Вот какой грех приключился.

– Как это?

– Что ты все «как» да «как»? – опять разозлилась тетка. – Откудова мне знать? Зинаида скрытная была, жила замкнуто, ни с кем не общалась. Мы про ее смерть узнали, когда гроб из квартиры выносить стали! Вот так теперь люди-то живут, в одном доме, а как чужие. Никому ни до кого дела нет. Будто в лесу!

– Что же мне делать? – огорчился сыщик. – Куда податься? У меня в Москве больше родни нет…

Толстуха пожала богатырскими плечами, почесала кота за ухом, вздохнула.

– Это уж сам решай, мил человек, а я пойду, Барсик кушать хочет.

Она еще раз оглянулась на Всеслава и исчезла за дверями своей квартиры.

Сыщик постоял еще немного на лестничной площадке, посмотрел на закрытую дверь с цифрой 54, словно пытаясь разгадать тайну, которую она прятала от него, и вызвал лифт. Чутье подсказало ему, что здесь он больше ничего не узнает.

Неделина хорошо продумала детали этой дьявольской инсценировки. Никаких концов не найдешь!

С Краснопресненской набережной он отправился в адресное бюро. Если человек умер, там должна быть отметка.

Уставшая женщина в очках, то и дело сморкаясь и чихая, выдала ему справку.

– У нас тут холодина, как в погребе, – пожаловалась она. – И сквозняки. От простуды избавиться невозможно.

На бланке, который получил Смирнов, было написано, что Зинаида Андреевна Губанова, 1976 года рождения, проживает по тому самому адресу, откуда он только что приехал.

– Она жива? – уточнил сыщик.

Женщина подняла на него красные от простуды глаза и громко чихнула.

– Конечно, – ответила она, закрываясь носовым платком. – А вы сомневаетесь? Если человек умер совсем недавно, сведения могли не поступить к нам, но…

– Спасибо, – перебил ее Всеслав, сложил справку вдвое, засунул в портмоне и зашагал по гулкому коридору к выходу.

В адресном бюро он узнал немногим больше, чем на Краснопресненской набережной. Но теперь хотя бы ясно – Губанова жива.

Смирнов вышел на улицу, вдохнул горячий, пахнущий бензином воздух и… решил на всякий случай сходить в жэк. Он привык добросовестно отрабатывать деньги клиента.

– Надо было сразу проверить, – ругал он себя. – Не пришлось бы ехать обратно.

В жэке никаких сведений о смерти Губановой тоже не оказалось. Она числилась зарегистрированной в своей квартире, проживала там одна.

– А вы кто? – спросила его молоденькая паспортистка.

– Родственник, – продолжал лгать Смирнов. – Приехал из Саратова, а остановиться негде. Квартира Зинаиды закрыта, соседи ничего не знают. Может, думаю, она переехала куда-нибудь, адрес сменила?

Паспортистка оказалась добросердечной, участливой девушкой и прониклась проблемой «родственника». Этому поспособствовало и личное обаяние Всеслава, и деньги, которые он положил ей на стол.

– Вы предупредили заранее о своем приезде? – спросила она.

– Нет… Это неожиданно получилось, в общем, не успел я сообщить, что собираюсь в Москву.

– Так чему же вы удивляетесь? Мало ли куда она могла податься? Многие на заработки едут, квартиры годами стоят закрытые. А где работает ваша родственница?

Смирнов развел руками: понятия, мол, не имею.

– Ладно, я сейчас узнаю в бухгалтерии, по какой месяц за квартиру уплачено, – сказала девушка. – Но это мало что даст. Некоторые не платят – то денег нет, то еще по каким причинам.

Оказалось, что у Губановой огромный долг по квартплате, чуть ли не за год.

– Вы у соседей поспрашивайте, – посоветовала девушка, увидев его огорченное лицо. – Может, ваша родственница ключи кому-нибудь оставила? Цветы поливать, за квартирой присматривать?

Выйдя из жэка, Смирнов прикинул, что он еще не посетил паспортный стол, поликлинику по месту жительства Губановой и бюро ритуальных услуг. Хотя вряд ли там он узнает что-то новое. Но порядок есть порядок.

Пока он ездил по городу, успел проголодаться. Зашел в маленькое кафе, перекусил на скорую руку.

Солнце стояло высоко, в воздухе носилась пыль. Продавщица мороженого зевала, прячась под ярким тентом. Всеслав купил порцию шоколадного пломбира, уселся на лавочку в тени старого клена и глубоко задумался.

– Ты неважно выглядишь, Иван, – сказала мужу Неделина. – Неприятности на работе? Или заболел?

– Просто устал.

Иван не мог смотреть на жену. С годами она становилась все красивее и красивее, тогда как он поседел, обрюзг, потерял былую живость. Ему все надоело.

– Давай ляжем пораньше, – предложила Варвара. – Мне завтра вставать в семь.

– Зачем так рано? – вяло спросил Неделин, чтобы поддержать разговор.

– Праздник скоро. Подготовка идет полным ходом. Столько хлопот…

– У тебя есть сотрудники. За что они получают зарплату? – ворчливо заметил Иван.

– Работы всем хватает. К тому же есть вещи, которые я не могу поручить никому.

Варвара отправилась в ванную, а ее супруг улегся в постель. Он закрыл глаза и тоскливо прислушался к себе. Никакого желания… а ведь они не были близки уже около месяца. Ее сильное, чувственное тело нуждается в ласках, а он не может дать ей ничего, кроме короткого, однообразного секса. «Куплю ей золотое колье, – решил Иван. – Пусть не думает, что я охладел к ней, а то…» Продолжать эту мысль было невыносимо. Неделин сжал зубы, подавляя приступ отчаяния и немотивированной ревности. Будто это жена была виновата в его слабости, в отсутствии любовной страсти. Вернее, страсть была… но совершенно другого рода. Страсть Ивана заключалась в том, чтобы владеть Варенькой безраздельно, чтобы она принадлежала только ему одному, только ему одному расточала свои медовые ласки и отдавалась вся, без остатка. Разве это не он вытащил ее из Кинешмы, из нищеты, привез в столицу, предоставил все, о чем может мечтать женщина, – квартиру, достаток, беззаботную жизнь, возможность заниматься любимым делом?