Валерий Бондарев - Жизнь на рубеже тысячелетий

На всю жизнь запомнил свой самый тяжелый бой с одним из профессоров – «Голиафом». Он меня невзлюбил еще за год до этого экзамена, в предыдущем триместре оставил меня с "хвостом", который потом помог ликвидировать ассистент кафедры. Он вел у нас по данному предмету семинары и имел право принять у меня пересдачу. И вот подошел срок расплаты и тот же "Голиаф" не только сам не принял у меня зачет, но и своего нового ассистента предупредил о том, что меня надо выставить из института, экзамена не принимать. Даже от группы этого не скрывал. Идти жаловаться, к кому-то обращаться было бессмысленно. В последний момент я чудом сдал зачет по новому предмету сжалившемуся ассистенту, который за 2 месяца до этого принял у меня старый «хвост». Через 2 недели я пошел сдавать злополучный экзамен моему старому «врагу» – «Голиафу». Слыл он самым жестоким педагогом, не знающим жалости, и очень злопамятным. Надо сказать, что в те далекие времена ни подкупить, ни напугать никого из профессоров было невозможно. По крайней мере, я об этом никогда не слышал и никому из нас это и в голову не приходило.

У меня были подробные шпаргалки по всем вопросам предмета, в материале я тоже тогда неплохо разобрался. Было понятно, что, если профессор «Голиаф» захочет затоптать, уничтожить студента «Давида», он это все равно сделает с легкостью. Я шел почти на верную «смерть». Но надо всегда рассчитывать на лучшее! И готовиться к нему, приближать победу. В роли моей пращи, как у Давида, была большая и плотная повязка на левой руке, висящей на перевязи. Я был, как раненый боец, идущий на амбразуру. В повязке под бинтом были шпоры. Взяв билет, я сел на первую парту, прямо перед "Голиафом" и не спеша, у него на глазах, списал весь необходимый материал. Записи шпаргалки были видны мне через бинт, но стороны заметны не были. Закончив работу, я стал ждать счастливый случай, которого просто не должно было быть. Но, в хорошее будущее надо всегда верить до конца.

И счастье снова улыбнулось мне. Оно явилось в лице все того же ассистента – моего спасителя в прошлом учебном году. Он вошел в аудиторию со словами, обращенными к моим будущим палачам, не надо ли им помочь принять у студентов экзамен. Те, естественно согласились, никому не хочется сидеть до вечера, а тут добровольный помощник. На вопрос ассистента, о том, кто готов отвечать, само собой меня никто опередить не смог. Предупреждать моего спасителя, что меня надо завалить, «Голиафы» не стали. Это было бы слишком. Я сдал ему экзамен на "4" и, не веря своему счастью, вышел из аудитории и стал обсуждать происшедшее со своим другом, ждавшим меня. Вслед за мной из аудитории вышел покурить и мой "Голиаф".

Много лет прошло, но я помню то чувство победы, которое меня обуревало. Я знал, что с этим «Голиафом» я уже не встречусь на экзамене, и медленно у него на глазах развязал и снял повязку с руки. Помню выражение его лица. Мне даже жалко его стало… Полвека я работаю в образовании, но тот день запомнил на всю жизнь.

Я никогда в своей работе потом не стремился ни на минуту стать "Голиафом" и поставить своих учеников в позицию "Давидов". А мой тогдашний спаситель стал заведовать той кафедрой, которую в разное время мы с ним закончили.

За окном дождь.

Он идет уже не один день и мне кажется, что ничего кроме него больше быть не может и не будет никогда.

В такую погоду почему-то чаще в голову приходят мысли о бренности всего сущего, о том, зачем ты живешь, и что вообще представляешь собой на этом свете. Как говорится, интеллигентские прибамбасы, вой стареющего и не желающего поддаваться этому неизбежному процессу мужчины 50-ти с гаком лет. В голову все чаще приходят мысли: а все ли было в твоей жизни так, как хотелось, как мечталось в те далекие 16-17, на аллеях зимнего Тимирязевского парка, вместе с закадычным другом, Сашей. Прошло 40 лет, забылись детали наших дискуссий, споров, рассуждений о жизни вообще и своем будущем в частности, но главное все – таки осталось – убежденность, что жизнь будет прожита не зря, будет интересна, счастлива и, что самое главное, твои успехи обязательно будут неотделимы от достижений твоей Родины. Прямо по Николаю Островскому: “ Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно …”. Причем говорили мы это друг другу один на один, не на собраниях и митингах, говорили от души, как думали, как чувствовали. Самое теперь для меня, человека, много лет занимающегося проблемой выбора жизненного и профессионального пути молодежью, интересное то, что для нас тогда кем мы будем, как сложится, как сейчас говорят карьера, было почти неважно, мы об этом даже не задумывались.

Говорили о любви, обсуждали достоинства и недостатки своих подруг, мечтали, что вот наступит тот день, когда ты ее, одну единственную встретишь и …

Нельзя сказать, что были совсем уж мечтателями – бессребрениками. К тому времени и я, и Саша на себе, как большинство семей одноклассников, ощутили “сиротство, как блаженство” и надеялись, что так, как наши родители, бедно жить уже не будем. Но о многом в этом плане и не мечталось. Зарплата в 250-300 р. казалось уже немалой. Но с будущей профессией это совсем или почти совсем как-то не связывалось. Что это было: наивность, глупость, незнание жизни или еще что-то, теперь уже и трудно вспомнить и до конца понять, да, наверное, и не главное все это, в конце концов. Наверное, всего понемногу. Однако прошли годы, уже очень многое позади, а отношение к деньгам, как к средству, необходимому для более – менее устроенной жизни, а не как к цели, единственной и желанной, осталось теперь уже на всю оставшуюся. Хорошо это или плохо? Для кого как, судить других не берусь, мне их, рублей, или сейчас “У.Е.”, кровно заработанных, как-то всегда хватало. Вот, правда, не всех моих жен это устраивало. Но не об этом речь.

“Выстроить” свою жизнь, как по лекалу, раскроенному родителями, педагогами или еще кем-либо, редко кому удается, да и счастлив ли тот, чья жизнь устроена по чужому, пусть и идеальному, образцу? Наверное, да, хотя такие люди лично мне не встречались. Безусловно, на свете есть те, кому необходимо постоянно опираться на чье – либо плечо, существовать, не принимая самостоятельно решений ни по одному более – менее важному поводу. Но я к таким людям себя никогда не относил. Так сложилась жизнь, что уже в юности я был уверен, что буду добиваться всего сам, помощь, если у кого – либо, и попрошу, то только у близких людей и только в самом крайнем случае. Жалеть о таком решении не пришлось, хотя и попав однажды в “партийные” жернова еле – еле из них выбрался. Много лет прошло с того времени, но до сих пор задаю себе вопрос: правильно ли тогда поступил, не покривил ли душой, не струсил ли?