Аглая Отрада - Право на месть

– Позаботьтесь о ней, приеду проверю, – придавив растерявшуюся женщину тяжелым буравящим взглядом, быстро развернулся и посайгачил отсюда с такой скоростью, будто черти с уже раскаленной сковородкой гнались.

Хотя, выйдя на улицу, притормозил свой разгон. Отойдя на несколько метров от входа, я готов был ртом хватать свежий воздух.

Идиот, и я думал, что знаю о жизни очень много! Вот ведь цветочек аленький! Мне нередко приходилось пользоваться услугами медиков, но я и не задумывался, что все может быть так убого.

Назвался груздем… – полезай в карман за телефоном.

Изрядное количество гудков подвергли мое терпение еще одному испытанию. Наконец, Макс соизволил откликнуться.

– Ну что там? Закончили?

– Да нет еще. Хваленая быстрая процедура все равно муторная.

– Макс, мы тормоз. Сумку этой чокнутой не потерял? Привези ее сюда, как закончишь. Я пока перекурю и соображу, что дальше делать.

Твою ж мать! Магия слова! Я и думать уже забыл о куреве. Но только что произнесенное запретное слово, словно дразня, легло на язык и пощекотало губы, напоминая, как восхитительно затянуться обжигающим, согревающим легкие обманной лаской, дымом, на минуту отрешиться от всего.

Достав из бардачка, или как раньше его называли, перчаточного ящика, нетронутую пачку сигарет и зажигалку, покрутил их в руках и завис. Сигареты возил с собой просто как напоминание, что мне не чуждо ничто человеческое. Держался полгода. Стресс снимал в спортзале, выбивая «душу из груши». Может смалодушничать и хоть одну выкурить? Только одну? Но распечатанная пачка, как упаковка презерватива – открыл, значит нужно пользоваться.

Одну?! Просто переключить внимание. Отвлечься. Это необходимо по–любому сделать, иначе мозгу грозит взрыв.

Что я сейчас сделал? Сорвал роспись в ЗАГСе. Гадливое чувство вины медленно вползло в душу и вольготно там раскинулось.

Гордая, независимая, но такая беззащитная. Камила. Мила. Милька. Милашка. Я и не заметил, как пролетели два месяца, не понял, как подсел на крючок ее тела.

Нет, это не любовь с первого взгляда. С первого взгляда стремление защитить, огненным жгутом плотно переплетенное с похотью. С разнузданной, первобытной похотью.

Перед глазами, крепко схватив за яйца, как кадр из фильма, встал день нашего знакомства. Вернее, поздний вечер.

Я не люблю нарушения режима, и поэтому пробежки, если нет уважительной причины откосячить, всегда приходятся на одно и то же время.

Как обычно, нарезав первый стремительный круг с полной выкладкой, на втором я расслабился и теперь мог неторопливо припечатывать свои кроссовки к резиновой велосипедной дорожке, которую недавно проложили в парке. Велосипедисты уже в такое время не путались под ногами, и бегать было очень комфортно.

Только успел погрузиться в ритмичную нирвану, как услышал отчаянный девичий крик.

– Помоги…, – и тут же он захлебнулся, очевидно, задавленный чужой рукой.

Конечно, немало случаев, когда спасатель оказывается в положении хуже, чем тот, кого спасал, но я не умею долго думать. Только гопники могут в парке напасть на кого-то. А уж им-то навалять от души – только кулаки размять.

Перепрыгнув с разбега ряд подстриженных кустов, я увидел что–то похожее на змеиный клубок. Над распластанной на земле девчонкой, как стервятники, сгрудились три отморозка. Один рвал на ней одежду, второй зажимал рот, а третий стаскивал джинсы.

Не задумываясь, схватил за шкварник первого попавшегося, дернул на себя и мощным пинком под зад отшвырнул в кусты. Не успевшие сообразить, что произошло, двое оставшихся дернулись было пободаться, но шансы на то, чтоб сохранить физиономии нетронутыми, у них были нулевыми. Хотя эти борзые гопники напрыгивали яростно, уворачиваясь от прямых ударов. Но недолго. Подпустив их к себе на расстояние вытянутой руки, я сгруппировался, вводя в заблуждение, и резко, как пружина, распрямился. Мощный удар ноги отшвырнул одного, второй, налетев на кулак, тоже свалился на землю. Для полноты картины пнул его носком, заставив с воем откатиться в сторону.

Как побитые собаки, они, матерясь, поковыляли вглубь парка. Скручивать их, чтоб оттащить в полицию, не имело смысла. Задолбут бумажками. А то еще и его обвинят, что причинил увечья.

– Быстро валите отсюда, ушлепки, пока не прибил, – пришпорил негодяев и склонился над лежавшей девушкой. От испуга она, казалось, впала в прострацию, не пытаясь подняться или закрыться. Словно не верила своим глазам.

Разорванная кофточка и бюстгальтер полностью обнажили идеальную, умопомрачительно красивую грудь. Стянутые грязными лапами до середины бедер джинсы вместе с трусиками открывали впалый животик и абсолютно лишенный волос девичий лобок.

То, что я испытал тогда, до сих пор обжигало совесть, как будто кто подносил к этому эфемерному органу зажженную зажигалку. Разгоряченный дракой, я чувствовал, как адреналин будоражит кровь, заставляя кипящей лавой бежать по артериям, а вид беззащитной, едва не изнасилованной девушки, будит настоящую животную похоть. Несколько мгновений я тупо пожирал ее глазами. Давало о себе знать и приличное воздержание.

Желание смять эти груди, потянуть губами крупные соски, выбивая жаркий стон, огладить животик, накрыть ладонью гладкий холмик, проникнуть в жаркое лоно, словно адский огонь вдруг вспыхнуло внутри. По позвоночнику будто провели тончайшим раскаленным прутом, заставляя вздрогнуть. Член дернулся, и меня самого чуть не закоротило.

Да и кто будет отрицать, что насилие – почти как наркотик, дурманит и возбуждает так же мощно, срывая тормоза. Не зря с налитыми кровью глазами древние римляне требовали добить поверженного гладиатора. Отсюда же у футбольных фанатов желание все подряд крушить после напряженного матча. Отсюда бешенные ставки на бойцов в закрытых клубах.

И отсюда же склонность к грубому сексу. Это сейчас я и осознал.

Подавив в себе проснувшееся животное начало, хрипло спросил:

– Ты как?

– Н-н-е знаю, – еле вытолкнула она сквозь распухшие губы. Я только сейчас заметил, что кожа на правой скуле свезена и кровит. Очевидно, удар пришелся и на губы.

– Вот сучата! Мало навалял, – в сердцах выдохнул и протянул девушке руку. Однако глаза невольно скашивались на ее грудь. А она, словно спохватившись, попыталась прикрыть ее остатками разорванной кофточки, но безуспешно – тонкая ткань превратилась в жалкие клочки. Тогда она закрылась руками, но этот трогательный жест снова, как током, задел ту часть мозга, которая отвечает за возбуждение.

Сглотнув комок, я, наконец, взял себя в руки.

– Вставай. Я не смотрю, – я и, правда, по-честному отвернулся, продолжая протягивать ладонь. Незнакомка робко положила на нее свою дрожащую кисть. Темные, как у лани, глаза, казалось, заглядывали в душу и молили о помощи.