Алёна Бессонова - Кто убил скорпиона? Два детектива под одной обложкой

– Давайте сразу договоримся, у нас беседа без протокола. Можете отвечать только на те вопросы, на которые захотите. Когда последний раз вы общались с отцом?

Сперанский суетливо закивал:

– Я в курсе своего свидетельского иммунитета. Только мне скрывать нечего. Общались с отцом? – он снял очки и знакомым Михаилу движением помассировал указательным пальцем переносицу, вернул очки на место. – Виделись, как всегда, в прошлую субботу с двенадцати до трёх дня. Общались – это не то слово, которым можно охарактеризовать наши с отцом отношения.

Михаил решил не перебивать собеседника. Олег Леонидович вопросительно взглянул на Исайчева и, не получив следующего вопроса, продолжил:

– Уже много лет, ровно с того дня, как отец построил на Монаховом пруду усадьбу я, пользуясь его терминологией, прибываю в его распоряжение для производства хозяйственных работ по благоустройству вверенной территории. Обязанность производить данные работы, опять-таки выражаясь на воинском диалекте, предполагает возможность в будущем получить данную территорию мне в распоряжение. То бишь, переводя на русский разговорный – хочешь кататься – люби и саночки возить. Будь она неладна эта территория! Родители не удосужились спросить: имею ли я желание жить среди их садово-огородного великолепия. Я вполне доволен городской квартирой. Её хватает с лихвой. Тем более,, что большую часть жизни провожу здесь – в банке…

Олег Леонидович сделал ещё несколько быстрых глотков, открыл ящик стола, вынул пачку сигарет и жестом предложил их Михаилу.

– Спасибо, накурился перед визитом к вам, не хотел здесь дымить!

– Хорошо, – хозяин кабинета бросил пачку обратно в стол. – Тогда тоже не буду. Итак, вы спросили, когда я общался с отцом? В эту субботу. Я всегда строго подчиняюсь заведённым им правилам. Мы убирали отцвётшие однолетники, подкрасили бордюры и так далее. Единственное, что не позволяет делать отец – это стричь газон. Газон для него священная корова. Только сам! Работаем мы, обычно, молча. Не о чём, знаете ли, разговаривать… Посему я вкладываю в слово «общались» несколько отличное от отца понятие. Мы виделись! А чтоб общаться – никогда!

– Так решили вы?

– Да, ну! – Сперанский тихонько хихикнул в кулачок. – Я многое в этой жизни решаю сам, но не в семье отца. В усадьбе я из ферзя превращаюсь в пешку.

Михаил удивился:

– Как вы сказали: «не в семье отца». Разве это не ваша общая семья?

– К сожалению, нет. У нас, если можно так сказать, «клан Сперанских», состоящий из нескольких семей. Моя семья – это я, жена и сын. Есть семья родной сестры отца – это была Мила Михайловна, её дочь Ольга и внучка Зося. Есть дочь моего отца – сестра Верушка, и есть семья отца – мать Стефания Петровна и отец подполковник Сперанский. Мы все духовно, а Верушка ещё и физически отдельные семьи. Соприкасаемся друг с другом по необходимости. Ах, да, забыл! Есть ещё бабушка – мать моего отца и мать покойной Милы Михайловны. Но бабушка больше относиться к семье Милы, чем к семье отца. Она живёт в доме Милы.

– Как давно умерла сестра вашего отца? – Исайчев недоумевал: почему в справке, зачитанной на совещании шефом, ничего не сообщалось о сестре потерпевшего.

– Она покончила жизнь самоубийством полгода назад. У неё был рак. Хотя меня её решение удивило. Тётка была железобетонной женщиной. Всегда казалось, что кто-кто, а она не сдастся. А здесь раз – и все… Странно это… Правда, лечилась Мила долго и тяжело. Устала, наверное. Фамилия Ленина вам ни о чём не говорит?

Исайчев вспомнил – Ленины известная в Сартове фамилия. Мила Михайловна, женщина ростом «с ноготок», ещё в начале 90-х, создала в городе крупную фирму «Всё для новорождённых». Долго была депутатом областного Совета. Часто воевала с губернатором. Разветвлённая сеть её магазинов детского питания под общим названием «Милое дитя» кормила не одно поколение малышей. После дефолта Мила с нуля построила швейную фабрику по пошиву одежды и приданного для новорождённых и параллельно успела воспитать дочь Ольгу Ленину – на сегодня успешного и известного в городе адвоката. Похороны матери Ольга Ленина провела без помпы, совсем тихо. Наверное, поэтому Михаил пропустил это событие, тем более, что после смерти Милы Михайловны её фирма продолжала успешно работать. Бизнес Лениных был одним из крепких и успешных в Сартове.

– И всё же вы как-то странно отделяете отца и вашу маму от остальных родственников. – Исайчев покрутил в руках пустую чашку, поставил её на столик, и тут же получил от собеседника вопрос:

– Ещё кофе или повременим?

– Пока повременим. Вы конфликтовали с отцом?

– У отца по отношению ко всему человечеству в обиходе было всего три глагола, – ухмыльнулся Сперанский. – Не замечать – это относилось ко всем, кто не входил в сферу его интересов, использовать – это те, с кем отец соприкасался по жизни, и любить – это по отношению к одному человеку на свете – моей матери. Он называл её Шахерезадой и всегда рядом с ней мяукал, как майский кот. Верушка, к сожалению, подпадала под глагол не замечать, а я – использовать. По поводу конфликтов? Разве можно конфликтовать с пустым местом – это я про себя… Знаете, как отец проходил в доме мимо меня, как мимо закрытой на замок двери. Закрыто? Значит, закрыто и нечего рваться. Хотя с другой стороны двери в неё ломился я, головой стучал. Когда повзрослел понял – он сам закрыл её на замок от меня. Закрыл и ключ выбросил, так-то…

– Олег Леонидович, где вы были в субботу вечером с одиннадцати тридцати до часа ночи? – этот вопрос Михаил планировал задать Сперанскому последним, но после его признания не удержался и спросил.

– Ух ты! – Олег выпрямил сутулую спину. – Я ждал, что вы об этом спросите, но не думал, что так скоро. Я, знаете ли, был пьян и в непотребном виде валялся у себя в квартире. Подтвердить этого никто не может. Жена с сыном уехали к матери по причине ненавистного отношения к алкоголю. Но я не убивал отца. Я для этого хлипок. Всегда боялся его и всегда хотел, чтобы он меня, наконец, заметил не только как рабочую силу. Персоной хотел стать в его глазах – не успел! Вот здесь, – Сперанский похлопал ладонями по подлокотникам кресла. – Я персона! У меня, как говорят, голова под банковское дело заточена, поэтому и терпят. – Он пододвинул ближе к себе оброненное с блюдечка кофейное зёрнышко и щелчком отправил его в дальний угол кабинета. – Знаете, как меня дразнил отец – «Хлип‘ок», не «Хл‘юпик», а именно «Хлип‘ок». Эть-геть.

– Что вы сейчас сказали? – не поняв последней фразы, переспросил Михаил.

– Я сказал «эть-геть» – любимая присказка отца. Если у него что-то получалось, он, пританцовывал и говорил: «эть-геть». Мы с Верой, а иногда и мама, не знали, что случилось у отца, но были уверены – раз звучит «эть-геть», стало быть, он где-то, что-то провернул и ему всё удалось.