Сергей Валяев - Порнограф

— Ничего не понимаю, — взъярился я. — Толком объясните мне, олуху!

И мне объяснили, что планета, именуемая Земля, больна. Являясь клеткой в Мировом Организме, она заражена вирусом под медицинским названием ДЕНЧ, что соответствует онкологическому заболеванию человека, когда одна из его клеток выходит из-под контроля организма. Чтобы остановить разрушительные процессы на Земле, создана экспедиция от Мирового Вспомогательного Фонда. Работа находится в начальной стадии: ведется поиск людей, способных остановить прогрессирующую болезнь.

Я весь этот веселенький, в цветочках, бред внимательно выслушал, а что мне оставалось делать; когда вокруг одни сумасшедшие, делай вид, что ты тоже из МВФ — из медицинско-ветеринарного филиала. Однако после минутного замешательства я решил, что человеку негоже бояться каких-то мифических доброжелателей:

— А где гарантии, что это не вы сами хотите нашу планету в сырьевой придаток?

— Уууааа! — плаксиво взревел желчный голос. — Братья, он из нас делает идиотов.

— Я хочу понять, — обиделся. — И потом: слишком все похоже на душевнобольные фантазии?

— Ваша быстротекущая болезнь в вас самих, — спокойно объяснил велеречивый голос. — Вы, проживающие на одной шестой части суши планеты, своим феерическим… эээ… затрудняюсь назвать этот феномен.

— Расп… йство? — догадался.

— Хм. Вот именно. Этим явлением вы поставили под угрозу существование всей жизни на Земле. И мы здесь только в качестве тех, кто способен остановить разрушительные последствия вашей хаотичной, безумной, нервнобольной деятельности.

— Допустим, все так, — сдавался я, — но зачем вам моя душа. Вы её из меня буквально выковыриваете, как изюм из булочки?.. Сомнительными угрозами. И это меня смущает.

— Спасение в вас самих: вы отдаете нам свои души, а мы помогаем, иначе вынуждены будем принять меры по уничтожению всей злокачественной клетки.

— Крепко-крепко, — сказал я. — А вы знаете, братья, что такое человек без души?

— Или труп, или ничто. На данный период развития человечества ничто составляет 26, 66 %.

— Многовато чего-то, — покачал головой. — Не ошибаетесь, господа?

— Мы никогда не ошибаемся в том, что касается цифр, но с человеком, несколько расстроенно проговорил интеллигентный голос. — Человек для нас пока остается непредсказуемым. Жить во вред себе?.. Ненавидеть себе подобных?.. Уничтожать себе подобных?

— Человек прост как обезьяна! Пожрать да нагадить там, где пожрал, нервничал я. — Боюсь, что ваша миссия будет неудачна.

— Но есть же вы, — раздался хитроватый голос. — Есть вы. Вас мало, но вы способны…

— Нет! — вскричал я. — Вы хотите, чтобы я был ничто?! Почему я должен жертвовать во имя очередной безумной идеи?.. Надеюсь, знаете нашу многократно операбельную историю?.. Миллионы, миллионы, миллионы жертвовали собой?.. Во имя чего?.. Что мы имеем? Пустоту, такую же, как и у вас здесь!

— А ради дочери? — спросил велеречивый голос. — Неужели ради будущего своей дочери?

— А вот это удар ниже пояса! — завопил нечеловеческим голосом. — Дряни вы галактические! Шантажисты! Это мы тоже проходили: ради ваших детей, ради ваших детей!.. Да, я ради нее, краснобаи вы небесные!.. — Был зол и вне себя: разве можно так поступать — мелко, гадко, корыстно; а ещё из высших, утверждают, сфер?

— Значит, вы не хотите? — с угрозой поинтересовался интеллигентный голос, он же хитроватый, он же желчный, он же велеречивый.

— Нет! — завизжал, пытаясь вырваться из кресла. Тщетно, невидимые путы держали меня. — То есть мне надо подумать! — Бился в истерике. — Что, рожи лукавые, силой хотите душу взять! Не сметь! — Однако какая-то невидимая сила, раздирая грудь, проникла в мой сопротивляющийся организм. Я беспомощно корчился на костыледерном кресле и прощался с самим собой. И казалось, спасения нет, как вдруг мои непотребные вопли превратились в осмысленные, молитвенные слова. — «Да будет мир и любовь между всеми, и да будет бессильны козни врагов, внутренних и внешних, злых сеятелей плевел на ниве Твой!»… — и, слыша торжествующий собственный голос, увидел облачную субстанцию, летящую с невероятной скоростью (скорость света?) по мглистому, пульсирующему туннелю… прочь… прочь от опасной пустоты… И то, что мчалось со скоростью света, очевидно, было мною. Потому, что уж больно оно забористо материлось. — …!..……!..

… Кто-то ужасно матерился последними словами и хлесткими оплеухами оздоровлял меня. Что за чертовщина? Матовый и мокрый мир качался перед больными глазами. Разлепив веки, понял, качается лампочкой родное солнышко, сам я валюсь на бережку очередной речушки Вонючки с фекальными проплешинами, и Сосо Мамиашвили поливает бездыханного товарища из ведерка, будто садовый участок.

— Эй, свинтился совсем, что ли? — отплевывался я. — В чем дело, генацвале?

— Слава Богу, — вскричал тот. — Я думал: п… ц!

— К-к-кому?

— Тебе, идиот!.. Тебе!

По его уверениям, я брыкнулся в беспамятство мгновенно, как только заглотил пилюли и коньячок. Через четверть часа начал покрываться веселеньким синюшным цветом трупа, а ещё через несколько минут — забился, хрипя, в конвульсиях. Пришлось тормозить авто и обновлять Вано живой водицей.

— Уф, — сказал я, оглядываясь по сторонам: природа млела под куполом небесного храма. — Хорошо жить на свете, господа, — пошатываясь, вставал на ноги. — Чтобы все так жили, как я летал, блядь.

— А где летал-то, диво лопухинское?

Что мог ответить на этот вопрос. Было ощущение, что я был мертвым. До полета. Я жил мертвым долгое время. И только сейчас начинаю просыпаться. И таких, как я, миллионы. И миллионы. Мы жили во мраке, но теперь, очнувшись от гнетущего кошмарного сна, выходим на улицы, чтобы зажечь лампы на столбах. И когда это случится, куски нашей славы будут парить во всепрощающем ярком свете, и тогда жизнь наша…

Однако для этого нам, живым и мертвым, надо научиться хотя бы не предавать самих себя; о родине уж умолчу.

Я доплелся до машины, и мы продолжили наш путь в обновленном мире. Новом для меня. Чувствовал, что ещё немного усилий, ещё чуть-чуть и я воочию увижу действия потайных механизмов, с помощью которых поддерживается ход высшей власти. Нужна лишь самая малость. Чудное видение. Толчок для того, чтобы сложить гармоничный и красивый узор из мозаики последних событий, снов и полетов в запредельные миры.

И это случилось! Должно было совершиться — и свершилось. По скоростной трассе наше «Шевроле» приближалось к МКАД, закладывающей наверху огромный эллипсоидный вираж, по которому селевым потоком тек транспорт. Запрокинув голову, я истомлено смотрел на небесное поле и ни о чем, каюсь, не думал. И вдруг — на чистенькой вылинявшей страничке неба нарисовались крупные буквы, сложившиеся в лозунг прошлого. Хотя этого я не понял сразу, и поэтому заорал дурным голосом, требуя остановить машину. Боевой друг ударил по тормозам и побелел, точно бумага, вырешив, что переехал группу вьетнамских товарищей, ударно подрабатывающих на местных картофельных полях.