Сергей Валяев - Скорпион

Убедившись, что произошла ошибка, я шаркнул ногой и посчитал нужным заметить:

— Хотя ты и в феске и певун известный, но совет мой добрый: носи бирочку с Ф.И.О. Понятно, козел? Тогда не будет никаких недоразумений, уверяю, — и поспешил покинуть неприятное общество того, кто своими высокохудожественными устремлениями раздвигал не только сценические горизонты российской песни, но и послушные попки своих слушателей.

С легким скандалом меня запустили в зал с позолоченной геральдикой и тяжелым пурпурным бархатом. Из оркестровой ямы доносились, прошу прощения, чарующие звуки. На сцене уже происходило балетное действо — происходило по своим странным искаженным законам. В слабом свете и в десятом ряду я обнаружил своих милых спутниц. Пройдя по ногам восторженных зрителей, плюхнулся в плюшевое кресло. Марина покосилась и сдержанно улыбнулась, радуясь, очевидно, тому, что я не свалился в оркестровую яму.

Что сказать про балет? Больше всех мне понравился танец маленьких лебедей и то, что я имел возможность осмотреть зал. У многих лица были, как маски, и у меня возникло впечатление, что нахожусь среди манекенов. Естественно, тот, кого я искал, отсутствовал, видимо, по причине уважительной — или спешно улетал из страны, или лежал на мусорной куче.

— Не понравилось, Саша, — спросила Марина во время антракта. Инициатива-то твоя, по какой причине? — смотрела хитро.

— Хотел сделать приятное, — и хотел поцеловать ручку.

— Не ври, — ударила по затылку. — Признавайся нам во всем, или мы с тобой не дружим, да, Дина?

— Да, — ответила та с незаметным акцентом и улыбаясь мне, как Гретхен рыцарю в железных доспехах.

— Признаюсь во всем, — согласился я. — Но прежде выйдем на свежий воздух.

Когда мы втроем сели в автомобиль, Марина потребовала от меня обещанного признания, кто я есть на самом деле? По утверждению девушки, образ затюканного страхового агента никак не складывался в её глазах.

— Да, Дина?

— Да, — отвечала та. — Алекс, вы не страховой агент — вы агент КГБ или как это у вас сейчас называется?

— Нет, страховой агент, — валял ваньку. — И мой образ очень даже складывается.

— Саша, меня тоже учат профессии, — объяснилась Марина. — Ты такой страховой агент, как я топ-модель.

— Жаль, что ты не она, хотя вполне…

— Прекрати, — потребовала. — Как я понимаю, у папы неприятности. И очень большие неприятности.

— Сейчас жизнь такая, неприятная, — передернул плечами. — Марина, лучше будет, если каждый из нас…

— О, прошу меня извинить, — выступила мадам Штайн. — Но я пожалуй, пойду.

— Нет-нет, мы Диночку не отпускаем, — заволновалась Марина.

Короче говоря, мы договорились, что чужеземная любительница нашей «клубнички» приглашается на поздний прощальный ужин при свечах у бабульки Василисы Павлиновны, поскольку она, Дина Штайн, разумеется, завтра убывает на родину.

— И зачем нам этот мопсик, — не выдержал я, когда дама покинула автомобиль. — Нам и так хорошо, вдвоем?

— Она хорошая, — отвечала Марина. — А ты противный и невоспитанный.

— Почему?

— Не умеешь скрывать своих чувств.

— Я не умею? — возмутился. — Еще как умею.

— Не умеешь. Когда я сказала про ужин при свечах… втроем. Тебя, беднягу, перекосило как калитку.

— Какую такую калитку, черт побери! Я же говорю…

Девушка прервала мои вопли — прервала поцелуем, неожиданным и бесконечным. Я попытался оказать посильное сопротивление, увы, сражаться с подобными бесподобными фуксиями могу только в постели и то с их добровольного согласия.

Словом, menhanter потерпел полное фиаско. В том смысле, что поведал настырной будущей журналисточке о нелегких проблемах, задевающих служебные интересы господина Фиалко, которые я, якобы сотрудник ФСБ, обязан защищать. Само собой разумеется, рассказал в том информационном объеме, который посчитал минимальным для компенсации чужого любопытства.

— Значит, мы для начала ищем субъекта неверной половой ориентации? улыбнулась Марина.

— Мы? — хмыкнул от такого нахальства.

— Я тоже хочу вести расследование, свое.

— Марина!

— И я могу тебе помочь.

— Как?

Все оказалось просто — знаменитый журналист Гостюшин, который вел «поток» в МГУ, занимался именно этой проблемой. И даже опубликовал несколько материалов под общим названием «Голубые ели…».

И пока Марина по телефону договорилась с ним о срочной вечерней встречи, я купил бутылку родной, чтобы разговор на малоприятную тему не слишком испортил нам всем настроение.

Проживал действующий журналист в центре, в Козихинском переулке. Дом был старо-московский, добротный, с парадной лестницей и лязгающим современным лифтом.

Дверь открыла девочка лет двенадцати с ангельским выражением на миловидном личике. В её руках пушился кот, на хвосте которого был повязан праздничный бант цвета утренней зари.

— Издевается над животным наша Леночка, — из кухни выходил человек в мятых джинсах и клетчатой рубахе. Лицо его было худощавым и утомленным. Именно такие лица встречаются у журналюг, коим больше всех надо и кто живет сердцем. — Привет, Маринка, — пожал ей руку. И представился мне. Анатолий.

— Па, — влезла под его руку Леночка. — А можно я Мурзика покупаю?

— Брысь, — сказал журналист и пригласил нас в свой кабинетик, находящийся в каморке, где в достопамятные хлебные годы жила прислуга.

Кабинет был забит книгами, газетами и прочей макулатурой. На стенах висели грамоты, фотографии и плакаты. На продавленной кушетке белели исписанные листы. Журналист принялся их собирать, как полевод картофель. На столе мглел экран компьютера. В окне я заметил далекую кремлевскую башню с тлеющей рубиновой звездой.

— Как бы звезды не стали голубыми, — заметил я, опускаясь на кушетку.

— Не должны, больно мужланистая жизнь наша, — улыбнулся Гостюшин и крикнул в щель двери. — Наташенька, щелкни огурчиков дачных, — и посчитал нужным сообщить. — Вот дачку ладим. Ладим-ладим и все не сладим, а огурчики отменные…

— Папа, — раздался пронзительный голос Леночки из дальней комнаты. Анька у меня Мурзика… Мурзик мой! А-а-а!

— Анька, это моя старшая, — крякнул журналист. — Минуточку. — И вышел вон.

Я и Марина переглянулись: кажется, мы не вовремя? Живут люди счастливо, живут своими заботами, а мы им мешаем. Неожиданно в кухне грохнула посуда. Было такое впечатление, что для кота решили срочно пожарить свежемороженую треску.

— Это Наташа, жена, щелкает огурчики, — посчитала нужным объяснить моя спутница. Наверное, чтобы я не волновался понапрасну?

В конце концов домашние хлопоты в семействе Гостюшиных на время прекратились. Девочки отправились стирать Мурзика, полненькая, уютненькая, правда, чуть встревоженная непрошеными гостями жена метнула блюдо с закуской, и мы наконец стали соображать на троих.