Лора Олеева - На выдохе сна

– Ладно, давайте я тоже что-нибудь порежу. Что я, как дурак, без дела сижу.

Саша кивнула.

– Вон там в пакете лук и зелень. Если вы их помоете и порежете, вы меня бесконечно обяжете.

Некоторое время они в тишине резали и ссыпали овощи в большую миску. Наконец, Глеб сменил гнев на милость.

– Ладно, Саша, погорячился я. Ты извини. И давай, что ли, на «ты». Чего уж там.

Саша кивнула, соглашаясь. Когда Алексей спустился вниз, в кухне уже царила атмосфера мира.

На улице чуть-чуть распогодилось, и дождь на время затих. Решили перенести еду в беседку и расположиться там. Александра думала было уклониться от совместного поглощения обеда и потихоньку скрыться, но Алексей этому воспротивился.

– Ну уж нет. Хотели вместе пообедать, а ты сбежать собралась. Дудки, так не пойдет. Обещала – и точка.

– Давай с нами, Саша, – неожиданно поддержал друга Глеб.

Саше не оставалось ничего другого, кроме как согласиться.

За обедом друзья вспоминали общих знакомых, Алексей рассказывал Глебу последние новости: кто с кем сошелся, расстался, поступил на работу, уволился, женился, спился, зашился или повесился. Александра удивлялась в душе многообразию и сложности жизненных перипетий их знакомых, однако от комментариев воздерживалась и вопросов не задавала.

Она начала догадываться о причине негативного отношения к ней Глеба. Возможно, это была обида на всех женщин вообще. Как догадалась Саша, супруга Глеба изменила ему во время долгой отлучки мужа и потом вышла замуж за своего любовника. По крайней мере, такие выводы сделала Саша из различных намеков и обмолвок Глеба и Алексея.

Глеб, морщась, выслушал рассказ Алексея, как тот столкнулся с его бывшей женой, и попросил не упоминать ее имени. К этому он присовокупил такие резкие выражения, что морщиться пришлось Алексею. Он покосился на Александру, но та сделала индифферентное лицо.

После нескольких рюмок беседа оживилась, и как любая беседа русских людей, перешла чисто в плоскость жизненной философии. Саша пропустила начало беседы, бегая в кухню за горячим, а когда она вернулась, спор был уже в самом разгаре. Говорил Глеб.

– …Да если бы, брат! Проблема как раз в том, что нормальных, хороших людей мало. Большинство по жизни уроды. Вот, например, у нас на работе. Очень характерный пример. Наверх поднимаются в нашем корпусе четыре лифта. Три от одной кнопки приезжают, и есть еще один, грузовой, больше по размеру. У него отдельная кнопка. Лифты быстро приезжают, ну секунд пять, десять, максимум полминуты, может, подождать. Я грузовой никогда не вызываю и кнопку не включаю. Почему? Да потому что на этом лифте уборщицы с тележками ездят, грузы возят, вообще, люди могут поехать с чем-нибудь объемным, женщина с коляской, наконец. А большинство, как пришло, так сразу на все кнопки – бац – лупить со всей дури. Пускай, дескать, ко мне, любимому, все лифты едут, как на пожар. А вдруг один их них на секунду быстрее другого приедет. Я ж тогда свою жопу на секунду раньше вверх в офис вознесу и в социальных сетях на секунду подольше позависаю. А то, что кому-то может именно этот лифт понадобиться, и в голову не берет. Не говоря уж о том, что лифт зря гоняется по этажам, энергия расходуется. Мне ж на это наплевать, когда о моей жопе речь идет. Вот я и говорю, что в большинстве своем вокруг один сплошной биомусор.

– Это ты погорячился, не все же. Ты, брат, с выводами торопишься. К тому же, не может же быть человек во всем идеален. Может, он и не подумал, что это нехорошо – лифт без пользы гонять. Может, и не догадывается об этом.

– Да, конечно, когда он на улице кого-то подрезал или без очереди со второго ряда влез, он тоже не подумал, что этим такое вот, блин, малюю-ю-юсенькое неудобство другому водителю доставляет. Так, ерунда, плевать на других, зато он влезет без очереди и опять же свою жопу быстрее до офиса домчит. Или до миски с борщом быстрее доедет. Твари конченые.

– Ты прав, конечно, такой человек поступает по-хамски. Но нельзя же на основании этого делать вывод, что этот человек уже полностью тварь и отморозок.

– Да тварь он и отморозок, и быдло к тому же. Он что, думаешь, приехав домой, Бодлера в подлиннике читать будет или лекарство от рака изобретать?

– Ну, этого я не знаю. А вдруг?

– Да вряд ли. Быдло – оно и во всем быдло.

– Послушай, а вот такая ситуация. Подрезал тебя этот человек. Урод, да?

– Урод.

– Ладно, я тоже за подрезание готов в морду дать. Хорошо, предположим другое. Вот выбросил человек мусор из машины. Неправ?

– Да просто быдло.

– Предположим. Но потом ты пришел в поликлинику, а этот человек тебя вылечил. Или что-то другое хорошее для тебя сделал. Как ты тогда его оценивать будешь?

– Не знаю, за помощь и спасение спасибо скажу, а за мусор выскажу. А если подрежет, опять же в морду.

– Хорошо. Предположим, другой и вежливый такой, и мусор в урну бросает, и весь из себя такой образец приличного человека. А квартирку у родственничков-то отжал. А? Как тебе такой типаж?

– Да что ты мне все примеры разные даешь. И этот мразь, и тот. Разницы нет. Если человек порядочен, он во всем порядочен. Он изначально об окружающих думает, а не только о своей жопе. Он тогда и мусор не бросит, чтобы другие в его говне не стояли, и на дороге не подрежет хамски, и уж тем более не будет квартирку отжимать.

– Хорошо, допустим. А ты сам всегда во всем идеален? Всегда был аккуратен, никому не хамил, не подрезал, пусть случайно, просто пропустил поворот и надо повернуть?

– Да что ты мне пургу гонишь! Всегда понятно, ошибся человек или лезет нагло.

– Ладно, хорошо, бог с ним, с подрезанием. А ты всегда был вежлив с родителями, не малодушничал, всегда помогал слабому, бился за несправедливость, в общем, всегда был самый-самый?

Глеб некоторое время молчал.

– Ты прав, я тоже был свиньей, и не раз. Родителям хамил, девушек динамил и вообще…

– Вот! Так и другие так же. Кто-то больший подлец, кто-то меньший, но все мы не идельны. Все иногда что-то неправильно делаем.

– Ну ты сравнил! То есть и этот ребенка изнасиловал – подлец, и другой мусор бросил – тоже подлец. Одинаково, что ли?

– Конечно, нет. Но это полюсы. В обычной жизни мы все грешим примерно одинаково. Так, хамнул пару раз. Или на дороге, или жене, или продавщице в магазине.

– Да не должен нормальный человек никому хамить! Ни жене, ни продавщице, ни соседу в пробке. Поэтому он и зовется порядочным.

– Да где же граница? Вот ты Саше дверь не открыл, когда она выходила из дома.

– Да, блин, это я сплоховал.

– Да ты никому ее, небось, не открываешь. Так что ж, тебя тоже в подлецы записать?

– Слушай, я уже сбился, о чем базар идет. Ты к чему ведешь?

– Да я к тому, что теперь как поступить-то: я открыл дверь – меня в рай, а ты не открыл – тебя в ад?